Бойцы моей земли: встречи и раздумья - Владимир Федоров

Об Александре Довженко будут еще написаны тома. Тем интереснее книга Юрия Барабаша, книга–разведка, книга–компас для тех, кто ищет, чтоб идти вперед.

Творчество Довженко стало компасом и для самого Барабаша. Это ощутимо и в новой его книге «О народности»* Опыт анализа наследия Александра Довженко помог автору глубже понять взаимоотношения большого художника и народа. Недаром он вспоминает слова Белинского: «Всякая поэзия только тогда истинна, когда она народна…»

Критерий народности помогает Юрию Барабашу разобраться в сложном и противоречивом творчестве украинских поэтов Василия Чумака, Василия Эллана и Якова Мамонтова. Если два первых, несмотря на колебания, заявили о себе, как о певцах революционной бури, то Я. Мамонтов в начале гражданской войны, по словам критика, «напоминал хату с закрытыми ставнями». Тем поучительнее дальнейшее влияние на него революционной действительности. «Революция, — приходит к выводу автор, — лучшая и незаменимая школа народности».

Снова и снова возвращается Юрий Барабаш к драгоценному художественному опыту Александра Довженко. Автор книги «О народности» считает, что наша критика напрасно не говорит в полный голос о реализме Довженко, ибо принадлежность художника к романтическому «крылу» в искусстве социалистического реализма не противоречит реалистической природе его творчества.

Интересен анализ статьи Довженко «Смотрите, люди», посвященной раздумьям о судьбе Зои Космодемьянской и ее последних словах в минуту казни. Возможно, охваченные ужасом свидетели точно не запомнили ее слов. Но «ни поэт, ни историк — не ошибется, когда припишет Зое в высокую вдохновенную минуту творчества самые великие и чистые слова». Почему? Да потому, что они выражают суть ее характера.

Влияние великого романтика, я уверен, с каждым годом будет все более значительным. Я слушаю живой мягкий голос Александра Довженко, записанный на пленку. Он говорит о будущем. И будущее за ним!

ПАТРИОТЫ

Это большое счастье — повстречать в жизни замечательного человека. Нет, даже не повстречать, хотя бы услышать о том, как он жил и творил, мечтал и боролся, страстно желал, чтобы жизнь людей стала лучше. Незримые лучи, льющиеся из этих беспокойных душ, озаряют и твою жизнь.

В раннем детстве мне посчастливилось бегать по лестнице старой елецкой школы, ступеньки которой помнили шаги гимназиста Николая Семашко, будущего ленинского наркома, и его друга Михаила Пришвина, кудесника русского слова. Попав под Киевом на тенистую станцию Боярка, я живо представил, как много лет назад в лютый мороз грузил здесь с друзьями дрова полураздетый, голодный Николай Островский, который еще не ведал, что в одном из парков цветущего Киева будет стоять памятник его бессмертному герою — Павке Корчагину.

На зеленой днепровской круче, где вечным сном спит командарм детской литературы Аркадий Гайдар, мне довелось вместе с дочерьми побывать в сказочном дворце, который создан не по мановению волшебной палочки, а на средства, собранные вихрастой пионерией. Здесь хранятся вещи и книги ее любимца. На писательских съездах в Киеве и Москве я не раз встречал коляску, в которой полулежал скрученный болезнью жизнелюб, тезка Николая Островского и его продолжатель — Николай Бирюков, автор знаменитой «Чайки».

И вот недавно мне снова повезло: я встретил всех этих прекрасных людей в книжке с синей обложкой, на которой написано два слова: «Глазами друга». Точное и сердечное название. Писатель Григорий Ершов, бывший комсомольский работник — счастливый человек. Он не только видел, но и дружил со всеми этими подвижниками земли советской. Да, да, именно подвижничество объединяет седовласого патриарха нашей литературы Михаила Пришвина, скажем, с романтиком Николаем Бирюковым, человеком чистейшей души. Недаром они так тянулись друг к другу. И хочется сказать спасибо автору этой необычной книги, который, оказывается, был организатором их первой встречи.

Увлеченно рисует Григорий Ершов певца русской природы — друга Максима Горького и Николая Семашко. Не отрешенным от жизни мечтателем–чудаком, а беспокойным нашим современником, пристально вглядывающимся в душу народную, предстает перед нами любимый писатель. Уже с юношеских лет ему было по пути с революцией, которой он служил верой и правдой всю свою долгую и прекрасную жизнь.

Сколько молодого задора в пожилом Пришвине, обнимающем могучего друга–таежника или упрямо форсирующем на своем «вездеходе» огромную лесную лужу! Мне довелось быть на Втором всесоюзном совещании молодых писателей, с трибуны которого выступал Михаил Михайлович. Помнится, он поздравил всех нас с весной света. Весна света… Мы еще тогда не знали, что так будет называться одна из последних его книг, которую редактировал Григорий Ершов, рассказывающий ныне историю ее создания.

