Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья - Карл Май

Шейх присел перед столиком и кивком пригласил нас последовать его примеру. Почему бы не сделать то же, раз уж мы оказались здесь?

Едва мы уселись рядом с ним, молодой пастушок принес нам три наполненных водой тыквенных сосуда. Мы выпили воду, и тут другой пастушок принес четыре трубки, кисет и маленький тазик с тлеющими углями. Шейх сам набил наши трубки, что было знаком его глубокого уважения к гостям, и потом протянул по трубке каждому из нас и сказал:

— Покурим! Табак превращается в ароматное облако, при помощи которого душа поднимается к небу. Скоро принесут и угощение.

Мы последовали его приглашению, раскурив оказавшуюся вовсе не плохой травяную смесь; церемония совершалась молча, поскольку хозяин наш не проронил ни слова. Может быть, он считал молчание особым достоинством или проявлением вежливости по отношению к нам, или просто доказательством почетного приема.

Не успели мы выкурить и по одной трубке, как снова пришел один из пастухов и поставил на стол миску с холодным кускусом[71].

— А что с мясом, Селим? — спросил его шейх.

— Сейчас принесу, — ответил пастух и поспешно удалился.

— Тогда принеси и…

Шейх прервался, потому что Селим уже исчез.

— Селим, Селим, послушай-ка! — закричал ему вслед шейх.

Но никакого ответа не последовало. Тогда шейх вскочил и поспешил к выходу, чтобы дать Селиму какое-то указание. Мы ни о чем не подозревали и не помешали ему отойти от нас на несколько шагов.

— Селим, Селим! — все повторял шейх, уже совсем выходя из пещеры.

— Он хочет уйти! — вскрикнул Виннету, хотя он совсем не понимал по-арабски.

Он вскочил, намереваясь схватить шейха и втянуть его назад, в пещеру, однако не успел еще добраться до входного отверстия, как послышался шум падения тяжелой глыбы и наша расселина закрылась. Я понял, что упал странного вида камень, стоявший у самого входа — так близко к скале, что между ними нельзя бы было просунуть и пальца.

— Хей-хо! — крикнул Эмери, тоже вскочив на ноги.

— Виннету был готов к чему-то такому, — сказал апач так спокойно, как будто ничего не случилось.

Я ничего не сказал. А снаружи раздался многоголосый торжествующий крик. Теперь там, казалось, было гораздо больше людей, чем мы видели сначала.

— Полагаю, нас взяли в плен! — рассердился англичанин.

Я опять промолчал.

— Не молчите! — потребовал он от меня. — Мы в плену?

— Да. Почему мы не послушали Виннету?

— All devils! Но господин ратей уверял нас, что среди мейджери нам нечего опасаться!

— Если это мейджери.

— Но они же так себя назвали!

— Шейх обманул нас. Если бы он действительно принадлежал к этому племени, то не заманил бы нас в ловушку!

— Верно! Тогда к какому же племени он принадлежит?

— Весьма вероятно, к улед аюн.

— Хуже быть не может! И тем не менее я никак не возьму в толк: для чего ему задерживать нас? Он нас не знает, даже не спросил, как нас зовут.

— Ошибаетесь: он знает, кто мы. Мелтоны были здесь, а может быть, и сейчас еще у них. Дело было, скорее всего, так: они встретились здесь с улед аюн и рассказали им обо всем, что случилось у прохода. Они наверняка сказали также, что шейх аюнов и его свита взяты в плен и теперь должны заплатить большой выкуп. Они были убеждены, что мы будем их преследовать, и высказали это аюнам. Мелтоны во всем обвинили нас, назвали этим людям наши имена и описали наши приметы. Поэтому аюны поджидали нас, выдав себя за мейджери, чтобы завлечь в западню.

— Черт их побери! Понятно теперь, почему камень стоял так странно! Он опирался на свою верхушку. Достаточно было легкого толчка, чтобы он упал и загородил вход. Значит, его поставили специально для нас?

— Нет. Тогда бы его притащили сегодня утром, и мы бы увидели следы; они сразу же бросились бы в глаза, и я бы в таком случае поостерегся входить внутрь. Камень, похоже, служит уже долгие годы, и в эту самую ловушку не раз попадали другие.

— Но тогда этот шейх исключительно подл! Разве он не выпил с нами воды, не выкурил трубку? Мы же его гости, за которых он должен отвечать собственной головой! Как объяснишь ты такую подлость?

— Мы не мусульмане, а для мусульманина «неверных» обмануть вовсе не грех, и его совесть от такого обмана не страдает.

— Ах, так! Но мы же пленили Фарида аль-Асвада, шейха улед аюн, которому предстоит заплатить выкуп, а Валид эн-Нари тоже назвал себя их шейхом, если ты правильно понял. Как ты объяснишь это?

— Он — шейх одного из аюнских ферка[72]. А имя он нам назвал ненастоящее.

— Наше положение очень серьезно?

— Это зависит от того, где сейчас Мелтоны. Если они еще здесь, то будут настаивать на нашей смерти и с нас глаз не спустят.

— А что ты считаешь более вероятным: они уехали или остались?

— Первое, потому что у них мало времени. Здесь им со всех сторон грозит опасность, а в Соединенных Штатах, если они поторопятся, они наверняка сразу же получат целое состояние.

— Well! Я придерживаюсь того же мнения. Но как мы отсюда выберемся? А если и выберемся, как скроемся?

— Ну как?.. Мы не так уж глупы и не слабаки какие-то. Но сначала надо узнать, чего они хотят от нас.

— Это еще зачем? Твои ружья заставят их держаться на почтительном расстоянии.

— А их собаки? Не стоит недооценивать этой опасности, — ответил я и стал размышлять вслух: как же выбраться отсюда.

— Да через ту же дыру, через которую и вошли. Камень весит не больше десяти-двенадцати центнеров, я думаю. Что нам троим стоит его сдвинуть!

— Пожалуй, мы сможем это сделать, у нас хватит места развернуться!

— Ну, по крайней мере, надо попробовать!

Виннету молча прислушивался к нашему разговору. Потом произнес:

— Такой камень не сдвинешь. Моим братьям не стоит пытаться это делать.

— Давайте все-таки попробуем! — настаивал Эмери. — Мы ничего, совершенно ничего не теряем.

В иных условиях мы втроем, конечно, сдвинули бы с места камень весом в двенадцать центнеров, но в данном случае нам это не удалось бы. Тем не менее Виннету последовал призыву англичанина. Они легли в расселину, спиной к спине, потому что узость трещины не оставляла места для иного положения, и уперлись плечами в камень. Я наклонился над ними и, уперевшись руками, помогал. Много раз мы соединяли свои усилия для толчка, но — тщетно: усилия наши приходились не только на камень, но и на скалу по обе стороны от расселины, стало быть, много силы терялось понапрасну, так что нам не удалось передать камню ни малейшего импульса.

— Оставим это! — с трудом перевел дыхание Эмери. — Мы в самом деле не сдвинем его с места.