Рыцари пятого океана - Андрей Рытов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После знакомства с работниками оперативного отдела и узла связи я вылетел к Хрюкину в Отраду, на побережье залива Сиваш, где вскоре предстояло развернуться бурным событиям.
Тимофея Тимофеевича я застал склонившимся над исчерченной стрелами картой, которая лежала перед ним на широком столе. Увидев меня, Хрюкин встал, и мы по — дружески обнялись.
— А ведь мы тебя, Андрей Герасимович, давно ждем.
Он представил меня офицерам командного пункта и посвятил в характер работы, которой день и ночь занимались штаб армии и политический отдел.
Из Отрады я направился в Захарково к командующему 4–м Украинским фронтом Ф. И. Толбухину. Мне показали деревенский домик с выступающим на улицу палисадником, где зеленели густые заросли цветущей сирени. В чисто убранной горнице на подставках возвышался стол со свисающей до пола картой. Над пето с карандашом в руках стоял широкоплечий полный человек с добродушным лицом. Одет ои был по — домашнему.
— Ну, садитесь, дорогой. — Он указал мие на стул, а сам отошел в угол и тяжело опустился в широкое кожаное кресло.
Я кратко рассказал, в каких соединениях служил с начала войны, чем занимался. Толбухин слушал меня, поглаживая пухлой рукой подлокотник. Мешки под глазами, бледность лица командующего свидетельствовали о том, что ему приходится очень много работать.
— Ну что же, — подвел он итог моему докладу. — Прибыли вовремя. Скоро у нас начнутся интересные дела. Авиации предстоит много работы.
Толбухин страдал одышкой. Глубоко вздохнув, он продолжал:
— Воздушная армия сильная, под Сталинградом воевала. Командующий Хрюкин — энергичный человек. Думаю, вам будет с ним легко. — Опираясь на подлокотники, он поднялся, подвел меня к лежавшей на столе карте и, указав карандашом на Крымский полуостров, пояснил: — Захлопнули мы тут немца с суши надежно. Только и остается ему для связи море да воздух. Тут его надо и прикончить. — Командующий положил на карту широкую ладонь и продолжил: — Людей нужно готовить к операции, боевой дух поднимать. Не лишне будет напомнить им, как войска Южного фронта под командованием Михаила Васильевича Фрунзе в 1920 году форсировали Сиваш, штурмовали Перекоп, опрокинули Врангеля в Черное море. Как Красная Армия герои чески обороняла Севастополь в сорок первом и сорок втором годах. Надеюсь, я правильно понимаю смысл партийно — политической работы? — улыбнулся он. — В заключение добавил: — Не плохо бы вам поинтересоваться, как обстоят дела в тылах армии. Операция потребует большого количества горючего и боеприпасов. Все ли там делается как надо? Дороги тяжелые. Распутица. Держите тылы под постоянным надзором.
Попрощавшись с командующим, я зашел к члену Военного совета фронта генерал — майору Субботину, потом к начальнику политического управления Михаилу Михайловичу Пронину.
Начальник политуправления хорошо знал 8–ю воздушную армию, дал исчерпывающую характеристику ее политработникам. Чувствовалось, что за плечами у него огромный опыт, годами выработанное к людям партийное чутье. Мне особенно запали в душу его слова: «На войне не любят краснобаев и пустозвонов. Больше того, их презирают. Человек в боевой обстановке проверяется не словами, а делами».
Михаил Михайлович дал немало дельных советов: как готовить людей к предстоящей операции, как использовать в партийно — политической работе сводки Информбюро, газеты, журналы, новые песни, стихи К. Симонова, А. Суркова и А. Твардовского, статьи и очерки М. Шолохова, А. Толстого и других писателей.
В лице начальника политуправления фронта я нашел хорошего товарища и доброжелательного руководителя и не раз потом обращался к нему за советом в трудную минуту. Он восхищал меня природным умом, житейской мудростью и богатыми наблюдениями.
Вернувшись на КП Хрюкина, я доложил ему о своих беседах с командованием фронта и передал просьбу Толбухина непременно побывать в тыловых частях.
— Правильно советует, — согласился Тимофей Тимофеевич. — Я и сам давно собирался побывать там, да все некогда.
Не откладывая дела, вместе с начальником тыла армии генералом Малышевым и его заместителем по политической части Кузнецовым мы выехали в ближайший район авиационного базирования. По дороге Малышев рассказал, что авиационные части армии обеспечиваются восемнадцатью батальонами аэродромного обслуживания.
