Объятья - Джессика Ширвингтон

- Я подарила ее тебе, - сказал я спокойно, глядя на картину на полу.

Он тяжело дышал. Часть меня, отчаянно хотела убежать из комнаты от разговора. Другая часть хотела утешить его, прикоснуться к нему.

- Скажи мне. - Он дрожал, едва сдерживаясь.

- Что, Линк? Что именно ты хочешь, чтобы я сказала тебе? - Знакомая защита возвращалась ко мне, и я была благодарна за это. Мы только отвернулись друг от друга на минуту, и вот мы уже боремся.

- Ты спала с ним?

- Да, - сказал я, не желая выкручиваться и объясниться. Не после всего, что случилось.

Он повернулся ко мне лицом, боль сверкнула в его глазах.

- Ты любишь его?

- Я...я не знаю.

- Но ты с ним?

- Да.

- А что насчет меня, Вайолет? Ты любишь меня?

- Это несправедливо. - Я смотрела вниз на ноги; мои штаны были покрыты грязью и засохшей кровью.

Он саркастически, пусто рассмеялся.

- Очень несправедливо. Это несправедливо, что я должен быть тем, кто будет обучать тебя быть Грегори. Это несправедливо, что я не мог рассказать тебе правду, даже хотя знал, что ты возненавидишь меня за это. Это несправедливо, что я умирал, и это стало причиной того, что ты прошла церемонию объятий, которая только дает тебе больше оснований отталкивать меня. Это несправедливо, что я знаю, как здорово нам было бы вместе, за исключением того, что это запрещено для нас. Это несправедливо, что, хотя я знаю, что ты никогда не будешь моей, я планировал все... свечи, лилии... повторял слова, которые я хотел сказать миллион раз, когда ты и я, наконец, занялись бы любовью. Я понимаю, что это несправедливо, но я все же спрошу, потому что мы вспоминаем все, что является несправедливым, так что уж говорить об еще одном? - Он схватился за дверцу шкафа и ударил ее так сильно, что она едва не сорвалась с петель.

Мой разум был ошеломлен всем тем, что он только что сказал.

- Лилии?

Он наполовину рассмеялся.

- Белые. Ты не любишь розы.

Мое сердце приглушенно закричало. Только Линкольн никогда не узнает обо всех этих пустяках. Но вместо того, чтобы заставить меня почувствовать себя лучше, это принесло горечь.

Он опустил голову и сделал шаг ко мне, сократив расстояние.

- Скажи мне, что любишь меня.

Когда он поднял голову, наши глаза встретились, и я не могла сдержать слова. Это было похоже на то, когда я чувствовала себя вынужденной сделать то, что просил Оникс, но я знала, что на сей раз никто больше не дергал меня за ниточки. Это моя собственная душа заставляла меня.

- Я люблю тебя, - прошептала я, не в силах отрицать похороненные чувства.

Его плечи расслабились, и он придвинулся поближе ко мне.

- Мы что-нибудь придумаем. Мы найдем выход.

Было время, когда я хотела верить этому. Но не сейчас. Как раз когда мое сердце пело, я ощутила порыв ненависти и гнева, пересиливающий все остальное. Я была удивлена его страстностью. Рука Линкольна потянулась к моему лицу. Я остановила его и сделала шаг назад.

- Вайолет, не надо, пожалуйста.

- Ты не можешь иметь все сразу, Линк. Я любила тебя больше, чем кого-либо когда-либо. Я взяла и сходила в ад и обратно ради тебя, может быть, даже в буквальном смысле. И даже зная то, что знаю теперь, я бы сделала это снова. Я пытаюсь сделать это, пытаюсь соответствовать своей части сделки и обещанию, которые я дала по пути... Но ты должен знать, та часть меня, которая любит тебя... также и ненавидит тебя, Линк. Я с Фениксом и прямо сейчас он - тот, в ком я нуждаюсь. Я доверяю ему.

Слова ударили Линкольна, как только он их осознал. Они также ударили и меня.

- Он не такой, как говорит, Вайолет. Он обманывает тебя. Ты так молода. Он управляет тобой.

- Я так молода? - Мой гнев вышел из-под контроля. Это был неправильный выбор слов. - Но не слишком молода, чтобы стать каким-то воином-ангелом? Не слишком молода, чтобы спрыгнуть с утеса, не зная, выживу или умру? Да, я слишком молода, чтобы принять решение о парне, но когда дело доходит того, чтобы убить себя кинжалом… - я подняла запястья в воздух, мои метки отражали радугу цветов. - Я достаточно взрослая для этого, верно?

Линкольн был потрясен, и я знал, почему. Признание того, что я убила себя удивило нас обоих.

- Что ты имела в виду, когда сказала, что убила себя кинжалом? - Беспокойство смягчило его глаза.

Я уставилась в пространство, вспоминая.

- Нокс, темный ангел, заставил меня убить кого-нибудь на мой выбор, прежде чем он отправит меня обратно.

- И ты выбрала себя?

Я не ответила.

- Конечно, выбрала... Ты никогда бы добровольно не обидела кого-то, если бы не пришлось. О, Боже, Вайолет, мне жаль. - Пока он говорил, сделал шаг вперед, потом один назад, затем он провел рукой по волосам.

-Я знаю, - сказала я.

- Послушай, я знаю, ты не хочешь слышать это прямо сейчас, но что-то не так. Я вижу тень и на тебе, отметку. Серьезно, ты чувствуешь это?

- Нет, не делай этого. Не настраивай меня против него. - Феникс был единственным, кто у меня остался.

Он уставился на меня. Я ждала, чтобы сопротивляться, но он промолчал.

- Хорошо, - сказал он. Печаль звенела в его голосе. Он отпустил меня. Он не хотел, но сделал это… ради меня.

- Хорошо?

Его голова дрогнула, как раз когда он произносил эти слова.

- Хорошо.- Он направился к двери, но его следующие слова были достаточно громкими, чтобы я услышала. - Но мы оба знаем, что ты лжешь сама себе.

Глава 29

«Берегись, как бы свет в тебе не обернулся тьмою....»

Лука 11:35

- Ангелы! - воскликнула Стеф, практически подпрыгивая на стуле. - Не может быть! Подожди, это не может быть реальным...

Мы сидели в ресторанном дворике в торговом центре. Это был некий стратегический шаг с моей стороны, поместить ее в зону комфорта. После всех испытаний, что бы это ни было, они перестали препятствовать рассказу Стеф и Папе обо всем касаемо Грегори. Что бы... или кто бы в это не вмешивался, он перестал. Я сделала выбор, чтобы рассказать Стеф и надеялась, что это поможет мне рассказать папе... когда-нибудь.

Сначала Стеф рассмеялась. Она подумала, что это была какая-то тщательно продуманная шутка. До тех пор, пока я не подняла рукава и не положила руки на стол, она не принимала меня всерьез. Внезапно отметины на моих запястьях, которые при ближайшем рассмотрении оказались настолько бесчеловечными, что это единственное экстраординарное доказательство оказалось приемлемо, что даже на мгновение ошеломили ее. Как только она отошла, и я поклялась нашей дружбой, она довольно хорошо позаботилась об остальном разговоре, задавала миллион вопросов и рассматривала отметины на мое запястье, трепеща. Это было облегчение, быть снова с ней и ее интенсивностью, которая сейчас окружала почти каждый аспект моей жизни. Дыхание весьма необходимой обыденности.