Я – паладин! - Виктор Косенков

Снаружи послышался шум. Дверь распахнулась.

На пороге показался улыбчивый, толстенький, чуть ли не круглый господин Барте.

– Добрый день, добрый день! – Сияющим колобком он подкатился к Леону, пожал руку. – Чем могу вам помочь, чем могу вам помочь?! Любые лошади к вашим услугам, любые.

– Я от графа Лакруа…

– Да будут его дни наполнены радостью! – воскликнул Барте. – Мой слуга передал мне, и я торопился, так торопился! Чем могу помочь любезному графу?

– Вот бумаги… – Леон протянул Клаасу конверт. – Мне нужны четыре лошади. Для дальнего путешествия. И.

– По какой местности? – неожиданно спросил Барте.

– С-степь. – Леон немного помедлил с ответом. – Лес. Мы пойдем по разным землям.

– Я спрашиваю потому, что для каждой местности нужна своя лошадь. Так мне будет проще подобрать вам что-то особое. Подходящее. – Он посмотрел на Леона выжидающе.

Врать не хотелось, но и всю правду говорить…

– Наверное. – Леон лихорадочно вспоминал уроки географии, наконец нужное слово всплыло в памяти. – Лесостепь.

– Ах, вот как… – как показалось Леону, чуть разочарованно протянул Барте. – Это не просто. Совсем не просто.

Он наконец развернул бумаги. Прочитал листок. Удивленно вытаращил глаза.

– Ах, вот оно что. – Он посмотрел на Леона будто бы по-другому. – Я подберу вам лошадей лично! Лично! Прошу вас. Садитесь. Сейчас слуги принесут еще чай, еще сладости. Садитесь, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Я сам, я лично.

– Но я бы хотел посмотреть.

– О, вы разбираетесь в лошадях? – Взгляд Барте сделался хитрым.

– Нет, но…

– Ну так зачем утруждаться?! – Степняк засмеялся. – Скажите. Какие-нибудь особенности, может быть, большой груз?

– Да, один из моих спутников, скажем так, упитанный человек.

– Понимаю, понимаю. – Барте, пятясь задом, вышел из комнаты.

Леон сел на место и задумался.

С одной стороны, Клаас Барте был человеком известным. Он поставлял лошадей в императорские конюшни. Но с другой стороны. Кто знает, в каких интригах он может быть замешан?.. Наверное, правильно, что Леон не сказал ему ничего конкретного о предстоящем путешествии.

В дверь постучали, и вошел давешний слуга. Выражение его лица было по-прежнему кислым, но теперь он по крайней мере старался выглядеть почтительно.

Слуга принес поднос с новой порцией чая, теперь заваренного уже по другому рецепту. Еще более ароматному и сложному. На тарелочке лежали тонкие ломтики фруктов в сахаре, шербет, халва и орешки в сахаре и корице.

Молча, с поклонами, слуга поставил поднос перед Леоном и удалился.

Желание покидать эту гостеприимную комнату пропало.

Барте подбирал лошадей около часа. Все это время Леон, теперь уже не сидя, а развалясь на мягких круглых подушках, наслаждался вкусными лакомствами.

Через час он, отяжелевший и подобревший ко всему на свете, направился к дому, теперь уже не на бричке, а верхом. Следом за ним двигались, привязанные друг к другу небольшим караваном, три лошади. По уверениям потомственного степняка Клааса Барте, самые лучшие.

Так, не спеша, Леон добрался до дома Лакруа. Там он определил лошадей в конюшни графа, хоть и тесноватые, но все же вполне достойные. Задал животным овса и налил воды. До отъезда оставалось всего несколько часов.

Когда юноша направился к дому, у дверей его встретил садовник. Как всегда немного нетрезвый, с туманным взором, он лениво щелкал ножницами в недрах розового куста. Увидев Леона, он помахал ему рукой.

– А господина графа нет сегодня. С утра. – Голос садовника был хрипл и слегка гулял, норовя дать петуха. – С утра, нет. Гуляют.

– О… Ну что ж… – Леон остановился в раздумьях.

Эта заминка была принята садовником за желание поговорить. Он тут же бросил большие садовые ножницы и подобрался поближе.

