Смерть и жизнь больших американских городов - Джейн Джекобс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Процесс, который я описала, происходит в любой данный промежуток времени лишь на небольших участках, поскольку возможен только вследствие выдающегося успеха. Однако разрушительное действие этого процесса более обширно и серьёзно, чем можно было бы предположить, глядя на его географический масштаб в каждый фиксированный момент. Уже само то, что этот процесс идёт в зонах выдающегося успеха, мешает нашим городам творить что-либо на основе такого успеха. Слишком часто он оборачивается упадком.
Мало того — сам характер упадка, идущего следом за выдающимся успехом, делает этот процесс вдвойне вредным для больших городов. Одновременно с тем, как новое строительство и слепое дублирование способов использования уничтожают взаимоподдержку на одной территории, они фактически лишают другие территории того, что на них увеличило бы разнообразие и усилило бы взаимоподдержку.
По некоторым причинам банки, страховые компании и престижные офисы — как правило, самые прожорливые двойные разрушители, действующие описанным образом. Если взглянуть на скопления банков или страховых компаний, очень часто можно увидеть места, откуда было вытеснено успешное разнообразие, где был выровнен «пригорок» жизненной энергии. Очень часто можно увидеть места, которые либо уже стали отжившими, либо идут к этому. Я думаю, что это любопытное обстоятельство имеет две причины. Во-первых, подобные учреждения консервативны. Консерватизм в отношении выбора места в большом городе означает инвестирование туда, где успех — уже установленный факт. Требовать, чтобы эти люди видели, что инвестирование иной раз губит успех, значит требовать слишком многого от тех, кто выше всего ценит уже достигнутое и в кого новые места, обладающие потенциалом успеха, зачастую вселяют замешательство и неуверенность, потому что они не понимают, чем объясняется успех одних мест и неуспех других. Во-вторых, такие учреждения располагают деньгами и благодаря этому способны вытеснить большую часть конкурентов в борьбе за пространство. Таким образом, банки и страховые компании, а также престижные офисы, которым банки и страховые компании охотно дают взаймы, наиболее эффективно соединяют в себе желание и возможность поселиться на «пригорке». Близость друг к другу им, конечно, в определённой мере полезна, как и многим другим городским предприятиям. Но это не возмещает вреда от методичного и масштабного вытеснения столь мощными учреждениями успешных проявлений городского разнообразия. Как только на данном участке из-за избыточного дублирования определённых деловых способов использования (за счёт чего-то другого) начинается стагнация, наиболее процветающие фирмы охотно покидают старое гнездо, утратившее былую привлекательность.
Было бы неправильно, однако, чересчур фиксировать внимание на отдельных «вредителях» из числа многообразных городских способов использования, пусть даже и на выдающихся «вредителях». Многие другие оказывают ровно такое же экономическое давление и одерживают ровно такие же пирровы победы.
Плодотворнее будет, мне кажется, взглянуть на все это как на проблему функционирования городов как таковых.
Во-первых, мы должны понять, что саморазрушение разнообразия обусловлено успехом, а не неудачей.
Во-вторых, мы должны понять, что этот процесс является продолжением тех же экономических процессов, которые привели к успеху и были необходимы для него. Разнообразие растёт на той или иной городской территории благодаря её экономическим возможностям и экономической привлекательности. В процессе роста разнообразия часть конкурентов за пространство вытесняется. Любое городское разнообразие растёт, по крайней мере отчасти, за счёт чего-то другого. В период роста даже некоторые уникальные для данного участка способы использования могут вытесняться, поскольку приносят слишком низкую экономическую отдачу на единицу площади. Мы справедливо считаем такие явления здоровыми, когда «уникальные» способы использования — это свалки утиля, стоянки подержанных машин или заброшенные здания. В период роста немалая часть нового разнообразия возникает не только за счёт чего-то «уникального», но малоценного, но и за счёт существующих продуктов дублирования. Увеличение разнообразия сопровождается уменьшением одинаковости. Экономическая борьба за пространство приводит к общему росту разнообразия.
Но в какой-то момент оказывается, что разнообразие выросло так сильно, что прибавление нового разнообразия возможно большей частью лишь в конкурентной борьбе с уже существующим разнообразием. Одинаковость уменьшается незначительно или совсем не уменьшается. Это означает, что активность и разнообразие на данном участке достигли пика. Если прибавляется что-то действительно новое (как, например, первый банк на упомянутом перекрёстке в Филадельфии), то общей потери разнообразия пока что не происходит.
