Четыре сестры - Малика Ферджух

– А если он у?..

Шарли поняла и первой побежала наверх в направлении квартиры Танкреда. Тот открыл после пятого стука в дверь. Запах пополз по лестничной площадке, отчетливый, но непонятного происхождения.

Половина волос Танкреда свисала направо, видно, он то и дело озабоченно проводил по ним рукой.

– Гарри здесь? – спросила Шарли.

– Гарри? – повторил он и снова запустил правую руку в волосы, как будто недоумевая, кто, черт возьми, такой этот Гарри.

Наконец глаза его посветлели.

– Нет. А что?

– Пахнет салатом из морковки и апельсинов мадам Ассина, нашей соседки с седьмого этажа в Париже, – вдруг сказала Дезире.

– Здесь у вас салат из морковки и апельсинов? – поинтересовалась Женевьева.

– Ничего подобного. Вообще-то…

Они ждали конца фразы, но так и не дождались.

– Мы помешали?

– Нет, нет. Я видел Гарри недавно! Он собирал… э-э… земляных червей.

– Я тоже его видела! – добавила Дезире.

– Где? – спросила Шарли.

– На клумбах за домом, – сказал Танкред.

Женевьева принюхалась и склонила голову, чтобы заглянуть в приоткрытую дверь, но Танкред потянул створку на себя.

Что он скрывал? Или кого? Но не Гарри же?

– Пахнет клеем тети Лукреции, – сказала Женевьева, – тем, которым она прикрепляет накладные ресницы.

– Накладные ресницы?

Танкред уставился на нее так, будто имел дело с деревенским дурачком.

– А вы говорили? – спросила Шарли.

– С вашей тетей Лукрецией? Я ее даже никогда не видел.

– С Гарри! – рассердилась она. – Он тебе что-нибудь сказал?

– Ну да, мы действительно поговорили.

– О чем?

– О сексуальной жизни кольчатых. Когда я его оставил, мне показалось, что он закрывал свою банку с земляными червями…

– Банку!

– Этот мальчишка невыносим.

– …с намерением пойти откопать еще.

Все молча уставились на Танкреда. Потом:

– Ты знаешь куда? – спросила Шарли.

– В ланды. Так мне показалось.

– Ланды! – ахнула Женевьева. – Утес!

– Этот мальчишка меня в гроб загонит.

Они уже бежали вниз по Макарони с грохотом трех десятков экскаваторов. Танкред мощным движением плеча захлопнул дверь. Запах морковки с апельсинами и клея для накладных ресниц тут же улетучился с площадки.

* * *

Дезире расплакалась. Она потеряла Гарри. Как она объяснит это маме и папе? Поверят ли они ей, когда она скажет, что это не ее вина, ведь она всю зиму кричала, что убьет его, потому что видеть больше не может, как он шмыгает этой желтой лапшой, которая течет у него из носа?

И она сама шмыгнула носом.

Она бросила на Женевьеву горестный взгляд. Женевьева обняла ее. Все трое были на утесе, далеко за домом, среди папоротников и вереска.

– Тсс! – вдруг прошипела Шарли.

Они вытянули носы по ветру, широко раздувая ноздри. Так лучше слышно, все это знают.

И они услышали. Этот голос, этот гнев, эти крики…

– Гарри!!!

Они застыли на самом краю и вскоре увидели Гарри между морем и небом, прижавшегося к скале на выступающем из нее плоском камне.

– Что ты делаешь на этом фрисби? – крикнула Дезире, у которой сразу высохли слезы.

– Нужна веревка! – воскликнула Женевьева. – Он обвяжется, и мы его вытащим.

Внизу, в бездне, вздымались и разбивались волны с омерзительным и страшным хлюпающим звуком. Шарли зажмурилась.

– Нет, – прошептала она. – Если веревка развяжется…

Она вздрогнула.

В этом месте утес был высотой с три Виль-Эрве, если поставить их друг на друга. Отвесная стена, а внизу скалы и океан, столь лакомый до маленьких детей.

– Я все-таки принесу веревку! – крикнула Женевьева. – И позову Танкреда. Чем больше рук…

Она побежала назад. Ветер здесь почти не встречал препятствий, он дул бесшумно, но уж если хотел, мог поднять вас в воздух с силой борца сумо.

Когда Женевьева добежала, на крыльце показалась фигура. Танкред! От захлестнувшей ее благодарности она едва не споткнулась. Он принял девушку в объятия. В три фразы, не переводя дыхания, она объяснила ему ситуацию.

Веревку они нашли в гараже после нескольких минут панических поисков. Моток подпирал сломанный принтер, который, в свою очередь, служил подпоркой для старых справочников.

Танкред закинул моток веревки на плечо и побежал вслед за Женевьевой, которая уже мчалась к утесу.

От ветра и бега половина его волос скоро свалилась справа налево.

* * *

Гарри поднял глаза и увидел ногу. Потом вторую.

– Наконец-то, – шепнул он Розетте (она-то сидела в тепле в своей коробочке из-под «Тик-така»).

К нему спускалось что-то большое и длинное, но снизу были видны только брюки из грубого вельвета и босые ноги. Каждый палец ощупывал неровности скалы, прежде чем опереться на них. Казалось, они ее обнюхивают.

– Шарли? – позвал Гарри.

Встревоженное лицо Шарли показалось выше, на фоне неба. Значит, спускалась не Шарли. Женевьева? Нет, силуэт слишком широкий. Человек-паук? Только не в этом коричневом вельвете, он больше похож на медведя на дереве.

Медведь! Гарри поднес коробочку к лицу, чтобы Розетта могла посмотреть ему в глаза.

– Медведь спасет нас, – прошептал он ей.

И начал тихонько напевать:

На медвежьем утесе дует ветер злой,

но ты его не бойся, он тебя не унесет,

придет медведь и тебя спасет…

Сильная рука подняла его в воздух. Океан перевернулся. Гарри оказался прижатым к широкой груди. Он крепко, еще крепче стиснул в руке коробочку с Розеттой. Море и скалы удалялись, по мере того как медведь карабкался вверх. До Гарри вдруг дошло, что он так и не увидел норку летучих мышей. Ни даже самих летучих мышей. Он вытянул шею поверх плеча, на которое опирался.

– Эй! – запротестовал Танкред. – Без резких движений, молодой человек. Хочешь, чтобы мы свалились?

Они добрались до верха. Танкред передал мальчика в протянутые руки Шарли. Гарри увидел, как губы Шарли метнулись над ним к подбородку Танкреда и приземлились туда с легким чмоком.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Дезире удивленно хихикнула. Женевьева тоже. Танкред был весь красный. Шарли – скорее розовая.

– Ты нас напугал, – прошептала Шарли на ухо Гарри. – Маленький говнюк.

Рука Гарри распрямилась, как пружина.

– Грубое слово – евро.

Танкред расхохотался. И Гарри подумал, что смех медведя – самый добрый смех на свете.

Письмо Гортензии Мюгетте

Дорогая ты моя, у нас две новости. Одна – Буш-дю-Рон. Другая – Эндр-и-Луара.

1) Мы нашли стебель порея на натюрморте, что висит на стене над лестницей. Наш серийный шутник засунул его за раму. Гениальная идея! На этой картине (подаренной маме тетей Лукрецией) изображены редиска, репа, спаржа, шляпка и тапок. В этом пестром салате порей идеально подошел на роль невидимки и замаскированного огурца!

2) Моя сестра Шарли влюблена.