Правда «Чёрной сотни» - Кожинов Вадим Валерьянович

Впрочем, к насквозь лживой книге Лакера мы еще вернемся; здесь же нельзя не сказать об его рассуждении о российском масонстве XX века, поскольку я подробно рассматривал эту тему.

Лакер не отрицает (да это и невозможно) существование масонов в революционной России, но без всяких аргументов утверждает, что они не играли хоть сколько–нибудь существенной роли. Их «миссия» в Феврале — это–де выдумка нескольких эмигрантов и современных русских историков. Трудно поверить, что Лакер ничего не знает о целом ряде работ западных историков (Л. Хаймсон, Б. Нортон, Н. Смит, Б. Элкин и др.) (См. библиографию в журн.: «Вопросы истории», 1989, № 6, с. 35–38), пришедших, в сущности, к тем же выводам, что и их русские коллеги. Словом, перед нами опять заведомая ложь.

Впрочем, это обычный «прием» Лакера. Так, например, он упоминает коллективный труд «Погромы: противоеврейское насилие в новейшей русской истории», изданный в 1992 году Кембриджским университетом (я писал о нем; см. «Наш современник», 1994, № 8, с. 138—140), и даже дает ему высокую оценку:

«Глубокое исследование причин и обстоятельств погромов»

(с. 56)

В этом труде показано, в частности, что «черносотенцы» отнюдь не устраивали погромов. Однако Лакер всего через две страницы беспардонно пишет, что–де Н. Е. Марков планировал, как «в грядущих погромах погибнут все евреи, до последнего» (с. 59).

Но на каких же основаниях Лакер отвергает все многочисленные исследования о роли масонства в Февральской революции? А крайне просто: он ссылается на написанную еще в 1981 году книгу воинствующего советского историка А. Я. Авреха «Масонство и революция», которая якобы содержит истину в последней инстанции (с. 20). Из книги Авреха можно узнать, что историки, говорящие о роли масонства,

«практически отвергают марксистско–ленинскую концепцию развития революционного процесса в России»

Аврех А. Я. Масонство и революция. М., 1990, с. 18

Это в самом деле так, и Аврех — вслед за «академиком И. И. Минцем», на статью которого он почтительно ссылается в своей книге, — ринулся отстаивать сию концепцию.

Так что Лакер — хочет он того или не хочет — оказывается единомышленником Авреха и Минца. Могут возразить, что в книге Лакера есть нападки на тех или иных коммунистов. Это действительно так, но с одним в высшей степени многозначительным уточнением: Лакеру не нравятся те коммунисты, которые хоть в какой–либо мере склонны к патриотизму. Истинный враг для Лакера — вовсе не коммунизм (в любом смысле этого слова), но Россия. И это необходимо осознать каждому, кто возьмет в руки его книгу, — как, кстати сказать, и многие другие западные сочинения о России….

ИСТОРИОСОФСКОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ:

О византийском и монгольском «наследствах» в судьбе России

Размышление о «черносотенцах» и Революции было сосредоточено на очень кратком — хотя и поистине перенасыщенном событиями и конфликтами — периоде русской истории: это всего лишь полтора десятилетия — с 1905 по 1921 год. Но в силу беспримерной динамики и обостренности этого периода, в нем, надо думать, должны были так или иначе воплотиться основные, сущностные особенности всего русского бытия, каким оно складывалось в течение веков.

И для более глубокого и полного понимания того, что происходило в начале XX века, необходимо хоть в какой–то мере иметь в виду эти тысячелетние основы России, — для чего следует обратиться даже не к русской истории как таковой (то есть многовековой цепи событий), но к «смыслу» русской истории, то есть, пользуясь давно существующим, но до последнего времени прочно забытым и, более того, «запрещенным» термином, — к русской историософии.

Вместе с тем невозможно, разумеется, изложить эту историософию во всем ее объеме сколько–нибудь кратко. Поэтому я избираю для рассмотрения две стороны, две координаты исторического пути Руси–России — её взаимосвязи с Византийской и Монгольской империями — взаимосвязи, которые, несомненно, играли громадную судьбоносную роль (чего не отрицал, пожалуй, ни один из авторитетных мыслителей, касавшихся этих взаимосвязей, хотя их роль толковалась и оценивалась принципиально различным образом). Размышляя о двух указанных взаимосвязях, можно, как представляется, сделать существенные выводы об основах русского пути вообще, в целом (например, об его идеократическом и евразийскомхарактере; понятия эти будут уяснены в дальнейшем изложении).

То, что произошло в России в 1905—1921 годах, имеет самые что ни есть глубокие исторические корни, и предлагаемое «Историософское приложение» призвано так или иначе выяснить неотвратимую «закономерность» пережитого нашей страной катаклизма.

Русь и «Царство ромеев»

Понимание и ценностное восприятие Византийской империи в русском самосознании допетровского времени и, с другой стороны, в идеологии XIX—XX вв. очень существенно, даже принципиально расходятся. Говоря кратко и просто, до XVIII века Византия воспринималась на Руси — в общем и целом — в самом положительном духе, а в последующее время для наиболее влиятельных идеологов характерно негативное отношение к ней. Правда, в конце XIX— начале XX в. начинает складываться и противоположная тенденция (особенно ярко выразившаяся в течении евразийства), но она, в свою очередь, наталкивается на сильное сопротивление, и можно без преувеличения утверждать, что и сегодня очень широко распространена более или менее «отрицательная» оценка роли Византийской империи в истории России.

Тут мне почти наверняка возразят, что дело обстоит не совсем так, ибо общепризнано позитивное значение приятия Русью христианства от византийской церкви. Однако, рассматривая проблему во всей ее многосторонности, мы убедимся, что она значительно более сложна и противоречива.

Во–первых, существует и в последнее время усиливается стремление переоценить уже и само по себе обращение к христианству, подавившему восточнославянские языческие верования, которые, по убеждению сторонников этого взгляда, воплощали в себе подлинно самобытные начала Руси.

С другой стороны, многие историки — и это не случайно — пытались и пытаются доказать, что русские в действительности восприняли христианство не из Византии, но либо из Болгарии (см., например, работы влиятельного в свое время историка М. Д. Приселкова), либо из Моравии (Н. К. Никольский), либо от норманнов–варягов (Е. Е. Голубинский); в последнее время была выдвинута еще особая версия об ирландском происхождении русского христианства (наш современник А. Г. Кузьмин).

Наконец, очень многие из тех историков и идеологов, которые признают византийские истоки христианской Руси, вместе с тем стремились и стремятся утвердить представление о том, что древнерусская церковь — как и Древняя Русь в целом — с самого начала находилась будто бы в состоянии упорной борьбы с Византией за свою независимость, каковой, мол, постоянно угрожал Константинополь.

Так, великий деятель Русской Церкви и культуры XI века, митрополит Киевский Иларион преподносится в качестве своего рода непримиримого борца с византийской церковью, и созданное Иларионом гениальное «Слово о Законе и Благодати» с XIX века и до нашего времени пытаются толковать как якобы противовизантийское по своей основной цели и смыслу выступление.

Между тем подобное истолкование поистине нелепо; чтобы убедиться в этом, достаточно беспристрастно вдуматься хотя бы в следующее суждение митрополита Илариона — в его слова о

«благоверении земли Греческе, христолюбиви же и сильне Верою, како единого Бога в' Троици чтут и кланяются, како в них деются силы и чудеса и знамения, како церкви люди исполнены, како вси града благоверени, вси в молитвах предъстоят и вси Богови простоят…»

Или слова о Владимире Святославиче, который

«принесъша крсть (крест) от Иовага Иерусалима — Константина града»