Перед нами процесс, который поначалу является здоровым, но затем, не поменяв характера в критический момент, становится вредоносным. Приходит на ум аналогия с нарушенной обратной связью.
Понятие электронной обратной связи приобрело известность благодаря развитию компьютеров и автоматики: там один из конечных продуктов, возникающих в результате машинной операции или серии операций, — это сигнал, определяющий следующую операцию. Сходный процесс обратной связи, осуществляемый не электронным, а химическим путём, управляет, как недавно установили учёные, поведением некоторых клеток. New York Times объясняет это вот как:
Присутствие конечного продукта в клеточном веществе заставляет механизм, вырабатывающий конечный продукт, замедлить или прекратить работу. Этот вид клеточного поведения доктор Поттер назвал «умным». А вот клетка, которая изменилась или мутировала, ведёт себя как «идиот», продолжая без регулировки, вызываемой обратной связью, вырабатывать вещества, которые ей совсем не нужны.
Последняя фраза, мне кажется, хорошо описывает поведение городских территорий, где успешное разнообразие разрушает себя.
Напрашивается сравнение некоторых успешных городских районов, при всем присущем им сложном и необычайном экономическом и социальном порядке, с клетками, имеющими подобный изъян. Творя успех в больших городах, мы, люди, творим чудеса, но пренебрегаем обратной связью. Как нам исправить это упущение?
Я не думаю, что мы можем обеспечить наши города эквивалентом подлинной системы обратной связи, действующей автоматически и без сбоев. Но даже несовершенные её заменители позволят нам добиться многого.
Задача состоит в том, чтобы пресекать избыточное дублирование на одних участках и направлять эти способы использования в другие места, где они не вызовут избыточного дублирования, а обеспечат здоровое приращение. Эти «другие места» могут находиться на отдалении, а могут — совсем рядом. Но в любом случае их нельзя выбирать произвольно. Это непременно должны быть места, где данный способ использования получит отличную возможность добиться прочного успеха — лучшую возможность, чем на участке, обречённом на саморазрушение.
Диверсификации такого рода, я полагаю, можно добиваться комбинацией трёх мер. Эти меры таковы: диверсифицирующее зонирование; неизменность расположения общественных зданий; отвлекающая конкуренция. Я коротко остановлюсь на каждой из них.
Диверсифицирующее зонирование коренным образом отличается от обычного зонирования, целью которого является однородность, но, как всякое зонирование, оно носит запретительный характер. Одна из форм диверсифицирующего зонирования уже применяется в некоторых городских районах: запрет на разрушение исторически значимых зданий. Уже отличающиеся от своего окружения, они благодаря зонированию и дальше будут от него отличаться. Этот же принцип в несколько изменённом виде лежал в основе предложения, выдвинутого общественными группами Гринвич-Виллиджа для своего района и принятого городскими властями в 1959 году. На некоторых улицах предел высоты для новых зданий был резко уменьшен. На большинстве этих улиц многие дома превышали обновлённый предел, что не свидетельствует об алогизме введённых ограничений, а ровно наоборот: их цель — воспрепятствовать дальнейшей замене невысоких зданий избыточными дубликатами более дорогих многоэтажных домов. Здесь тоже зонирование было применено для борьбы с однообразием (или фактически для поощрения разнообразия), хоть и в весьма ограниченном варианте и на сравнительно немногих улицах.
Целью диверсифицирующего зонирования не должно быть замораживание существующих условий и способов использования. Это было бы смерти подобно. Цель — обеспечить, чтобы происходящие изменения или замены не были в подавляющем числе случаев одними и теми же. Для многих мест отсюда вытекают ограничения на слишком быструю замену слишком многих зданий. Я считаю, что специфическая схема диверсифицирующего зонирования (или специфическая комбинация схем), которой требует чрезвычайно успешный городской участок, должна видоизменяться в зависимости от участка и от конкретных форм саморазрушения, которые ему угрожают. В принципе, однако, зонирование, направленное непосредственно на возраст и размер зданий, представляется логически осмысленным, потому что различия в типах строений обычно отражаются на разнообразии людей и способов использования. Парк, который интенсивно застраивается по периметру дублирующими друг друга высокими офисными или жилыми зданиями, требует ограничений по высоте, особенно с юга, чем достигаются сразу две цели: обеспечить парк зимним солнцем и защитить в какой-то мере, пусть и косвенной, разнообразие окружающих парк способов использования.