Венецианский эликсир - Мишель Ловрик

Наконец она находит нужный листок, поднимает глупый розовый обрывок, на котором написано ее рукой: «Мадам Жонфлер Каинднесс». Валентин поражен. Что значит этот бред? «Флер», допустим, значит «цветок». А «жон»? «Молодой»?

Я в иностранных наречиях профан. Никогда не мог их выучить.

Директриса, запинаясь, говорит:

— Я заметила, что у нее достаточно необычное имя, особенно для гувернантки. Желтый цветок. Очень причудливое, не так ли? Но, конечно, эта леди была иностранкой, а в других странах подчас могут придумать и не такое имя, вы так не считаете? У меня вот сейчас есть ученица из Португалии, а зовут ее…

Валентин взглядом заставляет ее замолчать. Он сминает листок, вымазав пальцы чернилами. Директриса пододвигается к нему с платочком и пустым выражением лица, однако он швыряет бумажный комок в нее, но не с силой, а с презрением. Он ударяется сначала об ее влажную правую щеку, потом о левую грудь и падает на пол. Они вместе смотрят, как он катится к камину. Валентин резко пинает его в бушующую геенну, где догорают остатки ящика. Он понимает, что ему следовало бы извиниться перед этой женщиной, возместить причиненный ущерб, но усталость и досада заставляют его покинуть кабинет и с позором выйти на улицу.

Перед ним стоит его карета. С козлов спрыгивает кучер, держа в руках фиолетовую коробочку со сладостями и плотный букет тепличных цветов.

— Для юной дамы, — весело говорит он. — Надеюсь, ей понравится, сэр. Они так вкусно пахнут. А какой цвет!

Но Валентин разрывает букет надвое, разбрасывая розы, гвоздики и гипсофилы,[18] пока не остается всего лишь несколько желтых розеток, грустно кивающих на ветру. Он смотрит на них несколько секунд, а потом швыряет под колеса проезжающей мимо кареты.

Валентин ощущает почти животную ярость. Мир перед его глазами плывет и покачивается. Сквозь стиснутые зубы прорывается глухое ворчание. Краем глаза он видит, как директриса прижалась мокрым лбом к окну на втором этаже.

— Вы не одна такая, мадам! — кричит он. — Мир полон одураченными ею.

В ужасе директриса отходит от окна, глухо стукнув массивными серьгами о стекло.

Кучер нервно теребит гриву лошади. Глядя на хозяина, он шепчет глухим голосом:

— Вам не нравятся мимозы, сэр? Вам следовало предупредить меня об этом.

Бальзам Мирабиле

Берем ладан, две унции; смолу мастикового дерева, гвоздику, длинную сыть, сушеную шелуху мускатного ореха, кубебу, всего по унции; алоэ, одну унцию; растираем в порошок и смешиваем с половиной фунта меда; также берем венецианский терпентин, один фунт, и бренди, столько, сколько нужно, чтобы извлечь настойку. Дистиллировать в ванночке, и когда останется чистая вода, сдвинь приемный резервуар и получишь практически благородный красный бальзам, который ректифицирует…

Валентин Грейтрейкс не в силах говорить. Потому кучеру не остается ничего другого, кроме как кружить по городу в надежде, что хозяин скоро успокоится. После получасового бесплодного блуждания по улицам Лондона, не получив никаких приказов из кареты, кучер ощущает прилив вдохновения и правит на Оксфорд-стрит к трактиру «Проказник». Завидев вывеску заведения — мужчину, несущего сороку, обезьяну и женщину со стаканом джина, — Валентин выпрыгивает из кареты, не промолвив ни слова, и вбегает в знакомый кабак, где находит тихий уголок с удобным креслом, чтобы подумать.

Чего она сама хочет?

Это все, что Валентин желает знать.

Он должен поставить себя на ее место, чтобы понять ее мотивы.

Актриса обманула его. Она постоянно врала ему. Она забрала девочку. Зачем? Чтобы вымогать деньги? Неужели все дело в деньгах? Или она хочет наказать его за отказ жениться на ней? Допустим, она узнала подробности убийства Жервеза Стинтлея? Неужели она любила этого выскочку и теперь желает отомстить?

Валентин вспоминает, как они спорили из-за Певенш. Как актриса обвинила его в том, что он пляшет под ее дудку.

Маленькая девочка. Валентин морщится, понимая, что его ложь раскрылась. Мимосина Дольчецца увидела своими глазами, что «малышка П.» уже совсем не маленькая. На самом деле Певенш намного выше и шире похитительницы.

