К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. - Георгий Чиж

– Вы говорите – семьи... Но можно и без семейств, на манер рекрутского набора. Сдают ведь в рекруты, часть мо­гут сдавать и нам.

– Ну, русский мужик без семьи не может...

– А то вот еще, – не унимался Резанов, – неоплатные должники, банкроты, преступники, наказанные поселением, разве это не население?

– Помилуйте! – чуть не закричал Баранов. – Мы не мо­жем со своими добровольцами-головорезами справиться, за­контрактованными, а вы еще хотите их нам подбавить... Не годится это никак.

– Ну, а политические ссыльные?

– Политические... – задумался Баранов и не сразу отве­тил. – Пожалуй, было бы неплохо, особливо ежели пойдут добровольно. Мы тут постарались бы их обласкать. Но вот беда, бегать на иностранные суда начнут, а мы будем в от­вете...

Резанов замолчал: доводы Баранова были слишком убе­дительны.

Рыба перестала ловиться совершенно Пропали морские окуни, налимы, за ними треска, и, наконец, стал редкостью даже палтус. Лужи затянулись тонким звонким ледком с круглыми хрустящими белыми пятнами. Скупое и редкое солнце уже не в состоянии было растопить корку льда. Бе­реговые окрайки в бухте непрерывно и тонко звенели от рас­сыпающихся под ударами прибоя ледяных осколков...

«Юнона» словно пропала.

С мрачным видом ели ворон, противное, жесткое и воню­чее мясо орлов, целыми днями партии врассыпную по бере­гам собирали ракушки. Очень радовались, когда среди множества маленьких пуговичных раков-каракатиц попадались шримсы, морские раки. И радости не было конца, когда кто-нибудь из охотников кричал во всю глотку: «Мамай! Мамай!» Из раков варили ароматный суп, но все же это было только лакомство, а не еда. Особенно тяжко приходилось больному желудком Резанову.

Люди переносили голод стойко и даже ухитрялись про­являть трогательную заботу к заболевшим скорбутом.

...Вечерело. Было тихо и морозно, как вдруг у конторы Ба­ранова, который вел с Резановым очередную беседу о новом устроении края, послышался топот бегущих людей. Бегущие кидали вверх шапки, что-то орали, но разобрать было невоз­можно.

– Не кита ли нам господь послал на мысу? – всполо­шился Баранов, увидев в окно знакомую фигуру десятника, и вышел.

– «Юнона»! – кричали на улице. – «Юнона»!

Да, это была она. Все побежали к мысу.

12. РЕЙД В САН-ФРАНЦИСКО

Переполох в сонном испанском порту Сан-Франциско в Калифорнии, так же как и в близком к порту поселке, важ­но именуемом «президио», и даже в более отдаленной миссии францисканских монахов «Долорес», 25 марта 1806 года на­чался очень ранним утром.

Еще вчера, после одуряюще жаркого, бездельно проведен­ного дня так приятно дремалось в обширных казармах гроз­ной крепости, устрашающе обратившей ко входу в гавань широко и откровенно зевающие жерла пушек; так приятно думалось в тиши прохладного францисканского костела за монастырской оградой и так спокойно мечталось под тихие звуки клавикордов в уютной и гостеприимной квартире комен­данта порта и крепости дона Антония де Аргуелло.

А сегодня?

Сегодня по валу крепости взад и вперед мечутся солдаты; по еще не потревоженной после тихой ночи глади гавани рас­сыпается горохом и далеко разносится отборная испанская ругань; около пушек хлопочут артиллеристы с кисло пахнущи­ми порохом банниками в руках и торопливо подносят и скла­дывают в сторонке снаряды. По пыльной дороге рысит кавалькада пестро одетых вооруженных до зубов всадников. Между ними тяжко трясется, отбивая спину ленивому ста­рому коню, толстопузый монах в подпоясанной обрывком ве­ревки длинной черной сутане, в широкополой шляпе и в сан­далиях на босу ногу.

В президио волнение овладело и женщинами. Две просто­волосые прислуги индианки и полуодетые барышни, дочери коменданта, суматошно носились по квартире, торопясь поспеть к порту, чтобы хоть одним глазком взглянуть на что-то неизвестное, но захватывающе интересное и жутко любо­пытное.

У подъезда в ожидании барышень стояли хорошо объез­женные мустанги. Лошади нетерпеливо то одним, то другим копытом рыли жесткую землю. В окне на один момент показалось смуглое, с приятно очерченным овалом и живыми гла­зами личико, мелькнуло девичье плечо со сползшим с него кружевом ослепительно белой сорочки на загорелой коже и скрылось: барышни опаздывали.

Быстро, на всех парусах, под легким утренним ветерком в гавань неожиданно ворвался и быстро прошел мимо кре­пости хорошо оснащенный корабль. Ему навстречу спешил шестивесельный катер. С катера еще издали кричали по-испански:

– Становитесь немедленно на якорь, будем стрелять!

С крепостного вала в то же время громко вопрошали в ру­пор:

– Что за судно?

И с вала, и с крепости, и даже с берега, к которому при­близилась кавалькада, видно было, что на верхней палубе судна и на реях происходит какая-то невообразимая суета: матросы готовятся спускать паруса, но паруса не спускаются, на носу топчутся люди у якорных канатов, как бы приготов­ляясь становиться на якорь, но якоря не бросают – судно продолжает идти своим курсом.

Однако все время бесплодно повторяемое требование «остановитесь», видимо, наконец, дошло до слуха стоявших на капитанском мостике командиров, молодого моряка и вы­сокого пожилого человека в штатском европейском костюме. Моряк что-то ответил в рупор, после чего, однако, корабль продолжал двигаться в прежнем направлении, заметно при­ближаясь к самому берегу и уходя из-под обстрела пушек крепости.

– Кажется, довольно дурака валять? – вполголоса спро­сил высокий.

Моряк оглянулся и, улыбнувшись, громко отдал команду отдать якоря.

Тщетно всматривались всадники в название корабля «Юнона», написанное на неизвестном им языке: расшифро­вать надписи так и не удалось.

– Только бы не дать им появиться сейчас на корабле! Надо их предупредить... – шептал высокий. – Спускайте шлюпку и шлите мичмана.

И через полминуты четырехвесельная шлюпка с распущен­ным на корме вопреки всяким правилам невиданным в этих местах государственным флагом стрелой понеслась к берегу, приглашая катер следовать за собой. Быстрые и уверенные действия мичмана произвели нужное впечатление на испан­цев, и они вместо немедленного осмотра прибывшего корабля послушно повернули свой катер вслед за шлюпкой.

Сухощавый и ловкий мичман выскочил из шлюпки на берег и направился к группе спешившихся всадников. На­встречу ему шел, отделившись от группы, такой же, как и он, молодой человек, сын коменданта, дон Люиз де Аргуелло, за отсутствием отца исполнявший его обязанности.

– Мосье комендант? – спросил мичман, прикладывая руку к шляпе, и, когда тот утвердительно кивнул головой, продолжал по-французски: – Наше судно российское. Мы удостоены чести иметь у себя на борту представителя его величества императора российского камергера высочайшего двора, генерала и кавалера, господина Резанова. Идем в Монтерей, но авария заставила нас войти в первый же порт и невольно стать вашими гостями, господин комендант. Починившись, мы будем продолжать наш путь.