Академия Горгулий. Напарница дракона - Елена Обухова

«Зачем же я так напилась?» – мелькнула в голове тоскливая мысль.

Но следом проступили воспоминания минувшего вечера. Не напивалась я: два бокала вина едва ли могут причинять с утра такие страдания. Тогда в чем же дело?

Я перевернулась на спину и потянулась, копаясь в памяти. И тут же окончательно проснулась, почувствовав, как быстро и тягостно забилось в груди сердце. Вспомнился бал, танец с Рабаном, высокомерные слова, за которые хотелось плюнуть ему в лицо, отец… в смысле, Колт с его нравоучениями и… Да, он самый. Скандал.

Меня захлестнуло жаркой, удушливой волной, подозрительно похожей на стыд. Сегодня собственное поведение казалось мне глупым и неадекватным. С чего я так взбесилась? Ладно, Рабан – козел, а не дракон, и Колт со своими советами пришелся очень не к месту. И да, падение получилось обидным и болезненным, но не обязательно же было устраивать сцену и бросаться на мерзкую дрянь прямо там! Всегда можно разобраться по-тихому, а всех, кто несет чушь, от которой вянут уши, – просто послать подальше.

Но я почему-то повела себя иначе. Конечно, приступы злости для меня – дело привычное, но вот агрессия – это что-то новое. Я могу наговорить неприятных вещей, послать куда угодно и кого угодно, но в драку обычно не лезу. Да и настолько остро на всякую ерунду не реагирую.

Сев на кровати, я обнаружила, что лежу поверх одеяла, а накрывалась все это время второй его половиной. И, судя по всему, накануне я не стала утруждать себя обычными приготовлениями ко сну: раздеванием и умыванием. Так и легла в одежде и, вероятно, в полной боевой раскраске.

Последнее предположение я проверила, заставив себя встать и подойти к зеркалу. Да, макияж немного размазался во сне, но смывать его явно и не пытались.

– Кружку воды, прохладной, – потребовала я, постучав по обеденному столу, как делала Мелиса.

Голос прозвучал грубо, шершаво, хотя особой сухости во рту я не испытывала и горло у меня не болело. Воды попросила только для того, чтобы запить обезболивающее зелье, весьма мерзкое на вкус.

Проглотив его и осушив кружку до дна, я на какое-то время так и осталась сидеть за столом, придерживая голову рукой и дожидаясь, когда перестук молоточков по внутренней поверхности черепа наконец стихнет. Заодно покопалась в памяти еще, восстанавливая события вечера после побега с бала.

Я ушла не очень поздно, мероприятие наверняка продолжалось еще несколько часов, но Мелиса пыталась проведать меня примерно минут пятнадцать спустя после моего возвращения в комнату. Дверь я ей открыла, но внутрь не пустила. И была довольно резка, что тоже не совсем объяснимо: наставница мне ничего плохого ни разу не сделала, слова дурного не сказала. Впрочем, я все еще была на взводе, вероятно, просто не справилась с эмоциями.

Ужинала я у себя и без особого аппетита. Потом прилегла, все еще перепиливая в голове события бала, и… видимо, вырубилась. Что весьма странно! Обычно, если уж случился какой-то конфликт, я долго не могу уснуть.

Зелье подействовало, голову начало отпускать, но чертовы вороны сводили весь эффект на нет, не давая сосредоточиться ни на одной мысли. Казалось, что они орут прямо мне на ухо.

Сжав кружку в руке, я подскочила к окну, дернула на себя створку, сама не зная, что собираюсь сделать. Швырнуть в птиц кружку? Замахать на них руками? Заорать?

Я не сделала ничего из этого. Холодный воздух, пахнущий прошедшим ночью дождем, ударил в лицо, остудив горячую кожу. В голове еще немного прояснилось, а птицы шарахнулись то ли от резкого движения, то ли от громкого звука и, продолжая каркать, предпочли переместиться, где поспокойнее.

На стене притормозили двое стражников, делающих обход, и посмотрели на мою башню. Один даже помахал рукой. Видимо, кто-то из тех, с кем я общалась летом, издалека было трудно их различать. На всякий случай я махнула рукой в ответ.

Я уже собиралась закрыть окно и вернуться в кровать, когда заметила внизу движение. Сердце вновь тревожно трепыхнулось, вспомнились странные то ли люди, то ли призраки, которых я ни разу не видела с тех пор, как потратила полночи, гоняясь за едва слышным свистом.

Однако на этот раз во дворе был всего один человек, и его я узнала без труда: профессор Рабан. Непонятно, откуда и куда он шел в столь ранний час воскресенья, но явно старался не попасться на глаза страже, поэтому не пересекал двор по прямой, а держался ближе к стенам строений. Верхнюю часть бального костюма он где-то потерял, оставшись в одной рубашке. Возможно, мерз и потому обхватывал себя руками, но мне показалось, что он пытается спрятать пятна на белоснежной ткани. Я не смогла рассмотреть подробнее: угол сменился, а вскоре Рабан и вовсе скрылся из поля зрения.

Я наконец захлопнула окно, поставила кружку на стол и вернулась в кровать. Раздеваться и умываться теперь уже точно было поздно, поэтому я снова легла поверх одеяла, накрывшись другой его половиной, и свернулась калачиком. Успела подумать, что могу теперь не уснуть, но следом все мысли исчезли из головы: я провалилась в сон, словно не спала этой ночью вообще.

* * *

Второе мое пробуждение в тот день отчасти походило на первое: меня вновь разбудили звуки за пределами комнаты, рождавшие чувство тревоги, но на этот раз птицы оказались ни при чем. Из-за двери звучали шаги и голоса, что для нашей «семейной» башни само по себе было необычно. Интонации голосов ясно давали понять, что случилось что-то очень нехорошее.

Я выпуталась из кокона одеяла, потерла рукой лицо, прогоняя сонливость, машинально отметила, что теперь солнце уже высоко, и побрела к двери прислушиваясь.

Шаги в коридоре стихли, и сейчас звучали только два голоса: женский и мужской. Причем женский определенно принадлежал Мелисе, а мужской – совершенно точно не Колту. Я приоткрыла дверь и выглянула через узкую щелочку в холл.

У комнаты наставницы стоял миллит, в котором я сразу узнала капитана Бенсона. Мелиса – уже полностью одетая, свежая и бодрая – держала его на пороге и выглядела ужасно недовольной: на лбу у нее залегла складка, а глаза недобро сверкали, словно ей надоело изображать