Сапфо, или Песни Розового берега - Ольга Клюкина

И Алкей снова подумал, что его выдумка с припрятыванием Фаона совсем скоро и самой Сапфо, и другими женщинами будет восприниматься не иначе, как вполне простительная шутка, но зато принесет ему самому, а возможно, и мальчишке, столько сладкой радости и удовольствия!

Алкей только еще представил, как впервые, словно бы между делом, покажет Фаона своим друзьям, и перекличка каких-то двух вечерних неугомонных птиц в ветвях ему вдруг показалась цоканьем языков истинных ценителей красоты.

Незаметно наступил вечер, и пришла пора отправляться на поляну, которую рабы с раннего утра очищали от валежника, расставляли между деревьями деревянные и бронзовые фигуры богов, складывали большие костры и делали остальные необходимые приготовления к празднику.

Алкей задумал, чтобы во время вторых «фаоний», которые будут состязанием скорее танцевальным, чем песенным, все участники почувствовали себя абсолютно свободными и по-настоящему дали волю безудержному веселью и своим затаенным желаниям.

Что и говорить, но накануне полнолуния Алкей чувствовал внутри своего тела, подобно неясному гулу, нарастающее сексуальное возбуждение, а когда увидел возвращающуюся из леса хохочущую, перепачканную в глине Сапфо с подругами, он понял, что нечто подобное происходило не только с ним одним.

Даже Эпифокл, который в последний момент решил не принимать непосредственного участия в ночных, чересчур резвых играх, предоставив развлекаться молодым, и то почувствовал себя после бани заметно помолодевшим и завел с Дидамией неожиданный для нее разговор.

— Милая моя Чистая табличка, — проговорил вдруг Эпифокл, глядя на Дидамию умильными черными глазками. — Признаться, я уже не представляю, как теперь смогу без тебя обходиться, когда покину ваш гостеприимный дом. Ты ведь так умело записываешь все мои высказывания, а главное, так вовремя мне потом подсказываешь все, что я успеваю позабыть. Скажу откровенно, что в твоем обществе, царица, я делаюсь моложе на десять, нет, даже на двадцать лет!

— То, что ты сейчас говоришь, Эпифокл, — вовсе не новость, — спокойно ответила Дидамия. — Все мужчины любят, чтобы женщины записывали за ними каждое слово, готовили еду, расшивали узорами их туники и помнили о них каждую минуту, чтобы им самим можно было не слишком напрягаться.

— Да, но я же не просто мужчина, а ученый муж! — возразил Эпифокл. — И потом — как же иначе? Женщины ведь созданы богами для того, чтобы обслуживать мужчин, будь то работа по дому, помощь в каких-либо других делах. Так придуман этот мир, и тут, моя царица, ничего не попишешь.

— Да, ничего не попишешь, — с горечью подтвердила Дидамия. — Пока так думают и считают даже такие ученые люди, как ты, Эпифокл. Поэтому наша Сапфо и придумала этот остров, где мы, женщины, можем жить по своим законам.

— Ты ошибаешься, Дидамия! — засмеялся Эпифокл. — Остров Лесбос существует очень давно, гораздо раньше, чем здесь появилась Сапфо и все вы. Он и потом никуда не денется, когда нас всех на свете уже не будет!

— Нет, ты не понял меня, Эпифокл, — сказала Дидамия. — Я говорю совсем о другом острове, который существует на территории Лесбоса, но только его границы не все могут увидеть отчетливо, потому что его берега не омываются со всех сторон морями. Если хочешь знать, Эпифокл, иногда мне кажется, что мудрая Сапфо сумела создать невидимое отдельное государство, живущее по своим неписаным законам. Здесь у нас не действуют ни драконовские, ни какие-либо еще законы, нет борьбы за власть, насилия. Впрочем, каждый человек — это тоже маленькое отдельное государство, и что бы ни творилось вокруг, он может жить по своим правилам. Хотя в одиночку это делать очень трудно, гораздо труднее, чем здесь нам сейчас.

— Клянусь Зевсом, я никогда не встречал такой умной, рассудительной и во всех отношениях необыкновенной женщины, как ты, Дидамия! — умилился Эпифокл. — Я давно понял, что в тебе, царица, течет кровь каких-то правителей, возможно, персидских или египетских вельмож — из тех, кто привык управлять миром. И все же, Дидамия, согласись, что ты тоже не считаешь меня просто обыкновенным мужчиной. Ведь ты же не записываешь высказывания Фаона или даже Алкея, моя табличка, а выбрала именно меня и за эти дни стала моей неразлучной тенью, от которой мне уже не хочется отделяться. Я не говорю сейчас про Леонида и его нелепые небылицы, в которые, несмотря на свой немалый ум, поверила только ты одна. Но это говорит о том, что ты, Дидамия, тоже порой нуждаешься в более мудром наставнике и учителе.

— Не называй меня, Эпифокл, восковой табличкой, — проговорила недовольно Дидамия. — Только я сама могу так себя называть и порой, если мне захочется, даже ругать себя самыми последними словами. Но это вовсе не значит, что за мной можно повторять другим. И потом, я вовсе не считаю рассказы Леонида небылицами и не жалею о том, что взялась их записывать.

— Хм, хорошо, Дидамия, пусть так, но согласись, что любое новое, будь то необычные явления или другие земли, гораздо приятнее видеть своими глазами, чем про это слушать. И у тебя есть такая возможность.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно подняла женщина черные брови, которые были чрезмерно густыми и даже слегка срастались на переносице, отчего и в минуты веселья у Дидамии оставался несколько глубокомысленный, вдумчивый вид.

— Ты можешь поехать со мной, Дидамия. Я хочу, чтобы ты отправилась со мной сначала на остров Фасос, а потом — дальше…

— С тобой, Эпифокл?

— Хм, хм, я давно желал встретить женщину, которая понимала бы мои мысли и хотя бы отчасти помогла скрасить мою старость. Это ты, моя царица, — проговорил Эпифокл, прижимая руку к груди. — Ты одна с равным вниманием умеешь слушать и мои раздумья о природе сущего, и жалобы на многочисленные, и я бы даже сказал — на мои неисчислимые болезни.

— Да… но… ты что, Эпифокл, зовешь меня замуж? — спросила Дидамия и с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться, глядя на замершего в восторге старика, действительно напрочь забывшего о своем возрасте, почти лысой голове и на редкость уродливой внешности.

У Эпифокла был сейчас такой важный, гордый собой вид, словно своим предложением он оказывал Дидамии величайшую честь, о которой только может мечтать любая смертная женщина.

— Это вовсе не обязательно. Ты можешь повсюду путешествовать со мной как свободная гетера. Хотя если пожелаешь, мы можем сочетаться и законным браком, — кивнул Эпифокл. — Правда, что касается мужских супружеских обязанностей, то тут, Дидамия… Хм, хм, но я думаю, мы с тобой договоримся, и я постараюсь смотреть на эту сторону вопроса сквозь пальцы, предоставляя тебе менять любовниц, а если захочешь — то и любовников. Хотя признаюсь, к женщинам я тебя буду ревновать все же гораздо меньше, чем к мужчинам.