Над законом - Андрей Воронин

– Сигнализация, – передразнил Летов. – Ты слыхал когда-нибудь про научно-технический прогресс? Я сам тебе за полчаса такую схемку спаяю, что ни одна сигнализация не поможет.

Сорокин истово закивал головой, полностью соглашаясь с Игорем Николаевичем.

– Ну ладно, – продолжал Летов, – черт с ним.

Но ты хоть уверен?

– Не боись, профессор, – сказал Савельич, – у меня как в аптеке, комар носа не подточит. Контрольный выстрел, и вообще все как положено. Накинуть бы надо. Хоть тысчонку, а?

– Пятьсот, – отрезал Игорь Николаевич, – и ни цента сверху. И хватит трепаться по телефону – не ровен час, и вправду подслушают.

– Золотые ваши слова, – сказал Сорокин в трубку, отобрав ее у Савельича. – Как там ваш аппаратик, действует?

– Кто это? – встревожился Летов.

– Сорокин вас беспокоит, – радостно представился полковник. – Вы меня должны помнить. Я тот самый милицейский полковник, который вам так надоел. Может, встретимся, магнитофончик послушаем? Приезжайте, Игорь Николаевич. Сюда ехать не стоит, мы сейчас с Савельичем уходим, так что вы уж прямо ко мне на службу, идет?

– Какая же ты мразь, полковник, – медленно сказал Летов. – Все-таки достал ты меня... Только и я тебя достал. Ты ведь знаешь, о ком мы сейчас говорили, правда?

– А как же, – весело сказал Сорокин, – знаю.

Передать ему трубочку?

– Сволочь, – сказал Летов и бросил трубку.

– Нервы, – объяснил Сорокин Иллариону.

Савельич заискивающе хихикнул.

– А ты, стукач, помалкивай, – осадил его полковник и вынул из кармана рацию. – Седьмой вызывает третьего. Третий, я седьмой, прием.

– Третий на связи, – прохрипела рация.

– Степанов, начинай. Как понял? Прием.

– Вас понял, начинаю.

Сорокин дал отбой и повернулся к Иллариону.

– Ну, вот и все, капитан. Можешь считать себя демобилизованным. Я знаю, ты на меня зол, но все равно спасибо.

– Не за что, – сказал Илларион, соскакивая с подоконника. – А именные часы мне не полагаются?

Сорокин вздохнул.

– Я, конечно, могу походатайствовать, – сказал он, – но тогда их тебе вручат в тюрьме.

– Сед дура, дура лекс, – отреагировал на это Забродов.

– Какая еще дура? – не понял Сорокин. – Кто дура?

– Закон суров, но справедлив, – перевел Илларион. – Не надо мне твоих часов. Вон, Савельичу вручи, а то вы его совсем обчистили.

– Как есть, – подтвердил Савельич, – до нитки.

– Ничего, – утешил его Сорокин, – ты теперь на полном государственном обеспечении. Ну, ты готов, киллер домотканый? Пошли, нас люди ждут.

Он подошел к Иллариону и протянул руку.

– Попрощаемся, капитан?

После некоторого колебания Илларион взял протянутую ладонь полковника и крепко пожал.

– Будь здоров, полковник, – сказал он и вышел из квартиры.

Сорокин послушал, как чмокнул замок и простучали вниз по лестнице уверенные шаги, вздохнул и повернулся к Савельичу.

– Пошли, – повторил он. – Руки давай, браслеты надену...

Придя домой, Илларион наконец стащил с себя надоевший бронежилет и небрежно затолкал его в стенной шкаф. На столе все еще стояла начатая бутылка коньяку – полковники все-таки забыли ее вчера, находясь в расстроенных чувствах.

Ничего, решил Илларион, такие расстройства время от времени даже полезны. Гвозди бы делать из этих людей... Он взял в руки рюмку, задумчиво посмотрел на нее, снова поставил на стол и сходил на кухню за стаканом.

– К черту, – сказал он, до половины наполняя стакан коньяком, – я сегодня заработал.

Он опрокинул стакан и немного подышал ртом, прислушиваясь к своим ощущениям. Коньяк был хорош, но почему-то не оказывал обычного воздействия.

Привычно пропутешествовав вдоль книжных полок, Илларион решил, что читать сегодня не станет, – впервые за много лет у него было не то настроение.

Хотелось просто посидеть перед телевизором, бездумно глядя в экран и лениво покуривая. Было бы неплохо, решил он, посмотреть какой-нибудь боевик с автомобильной погоней – тогда мельтешащие на экране кадры, возможно, наложились бы на засевшую в мозгу картину того, как он гонит 'опель' по заполненному людьми тротуару, заслонили бы ее и, уйдя с экрана, утащили бы ее за собой.

Он упал в кресло напротив недавно приобретенного по совету Мещерякова телевизора и нажатием кнопки на пульте добился того, что на экране пошел горизонтальный черно-белый снег. Видимо, передавали репортаж о ночной пурге где-нибудь за Полярным кругом. Переключая каналы, Илларион убедился в том, что по всем программам идет та же передача.

