Драконова Академия. Книга 1 (СИ) - Индиви Марина

Невозможно! Это же невозможно – быть таким! Жестоким, бесчувственным монстром! Я хотела сделать ему больно! Чтобы он хоть на миг почувствовал, каково это – когда сердце истекает кровью, если не сердце, то хоть его бесчувственная, непробиваемая физиономия!

Он перехватил мои запястья, сдавил до боли. Так сильно, что из глаз посыпались искры.

Рванул на себя.

Я снова ударилась о него, на мгновение теряя возможность дышать. И возвращая ее с голосом Люциана:

– Что. Здесь. Происходит?!

У меня нет ни сил, ни желания объясняться, но воздух вокруг меня с одной стороны раскаляется, а с другой – становится холодным и зыбким, как внезапно остывшее в пустыне марево. Меня пронзает магией такой силы, что взгляд Фергана уже кажется далеким и несущественным, но именно это отрезвляет и заставляет рвануться назад. На этот раз я стою между ними, и, по ощущениям, только я между ними и стою, потому что сила Валентайна вплетается в его взгляд глубокой тьмой, а сила Люциана – ослепительным золотом.

– У меня погиб близкий человек, – говорю я. – Лучшая подруга. Почти сестра.

Мне странно это говорить, и мой голос кажется глухим, чужим, незнакомым, но я только что это сказала. Я только что сказала, что Сони нет. Наверное, с этого момента на меня обрушивается вся мощь осознания, потому что еще несколько секунд назад я в это не верила, но теперь ее нет. Ее нет даже для меня.

Вообще. Нигде.

От этого сначала становится пусто и нечем дышать, а потом – все равно. Я разворачиваюсь и иду в сторону одной из дорожек лабиринта. Мне уже все равно, что будет дальше. Мне все равно, если я никогда не найду выход. Мне все равно, потому что мой мир рухнул не тогда, когда я оказалась здесь. Мой мир рухнул после того, что я сегодня увидела.

– Ленор. Лен! – голос Люциана доносится сзади, но я не оборачиваюсь. Я даже не вздрагиваю, когда он меня догоняет, обхватывает руками, разворачивая лицом к себе. Сейчас я его почти ненавижу, потому что, если бы не он, я бы все еще колотила кулаками по непробиваемой скале Альгора, не в силах признать очевидное и неотвратимое, а теперь я это признала. Теперь я не могу это изменить.

Все потому, чтобы эти двое не поубивали друг друга!

Я сама не ожидала, но теперь с силой ударяю в его грудь.

– Хватит. Хватит! Оставь меня!

Вместо этого он плотнее прижимает меня к себе, и в следующий миг меня заполняет тепло. Знакомое золотое тепло, от которого внутри согревается даже самая крохотная, едва уловимо дрожащая часть. Миг – и золота становится больше. Прямо в длинном живом коридоре, разделяющемся множеством вариантов, и именно в нем Люциан подхватывает меня на руки, а я снова вижу те самые крылья. Призрачные, полупрозрачные, набирающие силу.

Рывок оказывается настолько неожиданным, что я невольно вцепляюсь в его плечи, а в следующее мгновение земля стремительно отдаляется. Земля отдаляется, а замок приближается, и вот уже лабиринт – это просто как начерченные внизу загогулины, которые уменьшаются, уменьшаются и уменьшаются. Мир становится необычным, замыкается вокруг нас ночью, темноту которой разрывают крылья дракона. Еще несколько взмахов – и мы оказываемся на балконе. Люциан снова стоит, но меня отпускать отказывается, плечом ударяет в тяжелую витражную дверь – и мы уже в его спальне.

Я даже не пытаюсь сопротивляться, когда он укладывает меня на кровать, а после прижимает к себе. Спиной, оплетая руками и ногами: несмотря на то, что мое платье существенно мешается, а потом тепла становится больше. Оно заполняет меня всю, вдыхает в меня жизнь, и, кажется, только из-за этого тепла я не кричу от боли и не бьюсь в его руках. Осознание никуда не делось, но сейчас оно кажется далеким, и с каждым мгновением отдаляется все больше – будто я узнала об этом не пару минут, а пару лет назад. Или пару зим.

