Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма) - Иеромонах Прокопий (Пащенко)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нас в Соловецком монастыре как-то был один человек, который со временем стал священником. Теперь он окормляет спецназовцев — он прошёл Чеченскую войну, сам служил в спецназе. Он стал христианином в плену. Говорил, что всю жизнь воспитывал в себе вепря, нарастил бицепсы 45 см, готов был любого загрызть. Был уверен, что даже если попадёт в плен — не сломается. Но когда в плену его начали бить, через полчаса он понял, что то, на чём он пытался основать свою жизнь, все его бойцовские качества — это не та основа. Его сломали морально. Но именно тогда он родился как христианин. И когда он вернулся с войны, у него не было никакого посттравматического расстройства.
— То есть даже если раньше у человека не было смысловой вертикали, он может начать её выстраивать в любой момент? Даже в состоянии травматического расстройства?
— Психолог и писатель Виктор Франкл, который прошёл немецкий концлагерь и сумел выжить, писал, что никакой психотехникой не удастся преодолеть невротический симптом, но можно настолько обогатить человека, что этот симптом сотрётся полнотой жизни. Учение академика Ухтомского о доминанте кажется мне наиболее подходящим для решения проблемы ПТСР: когда у человека есть зацикленность на чём-то, нужно не столько разрушать эту патологическую доминанту, сколько создавать новую, конструктивную. У доминанты есть такое свойство, что все поступающие импульсы притягиваются к текущему очагу. Грубо говоря, если алкоголику твердить о вреде алкоголя, у него это будет вызывать только желание выпить. Более перспективно — создавать новую доминанту. Когда человек изучает, к примеру, чужие мемуары, он накапливает необходимые данные для переживания своего травматического опыта, потому что сталкивается с реальным опытом реальных людей, у которых это получилось.
Есть разные взгляды на ПТСР; один из последних, который, к слову, коррелирует с православием, говорит о том, что преодолеть травму поможет личностное развитие. Человек перерастает себя прежнего и выходит из той проблемы, которая его мучает. Данные современной нейрофизиологии показывают, что, когда человек начинает развиваться, у него снимается блокировка определённых участков мозга. Когда он начинает читать, анализировать, вступать во взаимодействие с ближними, заниматься творчеством — его психологическая заторможенность, зацикленность на травме проходят.
Развитие личности не происходит по определённому алгоритму. Человек накапливает конструктивные сведения о жизни, перерабатывает их, формирует новые поведенческие паттерны, начинает любить людей, ценить людей — даже солдат, который на фронте должен останавливать зло. В итоге у него появляется необходимый багаж, который позволяет многое преодолеть. Конечно, если человек воспринимает жизнь только как физическое наслаждение и вдруг лишается каких-то возможностей — тогда этот кризис для него катастрофичен. Я как-то лежал в клинике и видел, как мужчинам с диагнозом «атеросклероз» врачи ставили ограничения: нет алкоголю, нет сигаретам, нет мясу. И один из них возмущался: говорит, по данным американских психологов, без алкоголя, сигарет и мяса уровень жизни мужчины падает на 70 %. Ну, если человек не видит в своей жизни никакой другой возможности чувствовать себя живым, для него эти ограничения (как и любые другие) будут болезненными.
— Когда нет никаких других опор, психика концентрируется только на ситуации неблагополучия. Это и есть ПТСР?
— Здесь опять встаёт вопрос смысловой вертикали. Если человек жил по горизонтали «сон-еда-работа-удовольствие», и потом он сталкивается с критическими обстоятельствами, у него не будет внутреннего ресурса эти обстоятельства переосмыслить и сделать из них неочевидные выводы. Когда нет никаких других опор, психика концентрируется только на ситуации неблагополучия. Это и есть ПТСР. Через некоторое время эта реакция закрепляется физиологически, и человек становится мрачным, осунувшимся и вялым. СВО нам как раз и показывает, к чему пришла наша страна за последние 30 лет. Если социальные условия в обществе более-менее приемлемые, духовный распад ещё как-то можно маскировать. А когда ситуация на острие, душевное неблагополучие вылезает на первый план.
— Вы упомянули мемуары, которые полезно было бы почитать людям с ПТСР. Можно узнать подробнее об этих книгах?
— Многие специалисты говорят о том, что травматический опыт должен быть интегрирован в жизнь человека. Но опыт опыту рознь. Если солдат на войне научился только ненавидеть и потом этот опыт ненависти принёс в мирную жизнь, пользы от этого не будет никому. Посттравматический опыт должен обогащать человека новыми смыслами.
К примеру, английский офицер Эрик Ломакс в своей книге «Возмездие» рассказывает о том, как во время Второй мировой войны попал в японский плен и пережил страшные пытки. У него был типичный пример посттравматического синдрома, и единственный человек, который смог ему помочь, — женщина из «Медицинского фонда помощи жертвам пыток». Сыграли роль не столько её профессиональные качества, сколько искреннее участие и желание помочь. Ломакс всю жизнь ненавидел японцапереводчика, который участвовал в его пытках. Когда он узнал, что японец жив, то поехал его убивать. Но переводчик приготовился принять смерть со смирением, потому что за прошедшие годы переосмыслил своё участие в этой войне. У Ломакса что-то дрогнуло внутри, и он простил своего мучителя. Ненависть, которая терзала его 30 лет, исчезла.
Есть замечательный автобиографический роман Даниила Гранина «Мой лейтенант». Он там пишет, что они тогда, в советское время, не знали Бога, но у них вместо Бога была любовь.
Монахиня Адриана (Малышева) во время Второй мировой войны пошла на фронт добровольцем, всю войну была на передовой, служила в военной разведке (монахиней стала уже в очень зрелые годы). Не раз ходила в тыл противника. Во время одной из вылазок за линию фронта они с опергруппой страшно голодали. Голод был так силён, что они уже готовы были пойти на поиски пищи, чего делать было никак нельзя, иначе их бы обнаружили. Мать Адриана нашла у себя в кармане маленький кусочек хлеба. Она разделила его на пять микроскопических частей и раздала товарищам, сказав: «Только не жуйте и не глотайте сразу, а держите во рту, как конфету, пока
