"Фантастика 2023-157". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

Такое оружие было создано, ты его знаешь — фотонный дезинтегратор. Он способен распылить не то что лайнер — целую планету. Но имеет ряд существенных недостатков. И один из них тот, что дезинтегратор громоздок. Его блоки заполняют внутреннее пространство самого объемного транспортника. По-существу, дезинтегратор должен создаваться как узкофункиональный корабль-оружие. А это, мягко говоря, неэкономично и неудобно.

В то время, когда все Бюро носилось с идеей дезинтеграции, мы с твоим отцом занимались вопросами пространственных преобразований. К созданию новых видов оружия они имели лишь косвенное отношение. Перемещение в гиперпространстве и различные эффекты, связанные с этим, — вот что было полем наших научных притязаний. Как ты помнишь, тогда я и твой отец чувствовали себя прекрасно: работа была достаточно интересной, деньги за нее платили немалые, мы были молоды и энергичны.

Нам всем было весело, правда, Денни?»

Уокер печально улыбнулся, а я вспомнил звездное небо над нашим фруктовым садом и звездолет размером с велосипед, набитый пирожными…

— Правда, дядя Уокер. Это правда. Спасибо…

«Все изменилось в один день, Дэн. В один день. В тот самый день, когда твой отец открыл эффект „зеркала“. Тогда все и кончилось. И началось совсем другое».

Уокер оперся руками о подлокотники кресла и наклонился к камере. Его лицо опять заняло весь экран монитора.

«Он создал принципиально новый вид оружия, Дэн. Оружие защиты. Абсолютной защиты. Не обоюдоострое: с ним нельзя нападать, можно только защищаться.

Представь себе: ты несешься по пустому шоссе с максимальной скоростью, на какую только способен твой автомобиль. И вдруг в десяти метрах впереди как из-под земли вырастает огромное зеркало. И в нем ты видишь авто, несущееся навстречу с бешеной скоростью. Ты уже не имеешь возможности уйти от столкновения и лишь изо всех сил жмешь на тормоз. Но поздно: встречная машина врезается в тебя…

Это твоя машина, Дэн. И бледное искаженное предсмертным ужасом лицо водителя в ней — твое…

Ты не успеваешь осознать обман с отражением. И только когда град осколков бьет по ветровому стеклу и по крыше автомобиля, а перед тобой снова простирается бесконечная ровная полоса шоссе, ты облегченно обмякаешь на сиденьи.

Представил? А теперь представь, что зеркало на дороге — не зеркало вовсе, а ворота в зазеркалье. Дыра в пространство, которое трудно даже назвать параллельным. Оно не параллельно, оно зеркально-симметрично пространству твоего мира. Оно идентично нашему пространству — ровно настолько, насколько может быть идентично зеркальное отражение. И оно реально. Ты понял? Оно реально. Оно создано — или открыто, мы с Дэниелем так и не разобрались — работой генератора, который изобрел твой отец!»

Уокер откинулся на спинку кресла:

«А раз так, то ты сталкиваешься сам с собой. И превращаешься в лепешку. Разбиваешься о собственное отражение или о самого себя — понимай как хочешь. Но факт остается фактом: ты — труп.

Ты, конечно, понимаешь, какой прорыв в деле обороны Земли от инопланетных вторжений означало создание „зеркала“ Рочерса. Его генератор оказался чрезвычайно компактным устройством и мог быть установлен на звездолетах любого класса. При этом площадь разворачиваемых им „ворот“ не ограничивалась ничем, кроме воли оператора, задающего линейные размеры „отражения“.

В принципе, „зеркало“ можно разворачивать не только перед кораблем пришельцев — перед планетой, несущейся по орбите. Например, перед Землей, ее линейная скорость движения вокруг Солнца, как ты знаешь, 30 километров в секунду. Что будет, если в Землю врежется встречная Земля?…

Я погорячился, Дэн, назвав „зеркало“ Рочерса оружием абсолютной защиты. С ним можно нападать. Уничтожать, например, чужие планеты. Да что планеты — целые звездные системы!

Впрочем, дело было не в этом — не в создании оружия, не в открытии Рочерса. Дело было в самом Рочерсе, в твоем отце.

