Самый лучший комсомолец (СЛП-3) - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нисходящую деградацию двойного искажения: вещи относительно ее истинного бытия, то есть Идеи, и образа вещи относительно самой вещи, — вставил ремарку Геннадий Пантелеевич и спросил. — То есть, Сергей, ты считаешь, что рано или поздно идея построения коммунизма станет симулякром?
— Если ничего не делать — симулякром станет вся наша страна, — развел я руками. — Я не провоцирую на антисоветчину, но все же прекрасно видят, как много в Партии и других структурах приспособленцев. Они говорят правильные слова, верноподданически таращат глаза на начальство, но истинности в их словах ни на грош. Словом — настоящую Идею уже потихоньку подменяет система устойчивых ритуалов, лишенных глубинного смысла. Этих симулякр коммунизма уже сожрал полностью. Еще один ярко выраженный симулякр — выданный не так много лет назад с самого верха тезис: «Коммунизм — это когда у всех есть квартира, машина и полный холодильник». Разве коммунизм об этом?
— Совершенно не об этом, — кивнул Геннадий Пантелеевич.
— Папа, я ничего не понял, — шепотом пожаловался отцу Велтистов-младший.
Пока Евгений Серафимович успокаивал сына тем, что все еще впереди, я предложил:
— Геннадий Пантелеевич, мне старшие товарищи весь философский зарубежный «свежак» дают читать, могу поделиться с вами, если хотите. Но там на оригинальных языках, на наш не переводят.
Пока.
Геннадий Пантелеевич немного поскучнел.
— Понимаю, — вздохнул я. — Мало ли как чтение такого самиздата воспримут старшие товарищи.
— Просто у меня из языков только немецкий, — покачав головой, смущенно признался директор киностудии.
— Значит Бодрийяра вам присылать не станем, — хохотнул я и вопросительно посмотрел на Вилку.
— Послезавтра вам прямо сюда привезут, Геннадий Пантелеевич, — пообещала она.
— Спасибо, — поблагодарил он.
В режиссеры баба Катя, ничтоже сумняшеся, выдала мне целого Георгия Николаевича Данелию, который в данный момент времени ничего не делает, но, возможно, уже потихоньку пишет сценарий «Джентльменов удачи». Познакомились, обменялись комплиментами. Тоже не волнуется — он уже большой, а фильм «Тридцать три» из широкого проката выпиливал лично покойный товарищ Суслов, причем по совершенно дебильному поводу. Какая тут боязнь мальчика после такого мастодонта? Кстати о фильме!
— Мы с Виталиной Петровной на «Тридцать три» недавно в кино ходили, — похвастался я Георгию Николаевичу. — Здорово, что такой хороший фильм вернули народу.
— Говоря откровенно, — Данелия с улыбкой подмигнул. — Фильм особо и не исчезал — мне рассказали, что его смотрели в воинских частях, клубах и даже парочке окраинных московских кинотеатров.
— Песню не задушишь, не убьешь! — улыбнулся я в ответ.
Перешли к делу, и, при помощи художника, следующие шесть часов, с перерывом на обед в весьма хорошем местном буфете, просидели над раскадровками — я старался лезть как можно меньше, зато Евгений Серафимович не стеснялся. Максим начал клевать носом, и, под виноватым взглядом Велтистова, решили на сегодня сворачиваться.
* * *
Если чиновник худой, это не значит, что он не ворует — именно этим принципом я решил руководствоваться, увидев Бутенко Леонида Яковлевича, нынешнего Одесского градоправителя, когда мы с Вилкой и прибывшим дядей Витей — просто для солидности, у нас сегодня типа-мирная акция — прибыли в Горком, не забыв предварительно согласовать визит. Вот Леонид Яковлевич меня прямо боялся, потому что был бледным и потел, но чаем с сушками угостил образцово-показательно.
— Как обыватель, я сужу о муниципальных властях так — если в городе поддерживается чистота, оберегается инфраструктура и строится что-то новое — значит власть работает. Но, помимо этого, существует и «теневая» сторона работы, заключающаяся в тесном взаимодействии с силовыми структурами. Обеспечение монополии на насилие — сама главная задача любого государства. У нас, помимо нее, страна так же имеет монополию на экономическую деятельность. Бываете на УПК, Леонид Яковлевич?
— Проводим ежемесячные проверки на предмет нарушений, нейтрализовали три подпольных цеха, посадили столько же директоров УПК, а еще двенадцать пришлось уволить из-за злоупотребления служебным положением, — с горестным вздохом пожаловался на нехороших дяденек Леонид Яковлевич.
— Очень здорово! — одобрил я. — У меня к вам предложение, Леонид Яковлевич — давайте в ближайшие дни пару часиков погуляем пешком по разным районам Одессы, поговорим с людьми, оценим инфраструктуру и качество питания в номерных столовых.
Градоправитель аж посинел.
— Я — реалист, и прекрасно понимаю, что заделать каждую яму и осушить каждую лужу просто невозможно, — успокоил его я. — Цель — выявить по-настоящему серьезные проблемы, если таковые есть. Так же я понимаю, что вы крайне занятой человек, но, боюсь, выбора у вас нет, — с вежливой улыбкой развел руками.
Шумно сглотнув, товарищ Бутенко конечно же согласился, надел пиджак, сказал секретарше, что отправляется на внеплановую инспекцию, и мы покинули Горком. Усевшись в машину, попросил дядю Витю доставить нас на окраины.
— Центр везде более-менее, — пояснил я градоправителю. — Там же административные здания, а огребать никто не хочет — вот и стараются образцовый порядок по мере возможности поддерживать. Окраины при этом предоставлены сами себе, раз в пятилетку обретая, например, асфальтированную дорогу или пяток фонарных столбов. Я понимаю, Леонид Яковлевич, что выделяемые городу средства ограничены, поэтому идеал недостижим. А еще на окраинах оседают те, кому рядом с власть имущими находиться совершенно нельзя.
— Борьба с преступностью ведется в ежедневном режиме, соответствующие отчеты поступают наверх ежемесячно, в соответствии с установленным регламентом, — на всякий случай оправдался Буденко.
— Грустно, — признался я ему. — Сбиваются люди с пути истинного, начинают подрывать стабильность в обществе. Особенно плохи так называемые «воры в законе» — их закон, они же «понятия», очень удобны, потому что основаны на двойных стандартах и зашкаливающем лицемерии — примерно как политика нашего стратегического противника. Тем не менее, еще с девятнадцатого века — тогда ворье звалось «Иванами» — немалая часть нашей проникшейся фрондерством интеллигенции почему-то замирает от их вида восхищенным сусликом. Вот это человечище — двадцать лет по лагерям, кого-нибудь зарезать ничего не сто́ит, не говоря уже про банальный обман с целью получения материальной выгоды.