Люди работают старательно, но метает весенняя распутица* Дорога разбиты, почти половина машин застряла в грязи, и не знают, как их вызволить.
— А тракторы? — спрашиваю Малышева.
— Только на тракторы и надежда, — отвечает начальник тыла. — Но их мало. В двадцать четвертом районе авиационного базирования, например, семьдесят процентов тракторов неисправны. Нет запасных частей.
— Пускай те, что исправны, работают день и ночь, — говорю Малышеву.
— Так оно и получается, — уточняет генерал.
Неожиданно наш «газик» подбросило, потом он накренился и по самые ступицы ушел в жидкое месиво. Водитель пробовал вырвать машину, но она все глубже застревала в грязи. Тогда он вылез и, чертыхаясь, начал собирать прошлогоднюю траву под колеса, а мы, упираясь плечами в кузов машины, усердно ее толкали. Потные, выпачканные, с превеликим трудом добрались наконец до штаба тыловой части.
Допоздна засиделись с командиром батальона и его заместителем по политической части, обсуждая, как лучше организовать перевозку горючего и боеприпасов со станции выгрузки на передовые аэродромы.
Расчеты показали, что батальон должен справиться со своей задачей. Тем не менее с утра мы собрали водителей спецмашин и разъяснили им всю важность их работы. Шофер тогда был важной фигурой, от него во многом зависело бесперебойное снабжение фронта всем необходимым.
В мастерских ближайших колхозов еще от довоенного времени остались цепи. Мы попросили отдать их нам. Они пригодятся для колес грузовиков. Водителям посоветовали иметь с собой лопаты, доски, бревна, которые можно было бы подкладывать на случай, если машина безнадежно застрянет в грязи.
— А сколько потребуется грузов на первые три дня операции? — поинтересовался я у начальника тыла.
Генерал достал записную книжку, прочел свои пометки и доложил:
— Авиабомб — четыреста пятьдесят семь тонн, снарядов — сто сорок шесть тысяч штук, патронов — четыреста двадцать четыре тысячи, горючего — в пределах трех — восьми заправок на каждый самолет.
В целом получалась внушительная цифра самых разнообразных грузов, которые надо было любыми путями доставить на аэродром.
Несколько дней мы ездили по тыловым частям, и я успел познакомиться со многими командирами, политработниками, интендантами, составил истинное представление о реальных возможностях батальонов, запросах и нуждах людей. Все это чрезвычайно пригодилось в разгар боевых действий.
Подготовительный период к предстоящей операции позволил мне также побывать во многих боевых соединениях и частях, познакомиться с их руководителями. А частей и соединений, входивших в 8–ю воздушную армию, было немало. Это 3–й истребительный Никопольский и
7–й штурмовой авиационные корпуса, включавшие в свой состав по три дивизии. Кроме того, были: 1–я гвардейская штурмовая Сталинградская Краснознаменная, 6–я гвардейская бомбардировочная Таганрогская, 2–я гвардейская бомбардировочная Сталинградская, 6–я гвардейская истребительная Донская авиационные дивизпи и ряд Других.
>Все они имели богатый боевой опыт и замечательные традиции. Чего стоил, к примеру, истребительный корпус, которым командовал генерал — майор авиации Евгений Яковлевич Савицкий! В его составе было много героев, слава о которых гремела по всему фронту.
О самом Евгении Яковлевиче я слышал немало лестного. Но не думал, что он так молод. И вот передо мной предстал стройный, порывистый в движениях генерал. Ему было трудно усидеть на месте, его неукротимая натура требовала постоянного движения. Савицкий был прирожденным истребителем, и летчики любили его, подражали ему во всем.
• Говорил он обычно резко, отрывистыми фразами, но никому не читал нравоучений. И я невольно тогда задумался: на чем зиждется сила его авторитета? Позже убедился — на личном примере мужества и героизма.
Савицкого трудно было застать в штабе. Целыми днями бывал он на аэродромах, но при этом не разменивался на мелочи, а всегда занимался главным, отчего в первую очередь зависел успех боя. В центре его внимания, разумеется, находились летчики. Он был требователен к ним, зато и горой стоял за них, не давал в обиду.
Сидим однажды в комнате Савицкого, разговариваем о текущих делах. Входит дежурный и докладывает:
— Звонили из армии: Машенкин вернулся.
— Алексей Машенкин, командир эскадрильи? — поднял брови Савицкий, и в глазах его мелькнули радостные огоньки. — Как же, как же, знаю, из 812–го.