О его открытии и генераторе знали лишь два человека в мире: он и я, его самый близкий друг, коллега и помощник. И он навсегда ограничил круг посвященных этими двумя людьми. Он не захотел обнародовать свое открытие, хотя этот шаг обеспечил бы ему и славу, и богатство, и… Ну, ты знаешь, Дэн, что делают слава и деньги в нашем мире…

Да, он не захотел иметь все это. И не потому, что был гуманистом и не желал отдавать супероружие в руки военных. Не потому, что был апологетом какой-нибудь философской идеи или адептом некоего религиозного учения. Нет. Он был ученым. Исследователем. Первооткрывателем. Ментальным путешественником. До мозга костей. И тогда, когда судьба вывела его на новый виток пути познания, дала в руки инструмент — гениальный, неведомый доселе принцип пространственнызх преобразований, заложенный им в „зеркальный“ генератор, — он взалкал одного: узнать больше.

С того момента это стало самой сильной доминантой в его жизни — узнать больше. И ничто иное не могло возобладать над этим, Дэнни, — ты должен понять и простить его — ни долг профессионала, ни долг семьянина, ни долг отца, ни любовь к твоей матери, ни любовь к тебе».

Уокер сделал выразительную паузу и требовательно заглянул мне в глаза. Я не отвел взгляд.

— Я понимаю, дядя Уокер. Я давно это понял.

Хмель выветривался из моей головы со страшной силой.

«Его заворожила одна идея — проникнуть в то пространство, которое открывало „зеркало“ генератора. Тот мир, та Вселенная — живая, реальная, до которой в буквальном смысле можно было дотронуться рукой, — втягивала его в себя, приковывала его взгляд и разум к тайне своего бытия. Сколько раз я наблюдал, как он подходил к „зеркалу“, тайно развернутому в ночной лаборатории, и смыкал ладони с ладонями Рочерса-второго из Зазеркалья. И смотрел ему в глаза. И что-то шептал — вопросительно, горячо, страстно. А потом отворачивался от „зеркала“ и бросался к рабочему столу, к аппаратуре, ко мне:

— Работать, Джеймс, работать! Нужно проверить вот что!..

Я все время был с ним. Он заворожил меня так же, как его заворожило „зеркало“. Я, намного более беспечный, чем он; я, не обремененный гениальностью и сопутствующей ей сверхмотивацией к работе; я — стал его тенью. И — Дэнни, ты слышишь меня, мальчик? — ничто в целом мире не могло отвлечь меня от этой роли.

Я схватывал его идеи на лету. Не мог, не имел такой способности генерировать их сам, но схватывал на лету. И шел сразу за ним, след в след. Я понимал его с полуслова. И когда он оборачивался, чтобы опереться, получить помощь, я был рядом.

Мы работали, не покладая рук. Ты, наверно, помнишь тот период, когда отец почти перестал появляться дома. Я уж не говорю о том, что прекратились — иногда мне кажется, что я никогда себе этого не прощу! — наши воскресные вечеринки… Помнишь фейерверки в саду? Помнишь голографический лабиринт вокруг твоего дома, Дэнни? Вы с мамой тогда заблудились в нем, а мы с Дэниелем никак не могли вас найти, и пришлось выключить развертку…»

Дядя Уокер закрыл лицо ладонями и несколько секунд просидел молча и неподвижно. Потом опустил руки и открыто посмотрел на меня. Глаза его были сухи и печальны.

«Ты знаешь, Дэн, я не имел своей семьи. После того, как умерли родители, жил один. Причин этому несколько: и мой суховатый характер, и особенности профессии, и…

В юности я стал главным действующим лицом в одной любовной интермедии под названием „Простая история необъяснимого обмана“. Эта роль разбила мне сердце и сформировала весьма специфическое отношение и к любви, и к женщинам, и к семье… Умом я понимал, что мой взгляд ошибочен, но с сердцем своим ничего поделать не мог. Оно не верило в личное счастье.

Возможно, однажды я бы сумел преодолеть свое заблуждение, если бы судьба улыбнулась мне. Но спустя несколько лет уже другая история — с другой женщиной, в другом антураже — не изменила фабуле первой. И я навсегда остался один…

Семья твоего отца — ты, твоя мама, Дэниел Кристофер Рочерс — была и моей семьей. Я любил вас, Дэн. И поэтому когда Рочерс принял роковое решение бросить все — лабораторию, БЗС, дом, жену и сына — и продолжить работу в условиях строгой изоляции и секретности, я был в отчаянии.