– Это еще что такое? – спросил он у телевизора, но тот лишь монотонно шипел.

Кряхтя и поминая Мещерякова с его советами недобрым словом, Илларион встал и обошел забастовавший аппарат с тыла. Антенный штекер плотно сидел в гнезде.

– Вот незадача, – вздохнул Илларион, живо представив себе всю цепь дальнейших действий: исследование кабеля до дверей и дальше – возможно, до самой крыши, где, скорее всего, обнаружится сбитая малолетними варварами антенна или еще какая-нибудь дрянь в этом же роде. Проще было вызвать телемастера, но Илларион решил сначала все-таки взглянуть на все сам. В конце концов, торопиться ему было некуда, голову загружать совершенно не хотелось, а это была работа для рук, что бы там ни говорили ушлые молодцы из телеателье.

Забродов закурил и направился в прихожую. Карман брюк что-то тяжело оттягивало, и он, спохватившись, выложил оттуда револьвер, напомнив себе, что оружие надо непременно вычистить прямо сегодня, – сам не зная почему, Илларион до смерти не любил эту простенькую операцию. Открыв дверь, он поднял глаза и увидел то, что ожидал увидеть – чердачный люк был нараспашку, из черного квадрата воняло птичьим пометом и слышалось басовитое воркование и возня голубей, испокон веков гнездившихся под крышей.

– Вот обормоты, – сказал Илларион, проверил в кармане ключи, захлопнул дверь и полез на чердак. Возвращаться за фонарем он не стал – темнота на чердаке казалась непроницаемой только снизу, на самом же деле через заросшие пыльной паутиной слуховые окна проникало вполне достаточно света, чтобы не переломать ноги о стропила и балки по дороге к люку, который вел на крышу.

Он уже по пояс скрылся в люке и занес ногу на следующую ступеньку, когда снизу его кто-то окликнул.

– Простите, – вежливо сказал негромкий интеллигентный голос, показавшийся Иллариону знакомым и, более того, слышанным совсем недавно, – я ищу Иллариона Забродова. Вы не подскажете, в какой квартире он живет?

Голос был положительно знаком Иллариону, хотя он, как ни старался, ни в какую не мог припомнить, кому этот голос принадлежит. Забродов изогнулся, заглядывая в проем люка, но то, что он увидел, ничуть не развеяло его недоумения: стоявший на лестничной площадке мужчина лет сорока с небольшим был ему совершенно незнаком. Обладающий прекрасной памятью на лица Илларион мог бы поклясться, что видит его впервые в жизни. Кто-нибудь из домоуправления? Это было сомнительно, поскольку вид визитер имел вполне респектабельный, хотя и несколько встрепанный, словно его сильно помяли в транспорте, а лицо его никак не могло быть лицом управдома – слишком много живого ума светилось в его тонких чертах и слишком мало было в нем от фельдфебеля. Такого управдома бойкие московские старушки за полчаса обглодали бы до костей, совершенно при этом не напрягаясь.

Тогда кто это?

– Я Забродов, – сказал Илларион. – С кем имею честь?

– Меня просили вам кое-что передать, – сказал незнакомец, не вполне вежливо пропустив мимо ушей вопрос Иллариона и засовывая руку в карман своего модного плаща.

– Подождите, я сейчас спущусь, – сказал Илларион.

– О, не стоит беспокоиться, – запротестовал незнакомец и вынул из кармана тупоносый пистолет. – Я прекрасно справлюсь и так.

– О, черт, – сказал Забродов, одним движением забрасывая ноги на чердак. Он как-то сразу вспомнил, где совсем недавно слышал этот голос, – это было на квартире у Савельича, и голос доносился из динамика сорокинского магнитофона.

Внизу хлестко ударил выстрел, по этажам покатилось гулкое эхо, и выброшенная отсекателем гильза со звоном запрыгала по кафельному полу. Бок обожгло мгновенной болью, но Илларион успел убраться с линии огня прежде, чем снизу прозвучал второй выстрел. В шиферной крыше у него над головой вдруг возникло круглое отверстие. Третья пуля пробила закрытую створку люка у Иллариона под ногами и с треском влепилась в стропило, подняв облачко едкой пыли и отколов длинную острую щепку, которая оцарапала Иллариону ухо.

– Ах ты, сволочь, – сказал Илларион и пощупал бок. Крови было много, куртка промокла насквозь и неприятно липла к телу, но пуля, похоже, прошла по касательной, лишь слегка задев ребро.

До конца разобраться со своими увечьями ему не дал визитер. Илларион услышал, как тот с неожиданной легкостью прямо-таки взбегает по отвесной железной лестнице, словно чертов распроклятый орангутанг, и приготовился встретить гостя у люка, но гость оказался далеко не глуп: вместе с головой над краем люка показалась его рука, сжимавшая пистолет, и Илларион едва успел нырнуть за массивную кирпичную трубу вентиляционной шахты.