Обрученные грозой - Екатерина Юрьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не имею чести быть с вами знакомой, — ответила она холодно, оскорбленная как его выходкой, так и вызывающими взглядами.
Его ничуть не смутило ее сдержанное негодование.
— Мадам, что за условности во время войны? — игриво сказал он. — Сегодня мы живы, завтра — нет, так почему бы не проявить некоторую снисходительность к защитникам Отечества, хотя бы к одному из них?
Докки искоса посмотрела на щеголеватый вид полковника — чистенькую, с иголочки амуницию, белоснежные перчатки — и подумала, что уж его-то трудно причислить к защитникам Отечества, и вряд ли его блестящая сабля когда-либо покидала свои ножны.
Она промолчала, начиная сердиться на Палевского, что он оставил ее одну, как к ней подоспели офицеры, ее сопровождающие.
— Шевелев, езжайте-ка по своим делам, — резко сказал адъютант графа. — Вы получили пакет, так поспешите его доставить в Главный штаб.
— Не ерепеньтесь, Матвеев, — набычился штабной. — Нам нужно еще кое-что уточнить у Палевского, а он, говорят, находится в артиллерийской роте. Здесь же я лишь задержался поприветствовать даму.
— Дама не расположена к вашим приветствиям, — выдвинулся вперед юный офицер. Глаза его сверкали, а рука тянулась к рукояти сабли.
— Вы, штабс-капитан, не вмешивайтесь не в свое дело, — Шевелев бросил на него снисходительный взгляд мужчины, старшего по возрасту и чину, чем привел юношу в еще большую ярость.
— Это мое дело! — воскликнул он. — Дама находится под моим покровительством и защитой!
Матвеев с трудом сдержал усмешку, штабной расхохотался, а Докки послала ободряющую улыбку растерявшемуся от собственных слов штабс-капитану, который догадался, что сморозил глупость, и густо покраснел.
— Вы, Грачев, не доросли еще покровительствовать дамам, — презрительно фыркнул Шевелев. — Вам…
— Полковник, — адъютант Палевского остановил штабного взглядом. — Вы искали его превосходительство?
Он кивнул за свое плечо, и Докки, оглянувшись, увидела, что к ним галопом приближается Палевский. Ее сердце встрепенулось, и в который раз она залюбовалась его легкой посадкой в седле и решительным видом. Кисти серебристо-черно-оранжевого шарфа, опоясывающего талию, развевались от скачки, золотое генеральское шитье на воротнике и обшлагах мундира сверкало на солнце. Офицеры моментально вытянулись, не сводя глаз с приближающегося командира. Докки заметила, с каким восхищением смотрел на Палевского юный штабс-капитан и уважением — адъютант. Штабной суетливо одернул мундир, его спутники, отдавая честь, потеснились в сторону, пропуская генерала.
«Настоящий полководец, лидер, которому все рады повиноваться, — думала она, наслаждаясь осознанием того, что этот поразительный человек сейчас спешит присоединиться к ней и на данный момент ищет ее общества. — И это не сон, это происходит на самом деле, истинное чудо из чудес…»
Приблизившись, Палевский осадил своего гнедого.
— Что происходит, господа? — требовательно поинтересовался он. Его пронзительные глаза скользнули по Докки и сурово обвели до сих пор пунцового Грачева, нахмуренного адъютанта и пришедшего в замешательство Шевелева.
Штабной кашлянул.
— Помимо пакета нам было еще поручено доставить пленного офицера, ваше превосходительство, — сообщил он. — Но начальник штаба Еремин сказал…
— Правильно сказал, — перебил его Палевский. — Пленный был отправлен в Главную квартиру. Что еще?
— Все, ваше превосходительство, — пробормотал Шевелев. — Только главнокомандующий…
— Все в бумагах, — заявил Палевский. — Я вас более не задерживаю, тем более что вас с нетерпением ждут в штабе армии.
— Так точно, ваше превосходительство, — штабной отдал честь, развернул коня и поскакал вперед. За ним последовали его сопровождающие.
— Матвеев? — граф посмотрел на адъютанта.
— Пытался навязаться даме, — лаконично доложил тот.
Палевский понимающе ухмыльнулся, кивком отпустил офицеров и повернулся к смятенной Докки.
— Вас ни на минуту нельзя оставить одну, — глаза его насмешливо сверкнули, но в голосе слышалась ласка.
— Вот и не оставляли бы, — отозвалась она сердито.
— Я бы с радостью, — признался он, — но дела…
Они двинулись по тропинке. Докки ждала, что он обвинит ее в кокетстве, но Палевский только хмыкнул:
— Этот Шевелев — известный волокита. Я надеялся, что вас не заметят, но штабные видели вас со мной на поляне и, видимо, уже всем проболтались.
Докки встревожилась.
— Не хватало еще сплетен обо мне в армии!
— Никто не знает вашего имени, — Палевский явно пытался ее успокоить.
— Но кто-то мог видеть меня в Вильне, — напомнила она ему.
— Тогда пойдут разговоры, — признал он. — Ну, одним слухом меньше, одним больше…
— И то правда, — согласилась Докки. Сплетни о ней все равно уже ходят, а радость от встречи и общения с Палевским стоит гораздо больше очередных разговоров.
— Соскучились без меня? — вдруг спросил он, наклонившись к ней с седла.
Она хотела сказать, что ей не дали скучать, но передумала и лукаво произнесла:
— Конечно, вы же оставили меня в одиночестве.
— Зато вернувшись, застал возле вас целую компанию, — припомнил он. — Видимо, мне не дождаться, когда вы признаетесь, что вам без меня скучно и никакое другое общество не сможет восполнить моего отсутствия.
— А зачем вас вызывали? Какие-то сложности? — спросила она, уходя от столь легкомысленного разговора, который мог завести их невесть куда.
— Наши сложности пока на том берегу реки, — сказал Палевский и усмехнулся, показывая, что прекрасно понял ее уловку. — Замучили штабные курьеры — то им скажи, да это доложи. Возят туда-сюда пакеты… Командующий армией прислал конвой за французским пленным, но перед этим того затребовали к государю. Еще нужно было уточнить нашу новую диспозицию, решить проблему с походными кузницами, отправить в госпиталь одного офицера — он получил удар саблей по ноге, но никак не хотел уезжать из корпуса.
— А где находится госпиталь?
— За Двиной, — ответил он и нахмурился. — Интересуетесь, где Швайген?
— В том числе, — рассердилась Докки. — Человек ранен, а вы…
— Рана у него легкая, ничего с вашим полковником не случится. И мне не нравится, что я постоянно встречаю вас с ним и каждый раз вы держитесь за руки.
— Вы еще припишите мне этого штабного…
— Штабного не припишу — знаю, вы не виноваты, но я слишком часто застаю вас со Швайгеном.
— Не часто, а всего второй раз!
— И одного раза многовато.