Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены) - Наталья Решетовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди пословиц была напечатана и такая, которая служила Лильке утешением, когда приходилось что-то переделывать:
БЕЗ ПОРЧИ ДЕЛА НЕ СДЕЛАЕШЬ.
А вот эти были очень созвучны моим настроениям:
БЕЗ ХОЗЯИНА ДОМ - СИРОТА;
БЕЗ МУЖА ЖЕНА - ВСЕГДА СИРОТА;
БОЛЬШЕ ПОЧЕТ - БОЛЬШЕ ХЛОПОТ.
Но утешало:
ВО ВСЯКОЙ ИЗБУШКЕ СВОИ ПОСКРИПУШКИ.
А сейчас, перебирая, обратила внимание на такую:
БЕДА ВЫМУЧИТ, БЕДА И ВЫУЧИТ.
Как тогда, так и теперь, удивляет, что есть и пословицы, взаимно друг друга исключающие. Например:
БОРОДА В НЕСТЬ, А УСЫ И У КОШКИ ЕСТЬ, УС В ЧЕСТЬ, А БОРОДА И У КОЗЛА ЕСТЬ.
Еще Лиля вела записи в тетради, подаренной ей дядей Саней "для серьезного дневника". Отталкиваясь от того черновика, который был ею написан в прошлый приезд в Рязань, она с большим воодушевлением сначала отделала "Предисловие", а затем написала главку "Ноябрьские праздники". (В центре внимания все время был дядя Саня!)
Опять была музыка, фотопечатанье. Не было только одного - скуки!
Когда вернулась в "Сеславино", меня ждал сюрприз: муж закончил мирные главы "Августа" и перед военными устроил три разгрузочных дня. Удивительное дело: даже днем с ним можно разговаривать! В нашей квартирке прежде всего бросилась в глаза громадная топографическая карта на стене, необходимая Александру Исаевичу для описания военных действий. Ему совсем недавно принесли ее вместе с великолепными атласами. (Откуда - пока помолчу.)
За время моего отсутствия Александр Исаевич написал три ростовские главы. В результате для меня выплыло задание для Ростова. Пока еще не начался "огородный" сезон, я решила съездить в Ростов - город нашей юности. Повидаться с подругами, с родными! Раньше встретить весну!.. .
Муж на день уезжает в Москву, а я остаюсь читать ростовские главы, хотя они еще и написаны лишь в первой редакции (обычно ни мне и никому другому первые редакции муж читать не дает), чтобы лучше представить, что именно его интересует о Ростове, о ростовчанах...
Из Москвы Александр Исаевич привез вырезку из какой-то немецкой газеты с кадром из фильма по повести "Раковый корпус": Вега в приемной ракового корпуса измеряет у Костоглотова пульс. Вега - Вера Чехова - очень мила!
6 апреля уезжаю из "Сеславина". Моросит дождь. Тает, но еще много снега. Котельную заливает: испортился насос.
- Ты вовремя уезжаешь, - шутит муж.
Заезжаю к Туркиным. Налаживаем с Лилечкой печатанье пословиц здесь, в Москве, у нее дома. Прощаясь со мной, она горько плачет. Вероника с некоторой ревностью говорит мне: "За каждым словом - тетя Наташа!"
7 апреля я уже в Ростове. Приятная теплая настоящая весна. Уже давно сошел снег. Сухо и даже зелено. Деревья еще не распустились, только почки набухли, но повсюду свежая травка.
Встретила меня Ира - подруга моего детства, подруга детских игр. Мы с нею с пятилетнего возраста жили друг под другом: я - на первом этаже, она на втором.
У нас даже была разработана система условных знаков: редкий стук в пол или потолок означал: "Иду к тебе, открой дверь!". Частый стук был вызывным: "Приди ко мне!"
У нас с Ирой были общие увлечения. Обе любили поэзию. Ее увлекали стихи Пушкина, а меня - Лермонтова. Отмечали памятные даты и того и другого. Собрав небольшую, но благосклонную аудиторию, делали доклады об их жизни, читали их стихи. А то и разыгрывали представления. Помню, ставили пушкинских "Цыган". Я была Земфирой, Ирочка играла старика цыгана. Обе писали стихи (ее были лучше).
У меня не сохранилось детских Ирочкиных стихов. Но случайно сохранились стихи, которые она написала после того, как навестила нас в Рязани в начале 60-го года - в период нашего с Александром Исаевичем "тихого житья". Стихи незатейливые, может быть, даже, как и в детстве, подражательные и, конечно, не стихи XX века, но искренние:
Я посетила ваш уютный дом,
И, встретив столько ласки и вниманья,
Невольно я подумала о том,
Как хорошо, что в жизни не одна я.
Что есть друзья с прекрасною душой,
Что, несмотря на долгую разлуку,
Всегда готовы встретиться со мной
И протянуть мне дружескую руку.
Старинный бой часов, скрип старых половиц,
Уютный ваш мирок с звенящей тишиною
И ласковый привет всех ваших милых лиц
В морозный день я увезла с собою.
