Шань - Эрик Ластбадер

Даниэле очень хотелось знать, было ли в жизни Малюты нечто такое, ради чего он согласился бы отправиться на другой конец земли. Склоняли перед тобой головы...стоя на коленях. „Точно перед богиней или чародейкой вроде карелинской Цирцеи. Коли так, то разве не означало это, что Малюта уже в некоторой степени признал власть Даниэлы над собой? Что он на самом-то деле тоже испытывает страх перед ней? И что именно в этом следует искать источник его ненависти и презрения к ней?

В самом деле, какой она представлялась Малюте? Какие силы, воображаемые или реальные, сосредоточены, по его мнению, в ее душе? И, наконец, каким образом эти силы могут быть направлены против него?

Еще раз припомнив до мельчайших подробностей их разговор на берегу реки, Даниэла торжественно поклялась, что найдет ответ на все свои вопросы, даже если ей понадобится для этого сделать то, чего она боялась больше всего на свете: броситься с головой во мрак, клубившийся вокруг темной звезды, которая жадно высасывала соки и энергию из всего живого вокруг, оскверняя при этом жизнь своим фактом своего существования. Звезду по имени Олег Алексеевич Малюта.

Желтый, точно осенний лист, глаз рыбины тупо уставился на него. Огромный красный тунец лежал на боку. У самой головы его, прямо поверх чешуи, был прилеплен аккуратный бумажный квадратик с указанием веса и размера.

Этот тунец, как и множество его собратьев, попался в рыбацкие сети и теперь был выставлен на продажу на громадном токийском рыбном рынке, раскинувшемся на берегах реки Сумидо.

Стрелки часов указывали на без четверти пять. Легкий ветерок весело резвился в небе, окрашенном в устричный цвет. Значительная часть города еще не пробудилась ото сна и пряталась под сенью предрассветных сумерек. Издалека казалось, будто в районе Синьдзюку высоченные башни из стекла и металла впивались в хмурое небо. Серебристые верхушки некоторых из них скрывались за низкими облаками.

На Цукиджи тунца привозили не только на всевозможных судах, но и на специально оборудованных грузовиках, ибо, как ни странно, часть его доставлялась по воздуху через Северный полюс из Монтаука. Лонг-Айленд.

Джейк помнил, как однажды летом он с причала на восточной оконечности острова наблюдал, как японские торговые представители неистово торговались с моряками глубоководных траулеров, пристававших к берегу под вечер.

Джейк с безразличным любопытством глазел на продавцов. Одни из них, в основном те, кто помоложе, с короткими баграми в руках расхаживали среди валявшихся на бетонных плитах тунцов и вертели здоровенные туши так и сяк, подцепив их крючком за жабры. Другие медленно бродили вдоль разложенных рядами рыбин и поливали их водой.

Без пяти минут пять вокруг поднялась суета. Продавцы стали поспешно складывать штабелями розовые и белые сасими, блестящие и исключительно свежие, ожидавшие среди прочей рыбы начала распродажи.

Рынок стал постепенно наполняться народом: покупателями, сонными зеваками и разным шатающимся людом, избравшим рыбный базар конечным пунктом долгого хмельного путешествия по ночному городу.

— Мэрок-сан.

Обернувшись, Джейк увидел маленького японца, вынырнувшего из-за высоченной горы моллюсков.

— Качикачи-сан!

Они поклонились друг другу, исполняя стандартный ритуал приветствия, принятый в якудзе.

—Последний раз я видел вас связанным по рукам и ногам.

— И, кстати, связанным вами лично, Мэрок-сан.

— Тысяча извинений, обстоятельства... Качикачи кивнул.

— Впоследствии Комото-сан мне все объяснил.

— Из-за него я и приехал сюда, — поспешил перейти к делу Джейк. — Он здесь?

— Давайте позавтракаем, — вместо ответа предложил Качикачи. Они пересекли бетонный сток, в котором смешались морская вода и рыбья кровь, и двинулись к маленькой закусочной, состоявшей из стойки и полосатого тента.

Запивая куски сасими пивом “Кирин”, Качикачи как бы невзначай заметил:

— Комото-сан шлет вам свои приветствия.

Джейк в ответ промолчал.

— Он просит у вас прощения за неудобства, причиненные вам. Как вы сами изволили сказать, — обстоятельства...

— Война.

— Вы приехали в момент самых тяжелых испытаний, которые только можно представить, — промолвил Качикачи, вгрызаясь в толстый ломоть морского ужа, хитроумно завернутый в форме бабочки.

— Я знаю.

— Ходят разговоры об усилении войны. Будда всемогущий! —пронеслось в голове Джейка. — Тут и так уже идет настоящая бойня.