Хорошо, что автор воспоминаний закономерно сближает, угадывает духовное родство двух чародеев русского слова и русского резца — Михаила Пришвина и Сергея Коненкова, автора чудесного памятника на могиле Михаила Михайловича, некогда воскликнувшего:

— Мирный звук воркующей горлинки свидетельствует всему живущему: «Жизнь продолжается!».

А разве не то же брызжущее жизнелюбие отличало Николая Островского, вступившего в поединок с неумолимой болезнью? Григорий Ершов знал больного Островского еще до того, как тот написал «Как закалялась сталь». Они лежали в одной палате. Веселый, душевный человек, несгибаемый враг пошлости и мещанской корысти, как живой, встает со страниц воспоминаний. Чего стоит один рассказ Островского друзьям по палате о нагловатой профессорской дочке, люто ненавидевшей Советскую власть, и ее мудром отце, протянувшем руку молодым бойцам–чоновцам! Читателя увлекает любовь Островского к легендарному киевскому «Арсеналу», поднявшему восстание против националистической Центральной Рады. Этот, говоря словами Григория Ершова, «обреченный» на вечную славу человек», был очень скромен и требователен к себе.

Александр Фадеев считал, что Островскому удалось создать самый глубокий, самый живой образ молодого человека советской эпохи — Павку Корчагина. А сам Фадеев воскресил в своем романе целую плеяду младших братишек и сестренок Павки — молодогвардейцев. Григорий Ершов волнующе рассказывает об истории создания этой необыкновенной книги. Ему посчастливилось быть одним из первых слушателей начальных глав «Молодой гвардии».

Писатель принял от ЦК комсомола социальный заказ л с честью его выполнил. Материал был такой, что, по сло–вам автора, мог прожечь камень. Очень помог Александру Александровичу и собственный опыт юного подпольщика в далеком Владивостоке времен гражданской войны.

Подтверждая свое повествование убедительными деталями, рассказывает Григорий Ершов о давней дружбе Фадеева с комсомолом, о щедрой его помощи редакциям молодежных журналов. Все это захватывающе интересно. Хочется, чтобы автор воспоминаний продолжил свои новеллы об Александре Фадееве. В частности, хотелось бы услышать о большой помощи, которую оказывал Александр Александрович молодым и немолодым писателям. Ведь именно Фадеев до войны выступил в «Правде» с высокой оценкой самобытного, лучистого творчества Аркадия Гайдара.

А теперь в книге Григория Ершова они стоят рядом — певец нашей комсомолии и певец нашей пионерии, два удивительно чистых, щедрых художника, оказавших огромное влияние на юных читателей. Интересные, я бы сказал, уникальные факты сообщает нам автор воспоминаний об Аркадии Гайдаре. Была, оказывается, «вторая школа Гайдара», сделавшая из любознательного и бесстрашного подростка командира полка. А в прекрасной новелле «Серебряные трубы» пересказывается до мелочей обдуманная, но не записанная Аркадием Петровичем одноименная повесть.

Перед самой Отечественной войной, в июне 1941 года, рассказал Гайдар ее своему молодому другу — Григорию Ершову. Его память замечательно сохранила эту поэтичную, мудрую и драматическую историю о том, как комбриг Котовский дал незабываемый урок юному командиру Аркадию Голикову. Для этой повести, как для «Школы», «Судьбы барабанщика» и других вещей, характерна гайдаровская требовательность к себе и к своим героям, стремление не округлять острых углов. И какая поэзия! Место «Серебряным трубам», безусловно, в приложении к полному собранию сочинений Аркадия Гайдара.

Мои земляки гордятся, что Аркадий Петрович родился в наших краях, и делают многое, для того, чтобы отыскать его следы в родных местах. Особенно хочется отметить гайдаровские очерки и книгу «Родина Гайдара» местного документалиста Бориса Осыкова. Но вернемся к книге Григория Ершова.

С любовью «вылеплен» Ершовым большой детский пи–сатель Сергей Григорьев, самобытный художник, человек удивительного обаяния. Помнится, еще в начальной школе я и мои сверстники с увлечением читали его рассказ «Красный бакен» и повесть «Берко–кантонист». А накануне войны появился его интересный роман «Александр Суворов». Уже после войны издательство «Молодая гвардия» поручило Григорию Ершову редактировать однотомник Сергея Григорьева. В книгу должны (были войти исторические повести о Суворове, Нахимове, Макарове и повесть «Мальчий бунт» из истории русского рабочего класса.