Устала я, свой совершая путь,
Судьба смеется часто надо мною,
Теперь я знаю, где могу я отдохнуть
И обновиться телом и душою.
Мама Ирочкина была художницей. Она учила нас (еще и мою старшую двоюродную сестру Таню) рисованию. Моя мама учила нас французскому языку, сама сочиняла и ставила с нами пьески (до того, как мы стали это делать сами). Ирин папа, хотя работал рядовым служащим, был хорошим пианистом и даже композитором. Мы с Ирой обе учились музыке. Много было у нас и общих детских игр, общего чтения...
С той детской поры много воды утекло. Ира, закончив медицинский институт, сначала работала врачом, а потом была доцентом того же института. Однако она все еще живет в той же самой квартире, на втором этаже, с большим балконом, к которому тянутся ветки старого тополя. Живет она теперь одна: маму и папу похоронила, брат с семьей живет, отдельно, а сама Ира замужем не была. Квартира отремонтирована, но все после сравнительно недавней смерти матери - в запустении: в углах, в шкафах, на подоконниках. На откидном календаре - 9 ноября 1969 года. И повсюду пепельницы с пеплом и окурками.
У Иры - кошка с только что родившимся котенком да два совершенно одинаковых голубых попугайчика (он и она) в клетке на окне.
Долго задушевно разговариваем. Ира приоткрывает передо мной историю своей длительной, несчастной и счастливой любви. Его уже нет в живых... Мы с ней на поверку оказались совершенно разными. В ее жизни - какое-то во всем устойчивое постоянство и полное отсутствие динамики, резких изломов судьбы.
Вечером мы гуляем с Ирочкой по Ростову. Ростов по-прежнему красив. Хотя наш Средний проспект изрядно испорчен (много машин), но Пушкинская с бульварами, Большая Садовая - все так же очень хороши. Какая-то оптимальная ширина улиц и высота зданий...
На следующий же день я начинаю работу по сбору данных о старом Ростове. Посещаю краеведческий музей, делаю выписки. Ира предлагает побывать у ее родственников, расспросить тех, кто постарше и жил в дореволюционном Ростове. И она ведет меня к своей двоюродной сестре. Каково же было мое удивление, когда она подвела меня к дому, где когда-то жила Лидочка Ежерец, и предложила подняться по лестнице. Дальше я уже не удивилась, что я пришла не только в тот дом, где жила Лидуся, но и в ту самую квартиру, где жили Ежерецы. Вот их большая комната! Вот и тот балкон, выходящий на Большую Садовую, с которого мы перед войной в день Лидиных именин 20 апреля 1941 года смотрели на пеструю толпу гуляющих, строя планы на будущее и не подозревая, что все планы и мечты развеет война...
Именно здесь я теперь получаю справочник по старому Ростову, который так пригодится Александру Исаевичу и который, возможно, и сейчас с ним!
Еще мы посещаем с Ирой моих родственников: Таню с Павликом. Их дочь Галя работает под Ростовом. С ними - их внук Алеша, в котором они оба души не чают. У меня к ним важное дело: привезла и хочу оставить им для сохранения комплект фотографий. Да, конечно. Какой может быть разговор?..
На следующий же день, пользуясь тем, что у Иры есть пишущая машинка, перепечатываю те записи, что сделала в музее. А потом еду к друзьям матери Александра Исаевича - Островским. Любовь Александровна, когда-то гимназическая подруга Таисии Захаровны, и ее муж встречают меня очень приветливо. Они согласны выполнить просьбу Александра Исаевича: рассказать все, что вспомнят, об отце и матери Любови Александровны, которые особенно интересуют моего мужа, да и о многом другом. Только Любовь Александровна просит, чтобы Александр Исаевич заменил фамилию Архангородских: некоторым родственникам это может быть неприятно1.
Нам с Ирочкой хорошо живется, и я не тороплюсь уезжать. Как-то мы написали с ней нашим старушкам в Рязань совместную открытку:
"Дорогие мамочка и тети!
Сижу и пишу Вам на Ирочкином балконе. В тени 25. В летнем платье. На тополе уже длинные сережки. Ивы, березы в городском саду - уже с маленькими зелеными листочками... Во дворе многие спрашивают обо всех вас и передают приветы.
Целую всех. Наташа".
"Дорогие мои! - продолжает открытку Ируся. - Безумно рада, что Наташка у меня. Я ведь, как стоячее болото, застыла в своем отчаянии, а приезд Наташи всколыхнул это болото. Очень, очень хочется вас всех увидеть и расцеловать... Ведь вы все для меня близкие, дорогие...
Ира"2.
1 Я эту фамилию называю потому, что Александр Исаевич не посчитался с просьбой Островской и сохранил фамилию в романе.
2 Решетовская Н. - Решетовской М. К., 12.04.70.
Днем я обычно работала: или переводила на машинку записанное накануне, или продолжала свои мемуары, сидя на балконе, или ездила интервьюировать Островских, к которым присоединилась еще и их дочь.