—Настали очень тяжелые времена, Мэрок-сан. Прежде чем подойти к вам, я провел четверть часа на рынке, чтобы убедиться, что за вами не следят.

— Кто за мной может следить?

— В наши дни, — заметил Качикачи, макая моллюска в блюдце с соевым соусом, — вокруг много врагов. — Джейк подумал о том, что сам находится в схожей ситуации.

— Я боялся, что Комото-сан погиб, — признался он. — Сколько раз я пытался дозвониться до него, но безрезультатно.

— Безопасность превыше всего, Мэрок-сан, — Качикачи еще заказал каждому по порции сасими. — К тому же Комото-сан не хотел подвергать вас исключительной опасности.

Теперь слишком поздно, — возразил Джейк. — Я уже здесь.

Лицо Качикачи потемнело.

— Боюсь, что лучше всего будет, если вы уедете.

—Уеду?

Качикачи вручил ему небольшой пакет.

— Да, и немедленно.

Вскрыв пакет, Джейк обнаружил в нем билет до Гонконга в один конец.

— Что это?

В глазах Качикачи появилось грустное выражение.

— Это воля моего оябуна.

—Комото-сан не мог прислать мне это. — Он положил пакет на стойку между собой и собеседником.

— Мне очень жаль, Мэрок-сан, но у вас нет выбора. — Качикачи опустил глаза. — Я знаю, что так не следует говорить с друзьями, но я получил однозначные указания. — Вытащив из кармана несколько банкнот, он положил их на стойку. — Пожалуйста, улетайте этим рейсом.

Он поднялся.

— Я хочу увидеться с Комото-сан.

— До свидания, Мэрок-сан.

— Я увижусь с ним, Качикачи-сан. Мне это необходимо.

Последние слова Джейка были обращены в пустоту, ибо Качикачи уже скрылся в утреннем тумане. Сунув билет в карман, Джейк вышел из-под тента и направился вдоль торговых рядов, внимательно оглядываясь по сторонам и стараясь затеряться в толпе. Последнее сделать было нетрудно, ибо уже перевалило за половину шестого. Покупателей с каждой минутой становилось все больше, и торговля шла уже довольно бойко.

Заметив Качикачи, Джейк тут же стал проталкиваться к нему, постоянно меняя направление, поскольку японец и так был настороже.

Добравшись до конца Цукиджи, Качикачи остановился и огляделся вокруг. Не заметив ничего подозрительного, он свернул вправо и торопливо зашагал по улице, поднимавшейся вверх. Джейк следовал за ним на приличном удалении, несколько раз переходил с одной стороны улицы на другую, используя для наблюдения за маленьким японцем витрины, а где была возможность — и зеркала. Вместе с тем он нет-нет да и оглядывался назад, проверяя, нет ли там хвоста, который он или Качикачи могли подхватить на рынке. Насколько он мог судить, сзади все было чисто.

Качикачи углубился в Агасико. Он направился прямо к дверям “Хиоаку”, знаменитого ресторана, где посетители, как в былые времена, могли за обедом или ужином наблюдать выступления гейш, возраст которых, впрочем, был ближе скорее к шестидесяти годам, нежели к двадцати. Молодые представительницы древнейшей профессии предпочитали торговать своим телом на Гиндзе.

Покатая черепичная крыша и старинный облик делали ресторан похожим на храм. Однако архитектурные особенности здания, по всей видимости, мало волновали Качикачи, который, приблизившись к нему вплотную, нырнул в тень под нависшим карнизом.

Джейк остановился и внимательно огляделся вокруг. Вдоль тротуара тянулся ряд припаркованных машин, в одной из которых он признал “Мерседес”, принадлежащий компании Микио. Стекла автомобиля были матовыми, и понять, есть ли кто-нибудь в салоне или нет, не представлялось возможным. Зато в холодном и прозрачном утреннем воздухе Джейку удалось разглядеть тоненькую струйку, поднимавшуюся из выхлопной трубы “Мерседеса”.

Не спуская глаз с “Хисаку”, за дверью которого исчез Качикачи, Джейк вышел на проезжую часть и остановил такси. Стекло со стороны водителя опустилось, и Джейк, просунув голову в салон, быстро произнес несколько фраз на японском, сопроводив их достаточным количеством купюр крупного достоинства.

Водитель, кивнув, сунул деньги в карман. Джейк собрался было вернуться на свой наблюдательный пост, как дверь ресторана отворилась. Из нее показался Качикачи, а следом за ним здоровенный японец. Оставшись у входа, они стали озираться по сторонам. Вовремя заметив это, Джейк тут же отвернулся и пригнулся, навалившись на открытую дверцу такси.