Величайшая в мире ложь или Никому не отдам - Теодора Игнатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты хотел сказать? — не выдерживаю первая.
Надо заканчивать эту травлю собственного я.
— Прощение попросить… — бросает будто случайно.
Воздух стал тяжёлым, пылаю в агонии. Нестеров трёт нервно лицо ладонями. Пристально смотрит, и как он это делает, вся сущность жалобно скулит. Я уже знаю, за что хочет просить прощение. И не хочу принимать… Зубы сводит от того с какой силой сжимаю челюсти. Виноватый вид рвёт меня на части. Не надо, я ждала другого исхода. Как могу держусь изо всех сил, изображаю спокойствие.
— Я не знаю с чего начать… — говорит прочистив горло.
— С каких это пор, ты стал такой нерешительный, — не могу остановиться, продолжаю язвить.
Дрожь зарождается в районе солнечного сплетения и расползается по телу.
— Только что.
Хватит, я не хочу, слишком много воды утекло, не надо поднимать проблемы юности со дна. Аукнется. Я передумала.
— Наверное пойду. Нам всё равно нечего друг другу сказать, — вскакиваю, забирая со стола сумочку. Ничего не хочу знать, трусливо бегу.
Его глаза полыхнули страхом, хватает за запястье останавливая. Вздрагиваю и замираю, уставившись на его пальцы сжимающие мою кисть. В этот момент появляется официант с заказанным кофе, застывает в нерешительности.
— Сядь пожалуйста, — просит не твёрдым голосом.
Сажусь, разрывая прикосновение. Перед каждым ставят по чашке ароматного кофе.
— Я всё это время хотел попросить прощения…
— Может не стоит вспоминать, — всё ещё пытаюсь остановить его. — Это было пять лет назад. И просить прощение уже не за что, мы оба тогда наговорили друг другу. Может стоит забыть и не трогать прошлое. И ты и я, были виноваты в том, что расстались. Оба упёртые и гордые. А кто-то ещё и по детски глуп…
Сама уже наговорила лишнего. Боже-е, пристрелите меня. Дура!
— Стоит. Может мне и не надо всё это говорить и ворошить прошлое. И ты во многом права. Может покажусь идиотом, возможно это совесть, которая мучает меня все пять лет, — торопливо говорит, будто боится, что не успеет сказать. — Прости меня, я во всём виноват. Я, один. Может тебе уже давно и не нужно это, — замолчал, переводит дыхание.
Поздно спасаться, замираю затаив дыхание.
— Я… Я спал в ту ночь с Лизкой, она не врала тебе, она сказала правду. Мне нечего было тебе доказывать, потому, что это была правда и я не мог доказать обратного. Я очень сожалею, что я это сделал и осознаю, нетрезвое состояние не оправдание. Многого тогда не понимал…
Замолкает под моим взглядом, не знаю, что сейчас он выражает, но вижу боль на лице Нестерова. Исчезло всё, пять лет, выдержка, мысли, чувства. Я на какой-то промежуток времени выпала из реальности просто. Не могу справиться с собой, раскрываю рот сказать, да не могу вымолвить и слова. Проглотив ком в горле отворачиваюсь к окну. Глаза жжёт. Дыши Алиса, дыши… Медленно выдыхаю и не стараясь даже осознать или принять, просто смотрю через дорогу. Повернулась, смотрю на него. Дима Нестеров ты такой красивый, а эти голубые, словно небо, глаза сводили с ума меня изо дня в день. Твои касания, нежных пальцев, срывали контроль над собой, губы туманили разум, а мне было всего семнадцать лет, но с годами ничего не изменилось. Мне всё так же тяжело на тебя смотреть, я не забыла, и не остыла. Но ты мой горький опыт и моё прошлое. Эта встреча нужна была, как воздух, чтобы понять, готова ли идти дальше по жизни рука об руку с мужчиной, что любит меня. А я…
Не этих слов ждала, не такого признания ожидала. Нахлынуло, скручивая внутренности. Я ненавижу тебя Дима Нестеров… Рука сама собой взметнулась, ударив звонкую пощёчину. Не оправдал ожиданий. Предательская слеза сбегает по щеке капая на стол. На его застывшем лице остался красный отпечаток от моих пальцев. Хватаю со стола сумочку и сломя голову несусь вон, пока не реву, пока дышу.
Вылетев за дверь, понимаю, поздно, тот монстр, что жил во мне тогда, ещё жив и терзает изнутри. Как говорила тогда, сорвал контроль одним касание и я взлетаю словно атомная бомба. Разворачиваюсь на каблуках и возвращаюсь. Пульс долбит по вискам, оглушая разум. Он подскакивает на встречу. С разлёту хватаю за рубашку на груди, дёргаю на себя и рычу сквозь зубы:
— Ты ублюдок! Жалкий ублюдок! Я пять лет винила себя в том, что мы расстались. В том, что я глупая не поверила тебе. В том, что я требовала доказательств твоей невиновности. В том, что не доверяла тебе. А ты ублюдок спал с ней и поэтому не стал ничего доказывать! Я все пять лет была уверена, что ты меня любил и не изменял мне! — перешла на крик.
Бью наотмашь по лицу, что есть сил, раздирая кожу на щеке внушительным кольцом.
— Пять лет я была уверена! Пять лет я себя винила! А ты жалкий ублюдок… — срывается голос.
Толкаю его в грудь обеими руками тяжело дыша. Пячусь задом, осознаю сказанное, сделанное. Развернувшись бегу прочь не замечая никого и ничего. Стыд опаляет лицо, разочарование рвёт воскресшую душу.
Выбегаю на улицу размазывая слезы вместе с макияжем. Не надо было идти, не надо было соглашаться. Так просто не бывает, в один миг он разрушил всё. Спокойную жизнь, сдержанность выработанную за пять лет. Казалось эти годы, что всё ушло и всё забыто, а оно вот оно! Снова царапается и колет внутренности острой иглой. Иду, а куда сама не знаю. В сумочке трезвонит мобильник. Нет желания отвечать и с кем либо разговаривать. Я та же малолетняя дура. Потому, что вылетев на улицу надеялась, он побежит за мной…
Глава 12 ч.4
Слова ни сказал о чувствах, ни одного, только дурацкие, да просто мерзкие извинения, чувство вины, которое мучило супер правильного умника Димку Нестерова. Совесть ему покоя не давала, что обманул. А я любила… И теперь мне будто больнее, чем тогда. Осознание собственной глупости давит многотонной плитой, раздавит морально окончательно. Боже, Алиса, ты такая дура! Тогда не побежал и сейчас тем более не побежит. Этим всё сказано. Идиотка, наговорила с дуру про любовь, про… Да уже не важно, натворила на эмоциях, как всегда. А была уверена,