– Коней привез?

Леон кивнул.

– В стойло, значит, отправил?

– Да…

– А ты знаешь, что от них пожар может быть?

– От кого? – Леон понял, что напрасно остановился у дверей. Ловушка захлопнулась.

– От коней! – обрадовался садовник. – Я тебе расскажу, как один раз едва не сгорел! Да-да! Едва не сгорел. Могу даже показать шрамы.

Он начал расстегивать бретельки фартука.

– Нет-нет. Не стоит! Я верю.

– Ожоги на все тело! Вот досюда. – И он провел рукой по животу. Леон обрадовался, что не стал смотреть на «шрамы». – Дело зимой было. В самом конце!

– Может быть, в другой раз, – сделал Леон слабую попытку. Обижать садовника не хотелось, он был в общем-то добрым и безобидным мужичком, который всю свою жизнь посвятил этому саду и производству нехитрой выпивки, совершенствуя и то, и другое.

– Нет-нет. Ты послушай, послушай. Полез я на сеновал. Ну, там, по делам. А кони – они же… Простите, гадят. Гадят и гадят! Вот гадят они и. А это все я же и убираю. В кучу. Куча большая. Сразу за сеновалом. Ну, так проще. Сенцом закидал, и не пахнет. А по весне какое удобрение! Все ж розы только рады, а у меня лучшие розы в столице, лучшие. Это тебе кто угодно скажет. Почему? Потому что люблю их, как родных, и навоз, значит, подсыпаю.

Он заулыбался. Леон попытался осторожно отойти в сторону, но садовник ухватил его за рукав.

– Так вот. Лезу я, значит, на сеновал. А вилы, вилы с другой стороны прислонил. И глупость сделал, знаю, но… – Он всплеснул руками. – Так уж…

– Выпил, поди?

– Что ты?! – Садовник замахал на Леона. – Лошади этого не терпят! Даже слабый запах для них… ух! Как красная тряпка на быка. В общем, лезу. И вдруг чую, представляешь, стог подо мной поплыл! Ну все, думаю, сейчас я на свои же вилы и налечу, пропала моя душенька. Это ж глупость какая – так помереть-то! С одной стороны вилы, с другой… вот оно самое, удобрение! Куча. Вот посюда. – И показал себе на грудь. – Ну, думаю, что тут выбирать?! Толкнулся ногами, да как бултыхнусь!!! Так по шею и засел.

Леон фыркнул. Картина виделась ему забавной.

– Конечно, теперь-то смешно. А тогда я чуть не утонул. Кучища-то выше головы навалена была. Чувствую, тону. Вот же судьба-индейка, если не на вилы, так в дерьме захлебнусь. Испужался! Не то слово. Но на носочки встал. То ли на камень, то ли на еще чего. Стою! Тянусь к свету божьему! Только бы, думаю, не сорваться. А на улице морозец, птички. Хорошо жить как! Ой. Все грехи свои вспомнил. У всех прощения попросил. Только бы, думаю, не соскользнуть. И вдруг, понимаешь, стою я и чую… горячо.

– С чего бы? – через смех спросил Леон.

– С чего?! А с того! Это ж вещество… – Он повертел в воздухе пальцами. – Там же про… процессы идут! Мне один монах-алхимик объяснял. Когда меня мазью от ожогов лечил. Там, говорит, слово такое мудреное, хер… фер… о, фер-мен-тация! С выделением, значит, тепла. И этого тепла там накопилось – страшное дело. Я ж соломкой-то прикрывал. Оно ж там преет. Чувствую, не то слово, что горячо, уже горю весь! Как в кипяток попал! Ну, как заорал-то… не то что Жак, сам господин граф прибежал. С тех пор глотку-то и подсорвал. Громко не могу, все внутри что-то клохчет, как у курицы какой. Ну и ожоги, да. Лечился потом. Так-то. Так что от лошадей этих пожар может быть. Если б зима подзадержалась или еще чего, соломка начала бы тлеть, а потом и того. Так что теперь я это… удобрение… заранее раскидываю. Чтобы, значит, не было этой, фер-мен-тации. Вот так. А еще со мной было…