Он переплетает мои пальцы со своими, я чувствую его дыхание на плече. Меня не клонит в сон, но правда становится легче. Настолько, что я могу дышать без колючего, раздирающего грудь клубка слез, которым не суждено пролиться. Не знаю, сколько мы так лежим, пока миг осознания не отодвигается все дальше. Дальше. И дальше. До той минуты, пока я не чувствую в себе силы повернуться в его руках.

Наткнуться на взгляд, в котором все еще пылает целительное золото.

– Легче? – спрашивает он.

– Н-нет… – это совсем не то, что я должна была сказать. Но вместо того, что я должна, из глаз текут слезы. Впервые за долгое время я реву, и слезы не просто текут из глаз, мне кажется, они текут сквозь меня, проходят сплошным потоком. На этот раз я сама прижимаюсь к нему, цепляясь пальцами за рубашку, а его губы касаются моего виска.

Это совсем не тот поцелуй, к которым я с ним привыкла, да я вообще не уверена, что это поцелуй, это что-то другое.

Осознание этого приходит уже тогда, когда слезы заканчиваются и остаются только тихие всхлипы. Его ладонь, лежащая на моей талии.

Его близость.

– Я знаю, каково это – терять близких, – говорит он, и голос его звучит глухо. – Не скажу, что это пройдет совсем. Но будет легче. Правда.

– Мама? – вырывается у меня.

Он кивает. На этот раз смотрит куда-то поверх моей головы.

– Я никогда раньше ни с кем об этом не говорил. О ней. Мне было семь, когда она умерла.

Я замираю. Люциан по-прежнему на меня не смотрит, но в его взгляде отражается слишком многое. Я не могу определить всю гамму чувств, которые смешались в постепенно меркнущем золоте магии, могу только почувствовать. Поэтому продолжаю смотреть на него, отмечая, как в комнате становится темнее. Крылья тоже постепенно тают, я вижу мерцающие за его спиной контуры, которые становятся все менее яркими, теряя насыщенность гаснущих в них искр.

– Люциан, – осторожно зову я.

Он переводит на меня взгляд. Миг – и того парня, который только что лежал рядом со мной, уже нет. На меня снова смотрит знакомый Люциан Драгон, во взгляде которого нет никаких чувств. Может показаться, что их и не было, но я сегодня увидела гораздо больше, чем за все время нашего знакомства. Не только увидела, почувствовала.

Кажется, он понимает это в точности так же, как я, потому что хмурится, а после плотно сжимает губы.

– Я намочила тебе рубашку, – говорю я, пытаясь сгладить неожиданно возникшую  неловкость.

– Не проблема.

Он поднимается, сбрасывает пиджак, расстегивает рубашку. Можно сказать, что я там не видела, но сейчас все совершенно по-другому, поэтому я отворачиваюсь. Сажусь на постели, прижимая руки к горящим, залитым слезами щекам. Кажется, мы оба сегодня позволили себе гораздо больше, чем рассчитывали.

Все-таки невольно оглядываюсь – чтобы увидеть, как раздетый по пояс Люциан скрывается в нише у дальней стены, и все, что мне остается – это рассматривать его спальню. Сейчас здесь достаточно темно, поэтому оценить я могу только размеры комнаты и обстановку. Она чем-то напоминает его спальню в Академии, с той лишь разницей, что нет портрета Фергана, и, возможно, эта комната даже больше.

Мне бы сейчас зеркало, чтобы посмотреть, какая я стала «красавица», но я вспоминаю слова Имоны о том, что макияж переживет даже проливной дождь, и решаю оставить все как есть. Взгляд невольно цепляется за небрежно сброшенную на кресло рубашку и пиджак, а в следующее мгновение уже возвращается Люциан.

– Нам надо вернуться, – говорю я.

– Хорошо бы.

Он почему-то застегнул ее на все пуговицы, что совершенно для него не свойственно, а еще – избегает смотреть на меня.

– Что-то не так?

– Все так, Ларо.

– Про Альгора…

– Не сейчас. Я не хочу сейчас о нем говорить, и ты сейчас о нем говорить не готова.

Не готова. Он прав. Но об этом нужно поговорить. Нам.

– Где твои туфли?

– Я их потеряла. В лабиринте.

– Хорошо.

Совершенно непонятно, что в этом хорошего, но Люциан накидывает пиджак, касается браслета на своей руке.

– В лабиринте остались туфли тэри Ларо. Найдите их и принесите ко мне в комнату.