Маленькая балерина - Ольга Смецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фото на память? – подмигнул он.
– Да, да! – преувеличенно бодрым тоном воскликнула Вера.
– Я – пас, – сообщил замминистра и, воспользовавшись моментом, скрылся в толпе приглашенных.
Фотограф быстро выстроил мизансцену – в центре Дюк, а по бокам Кара с Верой. Щелкнул затвором фотокамеры. От близости Дюка у Кары снова закружилась голова. Фотограф о чем-то у нее спрашивал, она невпопад отвечала, ощущая лишь прожигающий насквозь взгляд черных глаз. Она балансировала на грани, словно канатоходец, работающий под куполом цирка без страховки. «Господи! – взмолилась Кара про себя. – Дай мне сил принять то, что я не могу изменить…» Но как принять тот факт, что человек, которого ты любишь и который любит тебя, находится рядом, но вместе им быть невозможно? Как смириться с этим?
«Это пытка, – подумала Кара, – я больше не выдержу, мое сердце опять будет разбито». Она резко развернулась, чтобы только не видеть его лица, и, не оглядываясь, устремилась к выходу.
Выскочила на улицу, на ходу застегивая пальто. К счастью, Стертого видно не было, но зато погода ухудшилась, началась метель, и усилился ветер. Кара растерянно застыла, но тут к ней подошел знакомый генерал и любезно предложил подвезти до дома.
Глава 32
День тот же
В кухонном шкафу я нашла старую кастрюлю с облупившейся эмалью, сунула в нее завернутую в газету восковую куклу, подхватила спички и вышла на улицу. Обогнула дом, миновала яблоневый сад и углубилась в чащу. Мне хотелось унести проклятую фигурку как можно дальше. Я шла и шла, пока не обнаружила себя на поляне перед домом Монахова.
Я огляделась и, убедившись, что вокруг никого нет, шмыгнула за ближайшую сосну. Аккуратно поставила кастрюлю на землю. Чиркнула спичкой и бросила ее в кастрюлю. Древняя газета мгновенно вспыхнула, и пламя весело взметнулось высоко вверх. Я отошла на несколько шагов. Нужно было, чтобы содержимое кастрюли выгорело дотла, чтобы остался лишь пепел.
Внезапно поднялся ветер. Огненный столб покачнулся и рассыпался на тысячи искр. Почти все они погасли еще в полете. Почти, но не все. Впрочем, хватило бы и одной. Почва, устланная ковром из высушенных жарой сосновых иголок, радостно приняла тлеющие искры и загорелась. В панике я бросилась затаптывать огненные очаги. Ноги обжигало, но перед глазами стояли кадры из телевизионной хроники лесных пожаров прошлых лет.
– Что вы делаете? – услышала я голос за спиной. Обернулась и увидела Монахова, который в ужасе смотрел на меня.
– Загораю, – зло огрызнулась я.
Монахов первым делом кинулся к кастрюле и вытряхнул ее, погасил тлеющую газету, а потом стал помогать мне. Спустя пять минут общими усилиями возгорание было ликвидировано. Монахов поднял палку и поворошил остатки расплавленного воска.
– Что все это значит? – снова спросил он.
Не отвечая, я попробовала пройти мимо него, но он поймал меня за руку и развернул лицом к себе. Что я могла ему сказать? Если даже я открою ему часть правды, он сочтет меня сумасшедшей. Я попыталась выдернуть руку, но он сжал мое запястье еще сильнее.
– Больно, – буркнула я.
– Что это? Обряд черной магии? Приворот, порча, сглаз, или как там это у вас называется?
Не отпуская мою ладонь, он нагнулся и извлек из бесформенной восковой массы почерневшую от огня иголку и сунул мне ее под нос. Я отвернулась.
– Я не знаю, что это такое.
Монахов наградил меня ледяной улыбкой.
– Не знаете?
– Не знаю! – крикнула я ему в лицо.
– Зато я знаю! Это проделки Титуса! Сначала он Веру завлек в свои оккультные сети, потом Лизу, теперь и вас. Детский сад, честное слово.
Он усмехнулся и отбросил иголку в кусты. Пнул ногой кастрюлю.
– Саша, вы же взрослый, разумный человек. Зачем вам это?
– Отпустите меня.
– Ну уж нет! Сейчас мы пойдем ко мне, и вы мне все расскажете.
– Даже не думайте об этом!
– К вашему сведению, в мире не существует вещей, о которых не стоило бы думать.
Не обращая внимания на мои возражения, Монахов потащил меня в сторону своего дома. Поляну мы преодолели в молчании. Войдя в дом, Монахов запер дверь. Вынул ключ из замочной скважины, продемонстрировал мне и сунул в карман брюк.
– Так мне будет спокойнее.
Он толкнул меня на диван в гостиной, а сам скрылся на кухне. Я потерла руку. Пальцы онемели, словно побывали в тисках, и теперь с трудом сгибались.
Монахов вернулся с двумя стаканами апельсинового сока, поставил их на журнальный столик, сел в кресло напротив и пристально посмотрел на меня. Мне захотелось превратиться в блоху. Когда-то я читала, что блохи могут прыгать на расстояние, в сто тридцать раз превышающее длину их тела.
Я взяла стакан. Сок оказался свежевыжатым и очень холодным.
– После вчерашнего вечера я понял, что вы любите все натуральное, – усмехнулся Монахов и отхлебнул из своего стакана. – Вам же не понравилось, что вишня консервированная.
– Это все нелепо. Глупость какая-то.
– Ничего себе глупость! Вы чуть не спалили весь поселок к чертовой бабушке. Давайте, выкладывайте правду, – вздохнул он.
Я опустила голову, не смея взглянуть на него. Опасаясь тех чувств, которые он пробуждал во мне. Совсем некстати я вспомнила, как он целовал меня в машине, какие мягкие у него губы…
– Я жду, – напомнил Монахов.
– Мне нечего вам сказать. В любом случае, вы не имеете права насильно держать меня здесь.
– Еще как имею! – хохотнул Монахов. – Я поймал вас на месте преступления, когда вы хотели поджечь мой дом.
– Это уже не смешно.
Я поднялась с дивана и подошла к двери. Монахов вскочил и в два счета оказался рядом со мной.
– Конечно, не смешно, – сказал он, глядя мне в глаза. – Кто вы?
– Что? – Я отпрянула, как от пощечины. – Я не понимаю, о чем вы говорите. Выпустите меня.
– Кто вы? И откуда у вас этот кулон?
– Немедленно откройте дверь! – закричала я и осеклась. На пороге гостиной стояла Даша и испуганно смотрела на нас. Монахов проследил за моим взглядом и обернулся.
– Вот черт, – пробормотал он и кинулся к девочке. Опустился на корточки и прошептал что-то дочери на ухо. Потом поднял ее на руки и унес по лестнице на второй этаж. Я осталась у двери. Я не могла сдвинуться с места. Меня словно парализовало. «Кто вы? Откуда у вас этот кулон?» – стучало в висках. Из транса меня вывел тихий голос.
– Я не должен был так поступать, я перегнул палку.
Я не слышала, как он вернулся. Я подняла голову. Монахов был бледен, это особенно бросалось в глаза на фоне темной щетины, выступившей на щеках.
– Кофе будете?
– Буду, – неожиданно для самой себя ответила я.
– Кофе, кстати, тоже натуральный, – насмешливо сообщил он, притащив из кухни поднос с кофейником и чашками.