Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство - Кай-Ове Кесслер

В марте 1822 г. Генрих Гейне писал из Берлина о постановке оперы итальянского композитора Гаспаре Спонтини (1774–1851): «Теперь, мой милый, вы можете объяснить себе шум, переполнявший в продолжение этого лета весь Берлин, когда “Олимпия” Спонтини впервые появилась на нашей сцене. Не пришлось ли вам слышать музыку этой оперы в Гамме? В литаврах и трубах недостатка не было, так что один остряк внес предложение испытать крепость стен в новом драматическом театре посредством этой музыки»[94][278]. Чувствительный поэт страдал также от того, что мы сейчас называем эффектом навязчивой мелодии. Виновником его несчастья был композитор Карл Мария фон Вебер (1786–1826), звезда эпохи романтизма. Завершив свою оперу «Вольный стрелок», он отправился с ней в турне по германским землям. Итог: теперь на каждом углу распевали песню «Девичий венок» (Der Jungfernkranz), особенно полюбившуюся публике:

Плетем из роз тебе венок

С фиалковой повязкой,

Готовим свадебный чертог,

К игре зовем и пляскам[95].

В письме Гейне жалуется: «И так целый день не оставляет меня эта проклятая песня. Лучшие мгновения отравляет она мне. Даже когда я сижу за столом, ее, в виде десерта, горланит мне певец Гейнзиус. Все время после обеда душит меня “фиалковая повязка”. Здесь вертит “Девичий венок” безногий калека на шарманке; там пиликает его на скрипке слепой. Но к вечеру разражается самая свистопляска. Тут и гудят, и вопят, и пищат, и воркуют, – и постоянно старая мелодия… “Девичий венок” непреходящ: едва кончил его один, другой начинает сначала; из всех домов звучит он мне навстречу; каждый насвистывает его со своими вариациями; кажется, чуть ли не собаки на улице воспроизводят его своим лаем»[96][279].

Генрих Гейне не дожил до того момента, когда его кошмар стал частью нормальной жизни. Примерно через 20 лет после его смерти один юный немец запатентовал в США изобретение, которое для кого-то до сих пор является источником блаженства, а для кого-то – акустической пыткой. Речь идет о граммофоне. Этим изобретением мы в каком-то смысле обязаны военному призыву 1870 г. Не желая быть солдатом прусской армии, девятнадцатилетний Эмиль Берлинер (1851–1929) покинул родной Ганновер и уплыл в США. В своей квартире в Нью-Йорке он разработал микрофон для телефона, только что изобретенного Александром Грейамом Беллом (1847–1922). Разработка оказалась настолько технически совершенной, что фирма Белла выплатила ему за патент астрономическую по тем временам сумму 50 000 долларов.

Воспользовавшись этими средствами, Берлинер сконструировал граммофон и подал заявку на патент 26 сентября 1877 г. Его изобретение идеально подходило новому времени. Машина, которая позволяет записывать голос и музыку и воспроизводить их в любой момент, – еще один триумф современности, стоящий в одном ряду с изобретением железной дороги, парового двигателя и телеграфа. Никогда прежде у человека не было возможности воспроизводить звук таким образом. Симфоническая музыка, популярная песенка или вальс – где и когда вам угодно. Кладем пластинку, вращаем рукоятку, музыка! Конечно, десятью годами ранее Томас Альва Эдисон уже изобрел фонограф. Однако граммофон имел перед ним одно весомое преимущество. Он проигрывал ровно то, что было записано на пластинке, а размножать копии было совсем не сложно. Граммофонная пластинка стала основой индустрии развлечений и повлияла на культуру XX в. больше, чем любой другой носитель информации. Кроме того, она в корне изменила восприятие музыки. Благодаря этому аппарату можно было слушать что угодно, где угодно и когда угодно. Граммофон сделал музыку доступной каждому. Отпала нужда в дорогих билетах на концерты, новое устройство стало дешевым оркестром для рядового обывателя.

В 1900 г. один из мюнхенских магазинов предлагал покупателям уже 1000 пластинок с «новейшими и прекраснейшими записями» для воспроизведения на «самой громкой и благозвучной на свете говорящей машине»[280]. Окружающие почти сразу начали жаловаться на упомянутую громкость. Венский журналист Эдуард Петцль (1851–1914) включил отзыв о граммофоне в свою книгу «Современный маскарад» (Moderner Gschnas, 1901). С его точки зрения, это устройство – «сущее мучение для всякого добропорядочного семейства, его звук смешон, он так хрипит, шипит и дребезжит», что годится лишь для воспроизведения «вульгарных уличных песенок»[281].

После 1900 г. суды Баварии, Пруссии и прочих германских земель были засыпаны жалобами на шум. Особенно часто их мишенью оказывались хозяева трактиров и ресторанов, где всю ночь напролет играли граммофоны, механические пианино или оркестрионы (нечто вроде музыкального автомата), не давая соседям сна и покоя. В 1912 г. в Мюнхене суд присяжных приговорил одного трактирщика к штрафу 20 марок «за грубое нарушение общественного порядка». Почти каждую ночь он допоздна развлекал своих гостей, проигрывая пластинки на граммофоне с гигантской трубой. Трактирщик защищался: никому он не мешал, поскольку его инструмент стоял в самой глубине помещения и играл только красивые марши. Кассационная инстанция прислушалась к его доводам и отменила приговор, «так как обвиняемый не сознавал противозаконность своих действий». Тем не менее граммофон ему пришлось убрать[282].

https://youtu.be/6BjLJoF8ioU?si=Ez2HQi5YbUAe9mWX

34. Музыка для масс

XIX в. Граммофонная пластинка (ок. 1889–1890) с записью «Лорелеи»

Под заголовком «Темная сторона культуры» некий утонченный мыслитель отмечал в апреле 1908 г.: «Для чего нам телефон, какой смысл в изобретении граммофона? Там, где царит хороший вкус, изобретатель граммофона был бы осужден на пожизненную каторгу… Он производит только шум»[283]. А газета Münchener Abendzeitung получила от одного читателя письмо, в котором он требовал «клеймить и бичевать не только шум улиц, но и тот звук, который раздается в домах, терзая уши невольных слушателей. Я имею в виду так называемый громкоговоритель и в этой связи упомяну также граммофон. Следует законодательно запретить включение громкоговорителя и граммофона при открытых окнах»[284].

Музыка была модной, особенно когда звучала из граммофонной трубы. В юмористической рубрике газеты Münchner Neuesten Nachrichten в 1900 г. появилась история типичного современного брака:

Познакомились на теннисном корте,

Объяснились в любви по телефону.

Помолвка по телеграфу,

В церковь на велосипеде,

Свадебное путешествие на автомобиле,

Об измене узнали в кино,

Ругались под звуки граммофона,

Развелись в корзине воздушного шара[285].

Для культуры это было время поисков и проверки границ. Музыканты экспериментировали с темпом, ритмом, полифонией и диссонансом. Клод Дебюсси (1862–1918) создавал совершенно новую музыку, прокладывая путь додекафонии. Даже изобразительное искусство открыло для