Пятое время года - Ксения Михайловна Велембовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резкий звонок всю ночь молчавшего телефона лишил возможности возразить: все люди разные и каждый выбирает то, что ему больше нравится. И отлично, что лишил: иначе, пожалуй, нескончаемый монолог продлился бы до утра.
— Алло, алло! Слушаю вас! — раз сто прокричала «мужененавистница», никто не отозвался, и, разгоряченная большим количеством выпитого, она чуть было не расколошматила трубку о стену. — Твою мать! Думала, это джигит, змей подколодный, догадался поздравить девушку с Новым годом!
Закручинившись, тетенька обняла племянницу и очень ласково и печально потерлась щекой, привычно пахнущей сигаретным дымом:
— Надька говорит, она теперь одна, а я не одна? Инка в Нижнем, ты от меня смоталась. Танюх, перебирайся ко мне обратно. Без тебя, подруга, скучно до обалдения!
Долгожданное признание очень тронуло, но где гарантия, что с возвращением джигита горячо любимая племянница вновь не почувствует себя приживалкой?
— К сожалению, не получится. Понимаете, я договорилась заниматься с учениками и отказаться теперь будет неудобно. Но обещаю приезжать к вам почаще.
4
Совсем она закружилась в снежной метели, забегалась по ледяным тротуарам: зачеты, экзамены, библиотека, шесть уроков в неделю. В горле першит, голова чугунная. Сейчас бы чаю горячего и спать! Но за дверью наверняка уже поджидает Анжелка… Так и есть.
— Где ты все таскаешься? Обещала позаниматься со мной, я все жду-жду, а тебя все все нет и нет!
— Извини, так получилось. Занималась с учеником, а его бабушка ушла в магазин и пропала. Родители уехали отдыхать. Не могла же я бросить Антошку одного? Как выяснилось, бабушка поскользнулась и сломала ногу. К счастью, сумела оповестить нас о своем падении по мобиле. Мы с Антошкой схватили машину, погрузили бабушку и повезли в травмопункт, а там переломанных — тьма. Гололед.
— Если ты у своих учеников заместо скорой помощи будешь, много не заработаешь!.. Чего ты на меня так смотришь?.. Я как бы пошутила. Давай покушаем?
— Анжел, я уже сто раз повторяла: применительно к себе надо говорить «есть». Я ем, мы едим, давай поедим. И не «заместо», а «вместо».
— Хватит тебе! Прям учительница первая моя! Все так говорят! — Швыркова почему-то разозлилась — с яростью захлопнула холодильник.
— Мало ли что все говорят? А вообще, как хочешь, так и говори. В конечном счете это не мое дело. Ты сама просила.
— Да пошла ты знаешь куда!
После такого хамства оставалось только с гордым видом прошествовать к себе, не зажигая света, упасть на тахту и горько пожалеть о своем дурацком самолюбии, которое не позволило вернуться к Жеке. В отличие от эгоцентристки Швырковой, Жека сразу бы заметила, что Танюха заболела, что бедную девочку трясет, будто в лихорадке, что у нее, скорее всего, высокая температура и что ей ужасно хочется горячего чая. Жека в беде не бросит! Даже если бы у нее сейчас пил «кофэ» Али-Баба, она все равно засуетилась бы вокруг племянницы: притащила бы здоровенную кружку чая с лимоном или с малиной, аспирин, по-родственному укутала одеялом. А тут лежи и мучайся! Ни градусника, ни лекарств… Ну, ничего. Завтра последний экзамен — и она свободна как ветер! Купит подарки и уедет в Нижний на все каникулы. И никогда больше не вернется в эту чертову квартиру. Пусть Швыркову караулит кто-нибудь другой.
Еле дождавшись, когда заткнется орущий телик, отмяукают положенное Анжелкины кумиры и, расслабленная песенками про любовь, она погрузится в глубокий сон, несчастная квартирантка, у которой горло уже сковало, будто свинцовым обручем, на цыпочках пробралась на кухню.
От горячего молока с содой стало полегче. Набросив на одеяло еще и дубленку, она согрелась и, кажется, уснула… Нет, не уснула. Откинула невыносимо тяжелое, огнедышащее одеяло, выскочила в раскаленной ночной рубашке на улицу и помчалась через темный город к вокзалу. Не светилось ни одного окна, и все двери громадных, подпирающих небо зданий были заколочены досками крест накрест. Бездомная, она спотыкалась, падала и плакала. На безлюдном перроне фонари тоже не горели, а черные поезда проносились мимо…
Зимний рассвет наступает поздно. Будильник еще не звонил. Если бы не экзамен, легкий стук в дверь никогда не нарушил бы Анжелкин сон.
— Извини, пожалуйста, у тебя случайно нет аспирина? Я заболела.
Заспанная Анжелка на удивление резво подскочила и в поисках лекарства начала носиться по комнате, открывая дверцы и выдвигая ящики.
— Вот! Американский. Сразу все пройдет.
Горячий раствор штатовского порошка в самом деле воскрешал из мертвых.
Жизнь имеет обыкновение время от времени ставить подножки. Причем именно там, где их не ждешь, и именно тогда, когда ты в отличном настроении. Скажем, после сданной на пятерку занудной истории средневекового Востока. Билетов ни на сегодня, ни на завтра не оказалось, только на послезавтра, на дневной.
На улице от дыхания валил густой пар. Жаркое метро напоминало баню. В Охотном ряду двадцатиградусный мороз больно куснул за потрескавшиеся губы, пробрался под дубленку, под свитер, под майку, и планы на послезавтра подверглись корректировке…
Термометр выдал тридцать девять и две.
— Говорила я тебе, что б ты не ходила на экзамен! Надо было врача вызвать! — Анжелка повозмущалась капризным тоном, покрутилась и опять потрясла за плечо. — Слушай, мне сейчас как бы отвалить надо. Часа на три. Могу по дороге в аптеку зайти.
— Не нужно… Хотя, если тебя не очень затруднит, купи мне что-нибудь от кашля…
Вернулась крошка значительно позже и, загадочно улыбаясь, вывалила из сумки кучу лекарств.
— Чего сейчас расскажу! Классно, что ты заболела!.. Ой, дура я! Просто я в аптеке с таким парнем познакомилась! Улет!
— И что, интересно, он покупал в аптеке?
— Не то, что ты думаешь! — Анжелка, кажется, оскорбилась. — Ничего такого он там не покупал. Покупал, между прочим, аскорбинку, чтоб не болеть. И, между прочим, свидание мне завтра назначил. В пять часов. Этот молодой человек — как бы студент. Высокий, блондин, глаза голубые! Сказал, может, в театр завтра сходим.
— Разве ты завтра не летишь домой?
— Чего я там по жизни забыла? На Новый год была, и хватит.
5
Слепящие огни электрички неслись прямо навстречу! Мост качался, выскальзывали из-под ног обледеневшие ступеньки,