Реквием. День гнева - Ольга Грибова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макс подал ей руку, и она вложила в нее свою ладонь, бросив прощальный взгляд в зеркало напротив двери. Вдвоем они смотрелись органично, точно молодая супружеская пара. Ева закрепила эту фантазию в голове в надежде, что однажды она воплотится в реальность.
— Я рад, что ты вернулась целой и невредимой, — сказал Макс. — Мы волновались за тебя.
— По вам этого не заметно. Все так спокойны.
— Самаэль приказал не касаться темы твоего побега.
— Побега? — удивилась Ева. — Он всерьез считает, что я пыталась сбежать? Да куда я отсюда денусь!
— Зачем в таком случае ты покинула Дом?
— Я хотела побыть одна, — произнося эти слова вслух, Ева осознала, как глупо они звучат.
— А ты лихая девчонка, — вместо того, чтобы указать ей на ошибки, Макс расхохотался, и она подхватила его смех.
Они хихикали, прикрыв ладонями рты, чтобы не потревожить атлантов. Макс чудесным образом развеял тревоги дня, и Еву в который раз накрыло чувство влюбленности в него. Пусть она не могла стопроцентно доверять ему, пусть он был далеко не идеален, но он обладал ценным качеством, так редко встречающимся в новом для нее мире, − человечностью. И она ценила его за это куда больше, чем того же Алекса, который не раз приходил ей на выручку, когда Макс пасовал.
Макс привел Еву в комнату к остальным всадникам. Все были одеты празднично. Даже Виталик втиснулся в костюм.
Вошел Самаэль в черных брюках и расстегнутой белой рубахе. На груди демона мерцала фиолетовая татуировка. Она проступала через кожу, точно его клеймили изнутри. Ева не разбиралась в значении ломаных линий, но силу, идущую от тату, ощутила всем телом.
Демон приказал всадникам выстроиться в ряд, а сам приблизился к неприметной двери. Замок щелкнул от его прикосновения, хотя у него не было ключа. Дверь открылась, свет ударил в глаза, и Ева зажмурилась. Макс потянул ее вперед, и она послушно двинулась за ним.
Следом за зрением она лишилась второго органа чувств, оглохнув от гула сотен голосов. Первыми привыкли глаза. Ева подняла веки и обнаружила себя на возвышении, напоминающем сцену, где она буквально купалась в сотнях любопытных взглядов.
Самаэль взял на себя роль ведущего. Его голос без микрофона облетел просторный зал:
— Братья и сестры, позвольте представить всадников Судного дня.
В ответ зал взорвался улюлюканьем, криками, а местами и аплодисментами.
Ева всмотрелась в толпу. Никаких платьев в пол у женщин или камзолов у мужчин. Все по современному. Происходящее смахивало на светскую вечеринку, а не на бал. Но кое-что в собравшихся насторожило Еву. Ей потребовалось несколько минут, чтобы сообразить: ее окружают демоны. Их выдавали глаза и острозубые улыбки, похожие на оскал. Но, не смотря на общее сходство, выглядели они по-разному. Некоторые демоны были столь ослепительно прекрасны, что созерцание их красоты могло лишить рассудка. Другие поражали уродством: сизой кожей покрытой язвами. Одни имели воинствующий вид, иные походили на изнеженных аристократов, но вместе они производили впечатление единого организма.
Тем временем Самаэль представлял всадников по одному. Тот, чье имя называли, выходил вперед, выставляя себя напоказ перед демонами под их одобрительное мычание. Настал черед Евы. Она последней шагнула к краю помоста и, не отдавая себе отчета, задержала дыхание. Ева одновременно волновалась за то, как ее встретят, понравится ли она, сочтут ли ее достойной возложенной на нее роли. И вместе с тем ее пугала мысль, что она всерьез мечтает о признании демоническим сборищем.
Толпа пришла в иступленный восторг при виде предводительницы, ошеломив Еву проявлением своих эмоций. Над головой точно взорвали шутиху. Лишь когда все успокоились, Самаэль позволил ей спуститься в зал.
Будучи чужой в толпе демонов, Ева забилась в дальний угол, но даже здесь она то и дело ловила на себе пытливые взгляды.
Между демонами сновали тени с подносами в руках. В изящных кубках из тонкого серебра дымилась неизвестная Еве жидкость. Один из кубков предложили и ей, но она побоялась пить неведомый напиток, пусть даже демоны смаковали его с удовольствием, будто это божественный нектар. Других угощений на празднике не было. Никто так и не удосужился накормить предводительницу, проведшую весь день вне Дома. Должно быть, недоеданием Самаэль наказывал ее за непослушание.
Вика застала Еву одинокой и голодной.
— Ты сегодня звезда вечера.
Ева с опаской покосилась на Войну:
— Ты ведь не попытаешься меня убить?
— С этим покончено, — заявила Вика, и Еве показалось, что сказано это было с досадой. — Как прошел твой день?
— Я гуляла за пределами Дома.
Вика удивленно распахнула глаза, но Еве снова почудилась наигранность.
— И как все было?
Ева открыла рот, чтобы ответить, но ее перебил Алекс.
— Любопытство, сестренка, — обратился он к Вике, — еще никого до добра не довело.
— Что б ты понимал, — Вика махнула рукой и, внезапно потеряв интерес к беседе, скрылась в толпе.
Алекс походил на лондонского денди. Каждым своим движением парень демонстрировал, какой он весь из себя превосходный. Ему даже не приходилось напрягаться. Именно таким он и был — исключительным, в чем-то даже непревзойденным. Несмотря на неприязнь к Алексу, Еве было трудно отрицать очевидное.
— Зачем ты ее прогнал? — спросила Ева.
— Затем, — ответил он, — что Вика в последнее время не вполне контролирует себя.
— Что это значит?
— Для тебя это значит одно: ты должна следить за своим языком во время разговора с ней.
Нечто подобное она подозревала. Вика выглядела так, словно делает все через силу, точно кто-то другой говорит ей как себя вести и она вынуждена подчиняться.
— Будь я проклят, — воскликнул Алекс, — ты и на этот раз намерена ее пожалеть?!
Он верно уловил настроение Евы, и ее это задело:
— Я полагала, жалеть Вику твоя обязанность. Вы же вроде как вместе.
— Запомни: я всегда сам по себе.
— Спорим, в детстве ты не был таким заносчивым и гадким, — сказала Ева.
— Ошибаешься, я таким родился. В конце концов, мой отец демон.
— И ты, похоже, этим гордишься.
— Почему нет? — улыбнулся Алекс.
— Как насчет матери?
— А что с ней? — он сделал вид, что не понял вопрос.
— Кем была она? — не сдавалась Ева.
— Никем. Ходячим инкубатором, сосудом, не более того. Она умерла при родах или, может, отец ее убил. Кому какая разница?
Голос Алекс звучал ровно, но в глубине глаз притаилась тоска. Как он ни старался, Ева не поверила, что ему плевать на родившую его женщину.