СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2 - Клод Фаррер

— Он не любит ее, — убеждала она себя самое, — он никогда не полюбит ее.

Но мысль, что он уедет без последнего поцелуя, без прощальной клятвы любви и верности, была для нее невыносима. Она отправилась в Бордо днем раньше, чем они, ради одной прощальной ночи с ним…

— Поезжай с нею куда хочешь, поезжай, куда она хочет. Утоми ее, усыпи ее. Если у тебя хватит сил, то сломи ее: она мне причинила слишком много зла, чтоб я чувствовала к ней какое-либо сострадание. Словом, делай все, что ты должен делать, но не забывай, что я жду тебя и что я никогда не устану ждать тебя.

Обнаженная, она крепко держала его в своих объятиях на широкой отельной кровати, в которой произошла их последняя встреча. Украдкой, как вор, он покинул после полуночи гостиницу «Монтрэ» чтобы перебежать через улицу… Она любила его в эту последнюю ночь с убийственной страстью и ненасытной жадностью. Эта заурядная светская дама, любительница путешествий и столичных развлечений, драгоценностей и безделушек, роскоши и блеска, вдруг превратилась в трагическую любовницу, лишь только у нее захотели отнять ее возлюбленного. Она уже готова была признаться себе, что наивная и безумная затея, предпринятая ею, чтобы сохранить за собой своего избранника, коренилась не столько в ее страсти, сколько в склонности к пикантным приключениям, интриге, непредвиденным осложнениям, остроумным мелким обманам… Но как все это было теперь далеко! Женщина, державшая в своих объятиях Поля де Ла Боалль, забыла все, кроме несравненной сладости этих объятий. Кристине Эннебон было тридцать восемь лет, а для женщины, привыкшей к любви, этот возраст — самый страстный.

Впрочем, Поль де Ла Боалль отвечал на ее страстность полной взаимностью. Чувственная власть зрелой женщины над мужчиной, который значительно моложе ее, имеет равной себе только ответную власть молодого мужчины над зрелой женщиной. Такие связи были бы самыми крепкими на свете, если бы только они выдерживали испытание времени…

Но в эту ночь, последнюю, прощальную ночь, Поль де Ла Боалль и Кристина Эннебон не думали о времени, забыли о нем совсем…

В конце осени светает поздно. Было еще совсем темно, когда Поль де Ла Боалль снова перебежал улицу, чтоб из гостиницы «Шапон-Фэн» попасть в гостиницу «Монтрэ». При этом он бросил беспокойный взгляд на окно комнаты, которую занимала Изабелла де Ла Боалль. Ни в одном окне не было света. Да если бы кто-нибудь в одном из этих темных окон и смотрел на улицу, вряд ли он мог бы как следует разглядеть силуэты ночных прохожих.

Точно так же сомнительно, видела ли Изабелла два дня спустя, отплывая с Полем де Ла Боалль на пакетботе в далекое море, среди собравшейся на пристани толпы провожающих свою мать, сидевшую в отдалении в открытом автомобиле. Поль де Ла Боалль видел ее и вглядывался в нее пристально, словно желая надолго запечатлеть в памяти ее образ.

Глава двадцать первая

Миновала осень, а за ней и зима, тысяча девятьсот двенадцатый год сменился тысяча девятьсот тринадцатым. И снова наступила весна, а за весною лето, и опять они сменились осенью и зимой… В тех странах, которые посещала Изабелла де Ла Боалль со своим мужем, все эти времена года были обратны европейским, так что они совершенно перепутали их в сознании.

Со времени отъезда их из Бордо прошло уже почти два года. Но они потеряли счет месяцам и годам, — то им казалось, что они путешествуют уже десять лет, то — что всего только полгода.

В мае 1914 года случилось одно происшествие, которое они нашли необыкновенным…

В 1914 году Фор-де-Франс на острове Мартиник еще не был тем знаменитым средоточием роскоши и спекуляции, каким он стал после окончания мировой войны в 1919 году. В те времена там еще не было ни одной приличной гостиницы, и потому неудивительно, что Изабелла и Поль де Ла Боалль воспользовались широким, несколько старомодным гостеприимством одного из здешних плантаторов и промышленников, чистокровного креола. Таких старинных испанских фамилий здесь имеется несколько. Некогда они сосредоточивали в своих руках все богатство этого края, пока в большинстве случаев не разорились в результате демагогии и политиканства.

Изабелла и Поль де Ла Боалль, получившие рекомендательные письма к одному из таких нотаблей — Фернандо Воклену, были приняты им, его женой и сыном с радушием и любезностью, свойственными старым колониальным семействам. За ними ухаживали, как за путешествующими принцем и принцессой.

Фернандо Воклен, патриарх многочисленной разросшейся семьи, был человек лет шестидесяти пяти, хотя чувствовал себя по-прежнему тридцатилетним. Всю свою жизнь он провел в самых невероятных приключениях: дуэли следовали за дуэлями, одна безумная затея за другой, скандал за скандалом — повсюду, в обеих Америках и в Европе. Даже в преклонном возрасте он не останавливался перед похищением чужой невесты или жены. Уже раз двадцать безумная расточительность доводила его до полного разорения, но в последний момент его всякий раз спасали собственная ловкость и счастливый случай. В конце концов он не только не развеял по ветру богатого наследия своих предков, — более благоразумных, чем он, но менее любимых богами… и богинями, — но еще сильно умножил его.

Случайно в то время, когда чета Ла Боалль прибыла в Фор-де-Франс, Фернандо Воклен не находился в отъезде — ни в Париже, ни в Новом Орлеане, ни в Кубе, ни в Неаполе, ни в Севилье, ни в Буэнос-Айресе. Он был дома и принял сам своих гостей, — принял с тем большей охотой, что они были рекомендованы ему одной из его бесчисленных подруг не то в Лиме, не то в Вальпарайзо.

Разумеется, он неизбежно влюбился в Изабеллу де Ла Боалль, которая после двадцатимесячного супружества сохраняла все ту же загадочную девственную грацию. Он влюбился так, как это свойственно креолам, — без излишней скромности и тайны. Впрочем, ни его жена, пожилая дама воскового цвета, давно привыкшая к галантным приключениям своего супруга, ни его сыновья, сильные парни, тоже любившие погулять и покутить вне дома, не находили в этом ничего необыкновенного и предосудительного. Что же касается Поля де Ла Боалль, то если он и испытывал при этом некоторое смущение и неловкость, то во всяком случае старался не показывать их. Несмотря на привычку, выработавшуюся за время столь продолжительного свадебного путешествия, он оставался в обществе своей жены все так же робок и молчалив, как прежде. Если бы кто-нибудь мог наблюдать их наедине, он, наверное, был бы поражен этой натянутостью, так явственно царившей между ними.

Впрочем, Фернандо Воклен не замечал этой натянутости или делал вид, что не замечает. Он принадлежал к тем людям, которые, имея перед глазами предмет своего вожделения, не видят, кроме него, ничего. С первого взгляда увлекшись Изабеллой, он занимался только тем, что ухаживал за нею, ухаживал пышно и расточительно, не обращая ни малейшего внимания на ее мужа, — кроме тех случаев, когда этого требовала вежливость. Фернандо Воклен был вежлив — особенно по отношению к своим гостям. Но вежливость ни на кого больших стеснений не налагает, да к тому же Фернандо Воклен не привык задумываться о мужьях тех женщин, за которыми ухаживал.