Сердце ангела. Рассказы - Уильям Хортсберг

— Ни одно из противозачаточных средств не дает полной гарантии, — объяснил доктор Харпер. — Таблетки, например, дают лишь 98-процентную гарантию.

— Вот-вот! Она принялась вязать детские вещи, напевать в душе и есть маринады, как ненормальная. Она взбиралась ко мне на колени и что-то проповедовала о провидении. Чушь собачья!

— Ребенок родился через год после смерти Ширл?

— Да. Это был мальчик. Она назвала его Эндрю Лестером Биллингзом. Я не хотел даже дотрагиваться до него, по крайней мере, сначала. Мой девиз — сама натворила, сама расхлебывай! Понимаю, вам это кажется диким, но не забывайте, через что я прошел.

Потом я полюбил его. Ведь он оказался похож на меня, как две капли воды. Денни был похож на Риту, а Ширл вообще ни не кого. Ну может, разве на бабушку Энн. Один Эндрю был вылитый я.

После работы я возился с ним. Он хватал мой палец, улыбался и гукал. Можете себе представить, мальчику исполнилось всего девять недель, а он уже улыбался отцу?

Я даже начал покупать ему всякие игрушки. Это я-то! Дети начинают ценить родителей только, когда подрастают и могут сказать: «Спасибо». Мое правило — ни в чем их не баловать. Но вот я начал покупать ему всякие глупые вещи и понял, как сильно люблю его. К тому времени мне удалось найти другую работу. Я продавал сверла для «Клуетта и сыновей» и неплохо зарабатывал. Когда Эндрю исполнился год, мы переехали в Уотербери. Со старым домом было связано так много печальных воспоминаний… И в нем было слишком много стенных шкафов.

Следующий год для нас оказался самым удачным. Я бы отдал все пальцы на правой руке, чтобы вернуть его! О, война во Вьетнаме, конечно, еще продолжалась, вокруг бродили голые хиппи, негры на каждом углу надрывали глотки, но никто нас не трогал. Мы поселились на тихой улице с прекрасными соседями. Мы были счастливы. Однажды я спросил Риту, не тревожит ли ее что-нибудь? Ведь несчастья ходят по три… Нет, к нам это не относится, ответила она. Она считала Эндрю необыкновенным ребенком и думала, что Бог приметил его и не даст в обиду.

Биллингз угрюмо смотрел на потолок.

— Следующий год оказался не таким удачным. В доме что-то изменилось. Я начал держать книги на столе, потому что не хотел лишний раз лезть в стенной шкаф. Я думал, а вдруг он там? Вдруг он притаился и прыгнет на меня, как только я открою дверь? Мне уже казалось, что я слышу хлюпающие звуки и что-то черно-зеленое шевелилось в шкафу.

Рита считала, что я слишком устаю на работе, и просила побольше отдыхать, а я начал огрызаться, как раньше. Каждый день я со страхом шел на работу, оставляя их одних. И в то же время я был рад выбраться из дома. Господи, помоги мне, как мне хотелось уйти из дома! Я думал, что он, наверное, после переезда потерял нас, а сейчас ползает по ночам по канавам и ищет. И вот через год он нашел нас и поселился в нашем доме. Ему были нужны мы с Эндрю. Мне уже начало казаться, что, если долго о чем-то думаешь, это сбывается. Может, все страшилища, которых мы боялись в детстве - Франкенштейн, оборотни, Мамми, может, все они на самом деле существуют. Может, это они убивают детей, которые якобы падают в шахты, или тонут, или просто исчезают. Может…

— Вы что-то утаиваете, мистер Биллингз?

Лестер Биллингз долго молчал, минуты две. Затем он неожиданно ответил:

— Эндрю умер в феврале, когда Рита уехала к своим старикам. Позвонил ее отец и сказал, что мать попала в аварию и, наверное, долго не протянет. Рита уехала той же ночью на автобусе.

Ее мать не умерла, хотя и находилась два месяца в критическом состоянии. Днем с Эндрю оставалась очень хорошая женщина, а по ночам мы были одни. — Биллингз нервно облизнул губы. — Сначала мальчик спал в нашей спальне. Когда ему исполнилось два года, Рита решила перевести его в детскую. Спок или какой-то другой шарлатан говорил, будто плохо, когда ребенок спит в одной комнате с родителями. Что-то там с сексом. Но мы никогда не занимались любовью, когда он не спал. Я не хотел, чтобы он спал в детской. Я боялся, что с ним случится то же, что с Денни и Ширл.

— Значит, он остался с вами? — спросил доктор Харпер.

— Нет. — Лестер Биллингз вымученно улыбнулся. После продолжительного молчания он резко добавил — Я был вынужден, вынужден! Все шло так хорошо, когда Рита была дома. Но когда она уехала, этот негодяй осмелел. Он начал… — Биллингз обнажил зубы в кривой усмешке. — О, вы не поверите. Знаю, что вы думаете — еще один псих. Но если бы вы там были, вы бы так не думали. Однажды ночью все двери распахнулись настежь, а утром я нашел в прихожей пятна ила. Не знаю, куда вели эти следы — к двери или в дом. Клянусь богом, я не знаю этого! Весь линолеум был испачкан, покрыт жидкой грязью, зеркала разбиты… и звуки… звуки. — Он взъерошил волосы. — Я просыпался в три утра, смотрел в темноту и старался убедить себя, что это только часы. Но вместе с тиканием слышались тихие шаги. Хотя, наверное, и не такие уж тихие, раз он хотел, чтобы его услышали. Понимаете, какие-то хлюпающие звуки, как из раковины. Или скрип, словно царапают когтями по деревянным перилам. Закрываешь глаза и знаешь, что если увидишь его…

Я все время боялся, что шаги стихнут, надо мной раздастся смех, и я почувствую зловонное дыхание, будто рядом поставили кадку с гнилой капустой, а в горло вцепятся лапы.

Биллингз побледнел и задрожал.

— Я знал, что ему нужен Эндрю, потому что мальчик слабее меня. Сынишка как-то разбудил меня. Он стоял в кроватке и кричал: «Домовой, папа, домовой… хоцу к папе… хоцу к папе!» — голос пациента доктора Харпера стал высоким как у ребенка. Казалось, глаза заполнили все лицо. — Но я не мог взять его к себе, не мог, — продолжал рассказывать детским голосом Биллингз. — Через час он опять закричал. Если бы вы знали, как я его любил! Я бежал, бежал, бежал… Когда я вбежал в детскую, я не включил свет. О господи, эта дрянь схватила мальчика и трясла его, как терьер треплет тряпку. Я видел что-то ужасное с покатыми плечами и головой огородного пугала. От него воняло дохлыми мышами. Я услышал… — Он замолчал и быстро продолжил вполне взрослым голосом: — Я услышал треск, похожий на треск льда, когда катаешься на коньках. Это сломалась шея Эндрю.

— Что случилось потом?

— Я выскочил из дома, — мертвым и холодным голосом ответил Биллингз, — и спрятался в ночной закусочной. Там я выпил шесть чашек кофе. Домой вернулся уже на заре и сразу вызвал полицию. Потом поднялся наверх. Эндрю лежал на полу и с укоризной смотрел на меня. От одного уха тянулась тоненькая струйка крови, даже не струйка, а одна большая капля. Дверь в шкаф была чуть приоткрыта.

Лестер Биллингз замолчал. Харпер смотрел на часы. Прошел почти час.

— Сестра назначит вам время следующего приема, — сказал доктор. — Вторник и четверг вас устроят?

— Я пришел к вам только рассказать. Тогда мне пришлось солгать полиции. Сказал, что мальчик, наверное, хотел ночью выбраться из кроватки и… они поверили, конечно. Все выглядело очень правдоподобно. Эта смерть казалась такой же случайной, как и все остальные. Но Рита знала. Рита… в конце концов… поняла…

Биллингз закрыл глаза рукой и начал тихо плакать…

— Мистер Биллингз, нам еще нужно поговорить об очень многом, — после непродолжительной паузы сказал доктор Харпер, — Думаю, мне удастся облегчить сознание вашей вины, при условии, конечно, что вы сами захотите избавиться от этого.

— Неужели вы думаете, что я не хочу. — Вскричал Лестер Биллингз, убирая руку от мокрых глаз.

— Пока не хотите. — спокойно возразил Харпер. — Значит, вторник и четверг?

После долгого молчания Лестер Биллингз прошептал:

— Ладно, черт возьми!

— Попросите миссис Викерс записать вас в журнал, мистер Биллингз. Всего доброго.

Биллингз глухо засмеялся и, не оглядываясь, вышел из кабинета.

В приемной сестры не оказалось. На столе лежала промокашка: «Скоро вернусь». Лестер Биллингз опять заглянул в кабинет Харпера.

— Доктор, ваша сестра…

Но доктора Харпера он не увидел. Дверь в стенной шкаф была слегка приоткрыта.

— Прекрасно, — произнес голос из шкафа. — Прекрасно.

Биллингзу показалось, что у говорящего рот чем-то забит, может, гнилыми водорослями. Он замер, как вкопанный. Дверь открылась, и мистер Биллингз почувствовал в паху тепло — это он обмочился.

— Прекрасно, — повторил домовой, выбираясь из стенного шкафа. В сгнившей руке с длинными когтями, похожими на лопаты, он все еще держал маску доктора Харпера.

Эдвард Бейли

Допрос

...Следователь по делам о насильственной смерти меня не волновал. Ему было шестьдесят пять. Сонливый и обходительный. Ему нравилось отпускать шуточки, где надо и не надо, в надежде, что какой-нибудь репортер захочет упомянуть их, и люди, прочтя газетную заметку, скажут: старина Карсон — тот еще остряк. Следователь провел слишком много допросов, пресытился и потерял к ним интерес. Нет, Карсон меня не волновал. Но от его помощника можно было ожидать любую гадость.