Повседневная жизнь колдунов и знахарей в России XVIII-XIX веков - Наталия Будур

Во всех рукописных народных цветниках и травниках говорится о целебном действии этой травы при родах. «Т£ава чернобыль, — читаем мы в одном из таких цветников, — растет подобно белене… а ежели женщина ту траву принимает, то живое и мертвое дитя из утробы выведет». «Траву чернобыльник, — читаем в другом цветнике, — надо выкопать с корнем, мелко изрубить и варить в вине или с уксусом, и роженицам, кои долго мучаются, поить и на живот привязывать, а когда будет родить младенца, то от живота отвязать, иначе живот много втянет».

Вообще же, как мы сказали выше, к лекарствам деревенские «баушки-повитухи» при родах прибегали весьма редко. Все дело ограничивалось «мытьем», разглаживанием, спрыскиванием от дурного глазу и т. д.

Во все продолжение родов бабка постоянно крестилась, клала земные поклоны и утешала роженицу. «Потерпи, моя касатка, потерпи, Бог пошлет, все благополучно будет, все по-доброму идет. Ты только, как «напруги» берут, сильнее поддай, упрись мне в бедра ножками и помочь давай на нутря-то».

При каждой схватке, накрывая живот роженицы, чтобы «не вышло остуды», бабка следила за ходом ребенка и с приближением его приговаривала: «Матери Божии, святые угодники, Иисусе Христе, ослобоните рабу Божию, пошлите ей на все хорошее. Ну, подужай, подужай, ну еще разок потужись, вот, вот уж весь на воротах стоит».

Если роды не проходили быстро, то повитуха заговаривала воду:

«Стану я, раба Божия (имярек), благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротми. Выйду я в чистое поле, помолюсь и поклонюсь на восточну сторону. На той восточной стороне стоит престол Господень. На том престоле Господнем сидит Пресвятая Мати Божья Богородица. И помолюсь, и поклонюсь Пресвятой Матери Божьей Богородице: «Пресвятая Мати Богородица, соходи с престола Господня и бери свои золотые ключи и отпирай у рабы Божьей (имярек) мясные ворота, и выпущай младеня на свет и на Божью волю». Во веки веков, аминь».

Заговор этот надо было произнести трижды, а потом дать выпить наговоренной воды родильнице или облить ее живот.

Также при замедлении родов считалось полезным «распарить» живот, иногда же, напротив, «прописывали» холод. В зимнее время роженицу выводили в сени «охолонуть» или клали ей на живот снег. «Холодок хорошо, поутомить жар-то нужно, — объясняла его действие бабка, — там от жару все вздуло, вот Бог и не дает».

Если родильница не могла легко распростаться с детским местом, то ей давали спорыньи или солоду, или гущи квасной, или же, закатав в хлебе трех вшей с трех голов и заставив родильницу съесть шарик, говорили ей, что она съела.

Почти всеми бабками считалось очень важным, чтобы роженицу при родах тошнило и рвало. Для этого, обыкновенно, толкали в рот роженицы и давали ей «давиться» ее собственной косой, щекотали во рту пальцем, поили роженицу дрожжами, конопляным или деревянным маслом: считалось, что после рвоты скорее пойдут потуги — «роженицу сорвет, вот, силу Бог и даст». Довольно странный, но излюбленный и распространенный бабий прием при родах для усиления потуг и большего напряжения роженицы — это дуть в пустую бутылку.

Деревенские роды совершались далеко не всегда в лежачем положении, а нередко стоя, так как при стоячем положении женщины ребенок будто бы скорее и свободнее выйдет, при лежании же он может подкатиться под ложечку. Чтобы он не «застоялся», а также чтобы «расходились все жилы роженицы и все ее члены», очень часто считалось полезным, с промежутками или беспрерывно, водить и таскать под руки роженицу по избе, обводить ее вокруг стола и т. п. Первое время ходить роженица старалась сама, а потом это хождение совершалось при помощи бабки или матери и мужа. Продолжалось оно до тех пор, пока не покажется головка ребенка.

Тогда бабушка клала роженицу на постель, бралась руками за головку, потихоньку ее раскачивала и говорила роженице: «Ну, помогай, силы поддавай».

Обыкновенный и также очень частый прием при нормальных родах, в лежачем или стоячем положении роженицы, — это перекинуть через брус или потолочную балку веревку, ухватиться за нее руками и, упираясь пятками о кровать или пол избы, держаться в полувисячем положении. «Каждая вещь упадет наземь, коли ни на чем не держится, — довольно смутно объясняли земским врачам этот прием бабки, — потому и ребенка тоже к земле тянет, а коли лежит баба, как есть, ну и он лежит смирно». Особенно рекомендовался этот прием в тот момент, когда Бог станет «прощать» роженицу, то есть когда покажется головка младенца. Термином «Бог простил» определялся момент рождения ребенка, ибо именно тогда, по существующему поверью, посланный от Бога и присутствующий при родах ангел влагает душу в новорожденного и улетает на небо.

Некоторыми бабками производилось «выкликание» детского места. «Кысь, кысь, кысь», — приговаривают они, «ратуя» о детском месте и слегка подергивая за пуповину. Способствовал изгнанию последа и, одновременно, занятию своего надлежащего места «золотником» (маткой) после родов также следующий заговор:

Я, раба Божия N, рожденная,Я, раба Божия N, крещеная,Шла через три порога,Несла три золотые рогаК рабе Божией N, рожденной,К рабе Божией N, крещеной,Живот вниз направляти.Я живот вниз направляю,В гору не поднимаю,Не сама собою живот направляю,Силой Бога из него выгоняю.Золотника прошу, как родного брата:Золотник-золотнический,Братец, ты, светлый месяц,Я тебя прошу, как родного брата,Сядь ты на мое местечко,На золото крылечко.А тут тебе не бывать,Туг тебе не гулять,Туг тебе не воевать,И тихохонько, и легохонькоНа лес сухой да на яр глухойИз животика ее, рабы Божией N, выбывать.

Для изгнания последа применялись также окуривание родильниц очесами льна на страстной свече, маленький, привязываемый к пуповине, лапоть и веник, положенный к половым частям родильницы. Если послед не выходил через полчаса, то это считалось знаком недобрым, а если проходил час — дело было совсем плохо. Очень нередки были случаи, когда бабки, стараясь вытащить послед, усиленно тянули и обрывали пуповину. Это, по объяснению их, происходило тогда, когда послед «прирастал к телу».

Пуповина перевязывалась суровой ниткой или прядями льна, чаще всего свитыми вместе с волосами матери. Волосы последней, обыкновенно из правой косы или с правого виска, брались для того, чтобы «ребенок всю жизнь был привязан к матери».

Перерезывалась пуповина, как правило, хлебным ножом или ножницами и смазывалась деревянным маслом.

Иногда у детей женского пола она отрезалась ножом на гребенке, чтобы девушка хорошо пряла, а у новорожденного мальчика — ножом на топоре, чтобы мальчик им хорошо владел, когда вырастет большим.

Иногда, в предупреждение грыжи, пуповина перегрызалась бабкой зубами.

Детское место, или «постелька», всегда тщательно обмытое и завернутое в тряпочку, часто с ломтем черного хлеба или яйцом, а иногда с несколькими головками лука, зарывалось в землю в каком-нибудь сокровенном месте, выбранном бабкой, чаще всего под полом избы, в подизбице, подвале, подполье, около печки или в переднем углу В некоторых местах послед при этом клался в лапоть с правой ноги.

Реже зарывалось детское место под полком бани, на дворе, на огороде, иногда в навоз, в хлеве или конюшне. Если хотели, чтобы у ребенка не было грыжи, зарывали послед под подвальным бревном. Если хотели, чтобы следующий ребенок был мальчик, хоронили послед на чердаке над святым углом, а если мечтали о девочке, то несли на чужое поле и зарывали там.

В тех случаях, когда в семье все предшествующие дети умирали, послед зарывался на перекрестке чужого поля.

Считалось, что если детское место не хоронить три дня, то детей не будет три года, если его предварительно выворотить, то следующий ребенок будет непременно мальчик, а если зарыть его пуповиной книзу, то детей у родившей женщины больше не будет совсем.

Зарывание последа сопровождалось иногда особыми приговорами, имеющими отношение или к здоровью родильницы, или к будущему ребенка. «От земли взято, земле предавайся, а раба Божия (родильница) на земле оставайся». «Тебе, святое местечко, на лежанье, а ей (родильнице) на здоровье». «Месту гнить, а ребенку жить, да Бога любить, отца, мать почитать и бабку не забывать».

В некоторых местах, если родился мальчик, отец сам (а не бабка, как во всех других случаях) нес послед в конюшню и зарывал под ясли, говоря: «Дитятко роста, и лошадка роста».

Иногда на короткое время бабка клала послед под голову родильницы, чтобы у нее не болел живот, и терла последом ее лицо, чтобы не было на нем «матежей», и иногда, прежде чем зарыть послед, отрезала от него небольшой кусочек. От того, куда мать отнесет и бросит этот кусок, зависели судьба новорожденного и развитие будущих его качеств. Если мать бросала его в конюшню, то новорожденный становился охотником до лошадей, если вешала на соху, он вырастал хорошим пахарем, если около кабака или какой-нибудь лавки — дорога младенцу была в купцы, а если послед вешали около церкви — ребенок очень сильно любил Бога и мог даже уйти в монастырь.