Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945 - Вильгельм Липпих

Спустя какое-то время начались конфискации земель площадью больше ста гектар.

После того как советские власти издали приказ о выселении крестьян, хозяевам домов давали час на сбор вещей, после чего им приходилось уходить куда глаза глядят. Одну семью выселили с фермы в пять часов вечера в Сочельник. Тех, кто отказывался покидать дом, отправляли в лагеря. В такой обстановке многие крестьяне предпочли перебраться в западную зону.

Часто бывало так, что новые хозяева уже ждали возле фермы старых хозяев, чтобы сразу же завладеть их собственностью. Таких новых хозяев выбирали немецкие коммунисты при помощи советских оккупационных властей. На фермы площадью десять гектаров и больше присылали 10–20 человек, в основном тех, кто раньше работал батраками или сочувствовал коммунистам.

Все новые семьи искали свою выгоду, что часто приводило к серьезным конфликтам с другими новыми хозяевами ферм и земли. По причине высоких разнарядок на сельскохозяйственную продукцию, которые устанавливались коммунистами, многие такие хозяева надолго не задерживались. Нередко они убегали ночью, захватив с собой все, что только могли унести. Те, кто оставался, сталкивались с серьезными проблемами, потому что вся сельскохозяйственная техника и инвентарь были изготовлены специально для работы на больших фермах, а не на маленьких участках земли.

В деревнях часто вспыхивали ссоры между крестьянами, потому что коммунистические власти новоприбывшим давали больше прав, чем старожилам. Конфликты еще больше усиливались вышеупомянутой системой норм сдачи сельскохозяйственной продукции. Если новым переселенцам эти нормы каждый год снижались, то для старожилов они, напротив, увеличивались. Основную часть сельскохозяйственной продукции распределяли по другим местам Германии или отправляли в Советский Союз, а той малой части, которая оставалась, едва хватало на то, чтобы прокормить ее производителей и их животных. Им постоянно не хватало мяса, яиц и масла.

Однако даже хуже дефицита продовольствия была тяжелая психологическая атмосфера. Крестьяне никак не могли избавиться от постоянной тревоги о том, что им не удастся сдать властям требуемое количество зерна, мяса и прочего. Они боялись, что в противном случае их сошлют в Сибирь, в трудовые лагеря.

Не имея возможности выполнять требования властей, многие крестьяне бежали на запад. Если они не могли бежать сами, то отправляли туда своих детей, тревожась за их будущее. Беглецов в случае поимки ожидала Сибирь, то есть то, чего они боялись больше всего. Такова была реальная картина жизни в первые послевоенные годы в советской зоне оккупации.

Глава 18

Послевоенная Германия

1945–1949 годы

27 июля — 24 декабря 1945 года

Отпустив солдат возле биржи труда в Люнебурге, я отправился на ферму моего дяди в Хагене. Я был одет в ту же военную форму, которую носил еще в Фишгаузене, и испытывал странное чувство. Я возвращался туда, где шесть лет назад получил повестку, обязывавшую меня явиться на сборный пункт вермахта. Как много событий произошло за это время!

Подойдя к знакомому дому, я постучал в дверь. На пороге появилась моя тетя. На ее лице было написано выражение крайнего удивления и разочарования.

— А я думала, что это Генрих! — печально произнесла она.

Генрих, старший сын дяди и тети, получил звание капитана артиллерии. В последние недели войны он возвращался на фронт из отпуска и получил приказ взять под командование одну из боевых частей, защищавших Берлин. Лишь позднее дядя и тетя узнали, что он погиб, обороняя столицу рейха.

Несмотря на беспокойство о судьбе Генриха, они сделали все, чтобы я почувствовал приветливую атмосферу родного дома. К моей великой радости, они передали мне открытку от Аннелизы, которую та переслала на их адрес, когда узнала, что я жив. Я впервые за последние полгода получил от нее известие.

Проведя пару дней в Хагене, я на поезде отправился в Гамбург.

Когда я добрался до дома Аннелизы в Вандсбеке, ее отец тепло встретил меня и сообщил, что сам только недавно вернулся домой из отряда фольксштурма, воевавшего в Бельгии и Германии. Он любезно пригласил меня погостить в его доме, пока я буду ждать приезда Аннелизы.

После долгих лет боев меня стали преследовать тяжелые ночные кошмары. Вскоре после прибытия в дом Берндтов мне как-то раз приснилось, будто я на фронте в России и меня завалило в блиндаже. Я принялся бить кулаками в стену возле пола. После долгих бомбежек в годы войны слой штукатурки держался плохо и от моих ударов тут же осыпался, завалив мою постель и пол возле нее. Я очень расстроился и пришел в смущение от случившегося и не мог объяснить причину моего странного поведения. Продолжая страдать от стресса, вызванного страшным напряжением бесконечных боев, я понимал, что в таком же состоянии находятся и многие другие солдаты, которым, может быть, еще труднее справляться с этой проблемой. Лишь пять-десять лет спустя война постепенно ушла из моих мыслей и снов.

Не сумев найти меня в лагере для военнопленных, Аннелиза вернулась в Зюдердайх, где 6 августа 1945 года уволилась из госпиталя.

Когда на следующий день она вошла в Гамбурге в дом отца и увидела меня, то сразу бросилась в мои объятия. Мы крепко обнимали друг друга и плакали от радости и облегчения. Моя любовь к ней и надежда на то, что когда-нибудь наступит эта счастливая минута, помогли мне пережить самые тяжелые эпизоды войны. Вопреки всему мы снова были вместе.

Позже я узнал о судьбе денег, которые скопились за годы войны. Находясь на службе, я получал должностной оклад в соответствии с моими воинскими званиями, а также дополнительную оплату, так называемые «боевые». Поскольку я почти постоянно бывал в бою, то у меня не было возможности тратить на фронте накопившиеся деньги. Все эти суммы перечислялись на мой счет в армейском банке в Бремене. Начиная с 1941 года я стал копить деньги, чтобы оплатить учебу в техническом училище после окончания войны.

Когда окончилась война и вермахт перестал существовать, лопнул и этот армейский банк. Может быть, стоило перечислить мои сбережения в какой-нибудь другой банк, но в то время меня больше беспокоила собственная безопасность, нежели сохранность денег. И все же мне было больно осознавать, что я лишился всех своих накоплений. Поскольку наши семьи мало чем могли помочь, нам с Аннелизой пришлось начинать совместную жизнь практически с чистого листа.

Прежде чем попасть на службу в вермахт в 1939 году, я уже прошел полуторагодичный курс из двух лет ученичества, необходимых для того, чтобы приступить к получению инженерного образования. Мои надежды на получение высшего образования не сбылись, и поэтому я решил закончить двухгодичный курс, необходимый для получения статуса лицензированного электрика, и лишь после этого снова задуматься о продолжении образования. Мои полтора года учебы давали мне возможность получать лишь почасовую оплату за мою работу, которой нам едва хватало на самое необходимое.