Он пытается утешить себя тем, что ему не надо долго искать объяснения. Ему хорошо известно, что похитители всегда спешат сообщить о своих требованиях, которые обычно носят финансовый характер.

Он возвращается на склад, где не стесняется в выражениях. Дрожащий Диззом, все еще одетый в серый дорожный костюм, суетится вокруг него, пока Валентин не отпихивает его резким движением и тут же начинает рассеянно извиняться, снова и снова. Он спрашивает:

— Письма с требованиями выкупа не было?

Диззом рассказывает, что он разослал людей и соответствующие запросы по всему Лондону и на континент, как только обнаружил пропажу.

— Я был уверен, — шмыгает носом Диззом, — что мы найдем их до вашего возвращения, потому не хотел вас тревожить. Я надеялся, что смогу рассказать вам об этом затруднении и его решении одновременно.

Едва ли можно обвинить Диззома в самоуверенности.

Он так искренне расстроен, что Валентину не хочется его больше наказывать. Диззом сделал все, что сделал бы он сам. Он даже сел на пакетбот и отправился в Кале, чтобы лично проверить все существующие таверны. Вот почему Валентин не застал его после своего возвращения. Они разминулись буквально на пару часов.

Но все было тщетно. Ничего.

Он пытается с головой уйти в работу. Это должно отвлечь, пока Диззом не найдет чего-нибудь. Без Певенш и ее капризов у Валентина появилось больше свободного времени, которое он посвящает слегка расстроенным делам. Венецианский эликсир требует внимания. Дело, начатое перед отъездом, постепенно набирает обороты. К нему поступают приблизительные сметы от стеклозаводов и перегонных предприятий в Венеции. Ему нужны новые вещи, которые он сможет выменять на бутылки.

Чтобы оплатить шерсть, с помощью которой можно профинансировать новый эликсир, он решает попытать счастья на рынке контрацептивов. На какое-то время он заинтересовался capotes anglaises,[19] сделанными из бараньих слепых кишок. Валентин организовал для Диззома экспериментальную мастерскую в одной из пустых комнат на складе. Каждый день он ходит среди весело болтающих молодых дам, нанятых, чтобы отмывать и сушить потроха. Высушив, они разминают их руками, смазанными маслом, чтобы они стали мягкими и упругими. Среди них и Сильвия Гримпен, чьи дела пришли в упадок. Она выглядит голодной. Вспомнив случай с Певенш в чайхане на Бонд-стрит, Валентин избегает ее взгляда, однако велит Диззому немного увеличить ее жалование.

От Мимосины все так же нет вестей. Он ненавидит ее и одновременно скучает по ней. Ему не хватает этой женщины до умопомрачения. Не видя ее и не получая от нее никаких новостей, Валентин чувствует себя в подвешенном состоянии. Он не идет, по традиции, в таверну, чтобы выпить пива. Он не может даже думать об этом. От него не ускользает горькая ирония ситуации: он занялся производством средств для беззаботной любви как раз тогда, когда женщина, которую он желает, недоступна для него.

Что-то не так. Письмо с требованием выкупа уже должно было прийти, если только похитители не хотят потянуть время, чтобы Валентин впал в отчаяние и согласился на все условия.

Разве нужно целых три недели, чтобы макнуть перо в чернила и написать письмо?

Снова и снова он повторяет Диззому:

— Я просто не понимаю. Каковы ее намерения? Она набивает цену?

Видя напряженное лицо друга и устыдившись своего поведения, он пытается шутить:

— Диззом, дружище, эта история так же темна, как ноздря твоего дедушки. — Валентин пробует улыбнуться, но губы предательски дрожат.

Личные невзгоды заставляют Валентина усерднее заниматься венецианским эликсиром. В кромешной тьме его души рождается отличная идея, сулящая хорошие барыши. До сих пор он считал, что венецианский эликсир станет панацеей, которая будет способна справиться с бесконечным списком заболеваний, лишь получив изящную упаковку и якобы венецианское происхождение. Мучаясь от волнения и тревоги, Валентин, между тем, нашел нишу на рынке для этого эликсира. Он осторожно прикидывает плюсы и минусы оригинальной идеи — эликсир, специально предназначенный для улучшения качества полового акта.

Венецианский эликсир станет любовным зельем! Он усилит даже самое слабое либидо.

В голове Валентина вертятся слова для будущего рекламного листка. Он силится придумать подходящее название для препарата, проговаривает вслух красивые слова. К концу дня он надиктовывает длинный список, половину которого написал сам. К следующему дню он сужает его до пяти ключевых слов, которые выводит красивыми красными чернилами: