Таинственный возлюбленный - Джулия Сеймур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты быстро перенял эти нравы, — рассмеялась девушка. — Ты действительно завтра уедешь?
— Нет, я уеду сейчас. Рискну еще раз махнуть в Гвадалахару — может, Хуан все-таки туда добрался.
— Зачем он уехал в Сарагосу?
— За тем же, за чем когда-то ездил я.
Клаудиа побледнела и стиснула руки.
— Тогда это принесло нам только горе и смерть. Зачем ворошить прошлое?
— Это последний шанс узнать что-либо о доне Рамиресе.
Оба замолчали. В парке тоскливо закричал павлин.
— Не уезжай, Педро! — Клаудиа вдруг, как в рождественскую ночь в Мурнете, прижалась к юноше. — Мне страшно!
Он сжал зубы и осторожно отвел с плеча растрепанную русую голову.
— Ведь ты сама хотела возродить былую славу де Гризальва. Отец был бы тобой доволен. Я уверен, скоро мы встретимся с тобой в Мадриде. — И он тихо поцеловал заплаканные розовые веки.
Когда Клаудиа подняла их, в спальне уже никого не было.
* * *
В «Торунье», куда Педро, не снимая формы, прискакал уже на рассвете, он даже не стал брать номер, а сев за стол в зале, где пахло уксусом, мясом и прелой соломой, заказал виноградной водки и жаркое. Тут же он написал и отчет о дороге, отправив его хозяину с очередным курьером. Хуан так и не появлялся. Поездка в Сарагосу заняла бы явно больше суток, а не позднее вечера этого дня им следовало явиться в гвардейские казармы и причем вдвоем. Педро подождал еще час и вышел. Но повернуть коня на юг он не мог. А что если Хуан попал в беду из-за его дурацкой просьбы? Человек всегда должен решать свои дела сам. Дьявольщина! Наверняка Хуана сцапали и теперь, для того чтобы его вытащить, придется все рассказывать дону Гаспаро…
Конь, видя нерешительность всадника, отошел в поле и принялся мирно щипать только что вылезшую траву. Эта заминка и спасла Педро. Уже решив, что все равно поедет в Сарагосу, он вскочил в седло и вдруг на повороте увидел ярко-желтое пятно мундира.
— Хуан! — крикнул он и погнал коня навстречу.
Через полчаса, сменив едва не падавшего коня Хуана, они двигались легкой рысью по унылой равнине.
— Ну что, старина, будешь спрашивать или самому рассказывать? — наконец ухмыльнулся Хуан.
— Не знаю.
— Тогда давай я сам, а что надо — спросишь. Главное — эту чертовку я все-таки нашел.
— У моста за Арравальским предместьем?
— Почему? Хуже — на кладбище Лас Эрас. Представляешь, брожу по городу уже третий день, вынюхиваю, высматриваю, но, памятуя твое предупреждение, молчу. Обошел все церкви — хотя чего там делать дьяволице, ума не приложу! — госпиталь, даже университет — ничего. Пошел по кладбищам, и, на мое счастье, какой-то калека на колесах у монастыря Санта Энграсия вдруг посоветовал мне заглянуть на Лас Эрас. Это кладбище далеко, уже за городской стеной — райское местечко. Очень мне там понравилось, дружище. Какой вечный покой! — Педро с некоторым удивлением посмотрел на своего сурового друга, который всегда был чужд всякой поэзии и романтики. Но тут Хуан неожиданно схватил его за руку. — Слушай, дружище. Похорони меня на Лас Эрасе, когда придет мой срок. — Педро молча, приблизившись, сжал локоть друга, и Хуан продолжил рассказ: — Так вот, лазаю по плитам, бьюсь головой о сломанные статуи и вдруг вижу, какая-то вдовица в черном с ребеночком грустит над могилкой. Я к ней, так мол и так, времени у меня нет, играю в открытую. И она, поверишь ли, смотрит на меня огненными, как у лошади, глазищами и говорит: «Я к вашим услугам, ибо, я вижу, вы настоящий кабальеро, из Памплоны». Я так и сел. А она берет ребеночка на руки — прелестная такая золотая девчушка, лет пяти, и глазищи голубые, но такие же бешеные, как у твоей повитухи, — и продолжает: «И вы, конечно, желаете узнать что-нибудь о том, кто пропал уже много лет назад?» Я, разумеется, ответил, что мне просто нужна она сама, так как ею интересуется один мой друг. Тут она расхохоталась, как сумасшедшая, и заявила, что другу, тебе то есть, беспокоиться нечего и что в Мадриде в свое время он сам узнает все, что ему нужно знать. «Но не больше, слышите, не больше!» — добавила она напоследок и скрылась с девчонкой в каком-то склепе. И сколько я ни искал ее, так больше и не нашел. Самое странное, Перикито, что черт знает, сколько ей лет — то ли тридцать, то ли семьдесят!
Педро задумчиво молчал, опустив поводья.
— И, знаешь, еще что скажу? Эту малышку она точно где-нибудь украла, как воруют цыгане!
Педро нахмурился и пробормотал что-то вроде того, что хорошо, если бы так, но лучше бы вместо девочки у ведьмы был мальчик.
— Что ты несешь, старина? Видно, ты совсем устал за эту дорогу.
— Не буду врать — устал, но нам с тобой еще засветло надо добраться до Мадрида: кажется, нам обеспечено место в гвардии. — И Педро хлопнул себя по мундиру, где лежало письмо герцогини Осунской.
— Так чего же мы ждем! — весело крикнул Хуан, и оба приятеля сразу же пришпорили коней.
В кордегардии их немедленно отправили в дом графа Аланхэ, который оказался их ровесником, а выглядел, благодаря своей утонченной хрупкости, даже младше. Прочитав письмо, он с удивлением посмотрел на двух крепких драгун, но пообещал завтра же получить на обоих сержантские патенты.
— А пока сеньоры, можете переночевать у меня во флигеле, — предложил он, продолжая разглядывать их серыми с поволокой глазами, резавшими тем не менее, как сталь.
Друзья любезно отказались и отправились в ближайшую гостиницу.
— Не нравится мне этот красавчик, — проворчал Педро, когда они, потолкавшись для вида по казармам, а затем воспользовавшись еще не окончившейся свободой, уже сидели в местном кабачке. — Не представляю, как он может командовать в бою чем-то, кроме своей лошади.
— Между прочим, этот красавчик, как я уже успел разнюхать, лучше всех при дворе владеет оружием, — осадил его гораздо более осмотрительный Хуан. — Я, конечно, имею в виду шпагу и турнирный меч. Ладно, Перикито, думаю, сегодня мы вполне можем позволить себе отдохнуть.
* * *
Клаудиа прожила в Аламеде около месяца, не переставая удивляться не столь богатству, сколь противоречиям хозяйки. Герцогиня вставала порой до восхода, ездила без свиты, целыми днями лазала по скалам и ночевала под деревом или на
