Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ева согласилась и повторила: считаем пока, что Ковчег в Петербурге. Есть даже версия о том, как он сюда попал, рассказанная Одинцовым. Версия спорная, но приемлемая.
Второй постулат Евы гласил, что с Ковчегом связана деятельность розенкрейцеров. Научные изыскания ордена Розы и Креста касаются мостика между земным Хаосом и небесным Абсолютом. По этому мостику лучшая часть человечества должна перейти на новый уровень существования – к Свету как волновой и энергетической сущности Вселенной. Объяснения профессора позволяют говорить о связи Ковчега Завета с этим переходом, а тайна ордена связана с тайной артефакта: разгадка одной из них позволяет разгадать и вторую.
Третий постулат касался исследования Мунина. Тему работы историку задали российские розенкрейцеры: с момента своего появления они почему-то интересовались параллелями в деятельности Ивана Грозного и Петра Первого – это Ева узнала ещё в Амстердаме, в Русской комиссии ордена. Тема не могла возникнуть случайно, ею занимались больше ста лет. А если вспомнить второй постулат – связь между исследованием Мунина и Ковчегом уже не кажется невероятной.
Яков Брюс.
Теперь пришёл черёд Одинцова сомневаться.
– Очень уж эти ваши постулаты за уши притянуты, – сказал он. – Так вообще что угодно с чем угодно связать можно.
– Можно, – согласилась Ева. – Но мы обсуждаем не что угодно, а конкретную ситуацию. Вы познакомились с Муниным, да? Вы привезли Ковчег в Россию… О'кей, могли привезти. Мунин исследовал историю царей, которая связана с Ковчегом как-то. Я пробовала оценить вероятность, что вы познакомились случайно. Она очень маленькая. Очень.
– Природа проста и не роскошествует излишними причинами вещей, – изрёк Мунин. – Это Ньютона слова. Вы знаете, что доклад научному сообществу об открытии закона всемирного тяготения делал не он?
– А кто? – удивился Салтаханов.
– Полковник русской армии Яков Брюс, который именно в это время вместе с Петром Первым путешествовал по Англии. Кстати, в Полтавской битве этот Брюс командовал артиллерией. Вдобавок он был выдающимся учёным, а ещё – прямым потомком шотландского короля. Король Брюс сохранил жизнь последним тамплиерам Европы и взамен получил какую-то тайну, потому что заплатить ему не могли. А самая большая тайна тамплиеров касалась Ковчега Завета, который они искали на Ближнем Востоке. В начале прошлого века в России появилось отделение ордена розенкрейцеров. Во главе его тоже стоял потомок древнего шотландского рода. И он тоже занимался какой-то тайной. Разбил большую задачу на много маленьких и эти маленькие задачи поручал членам своей группы.
– Distributed computing, – понимающе кивнула Ева.
Распределённое вычисление… Салтаханов вспомнил, как несколько дней назад Псурцев сказал ему то же самое. Всей задачи не знал никто из российских розенкрейцеров – разве что их главный, Зубакин, который был расстрелян и унёс эту тайну в могилу. Но по совокупности маленьких задачек можно попытаться восстановить задачу целиком. Похоже, пасьянс потихоньку начинал сходиться…
– Мне поручили исследовать связь между действиями Ивана Грозного и Петра Первого, – тем временем продолжал Мунин. – Это была маленькая задача. Просто я подошёл к ней неформально и к исходным условиям добавил ещё императора Павла, который во многом похож на тех двоих.
– Это же получается… – Ева пощёлкала пальцами и переглянулась с профессором. – Это же плоскость!
– Две точки задают прямую, а три точки – плоскость, – любезно разъяснил Арцишев, заметив недоумение остальных. – Ева хочет сказать, что все предыдущие исследователи безуспешно искали ответ на условной прямой, а этот молодой человек поднял задачу на принципиально новый уровень и задал плоскость, в которой почти наверняка лежит решение.
– Иван Грозный ведь тоже к рыцарям отношение имел, я ничего не путаю? – спросил Одинцов. – В папке картинка есть, где он в одежде тамплиера.
– Не путаете, – солидным тоном подтвердил Мунин, раскрывая папку в нужном месте. – Портрет, конечно, символический: орден Храма уничтожили на двести пятьдесят лет раньше. Иван вряд ли мог носить такое облачение. Но опричнина создавалась именно как рыцарский орден, и царь был его Великим магистром.
Салтаханов решил не оставаться в стороне от дискуссии.
– Меня во всём вашем исследовании в первую очередь заинтересовали основные персонажи, – сказал он Мунину. – Пётр ещё туда-сюда, но ведь принято считать, что Иван Грозный – садист и убийца, и Павел – откровенный дегенерат на троне. А если вас почитать, оба они почти что гении. Учёные, философы, полиглоты…
– Так и есть, – скованность Мунина уходила, когда он чувствовал себя в своей тарелке. – Все вроде бы знают, что Иван Грозный убил своего сына. И картину все видели. Только сын вообще-то болел много лет и умер по дороге на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. Ложь об убийстве придумал иезуит Антонио Поссевино, первый посланник Папы Римского в Москве. Это известно любому историку. А некоторые современники считали, что Поссевино вообще отравил Ивана Грозного.
– Во как?! – изумился Одинцов.
– Убийства сына, может, и не было, – заметил Арцишев, – но за Иваном Васильевичем другие грешки водились. Вспомните, сколько народу он извёл!
Мунин глянул на профессора свысока.
– У Ивана Грозного был поминальный синодик, в который он записал поимённо всех, в чьей смерти считал себя виновным. Три тысячи триста человек, включая уголовных преступников и государственных изменников. Он утверждал им смертный приговор – и поминал в молитвах каждого. Причём в это число дополнительно попали, например, погибшие во время усмирения новгородского бунта. И всё равно – почти за сорок лет правления всего три тысячи триста, меньше девяноста человек в год.
– Но давайте не будем мерить по сегодняшним меркам, – продолжал Мунин. – Давайте вспомним современников царя Ивана. Британский король Генрих Восьмой лично отправил на смерть больше семидесяти тысяч человек. А Елизавета Тюдор? Почти девяносто тысяч! По приказу Карла Девятого в Париже всего за одну Варфоломеевскую ночь убили три тысячи гугенотов. Священная инквизиция в тогдашней Европе – это тридцать пять тысяч казнённых… Мне продолжать?
– Ни к чему, – остановил его Салтаханов. – У нас всё-таки другая тема. Просто хочется лучше понимать, о ком ваше исследование.
– И почему про Ивана слухи распускали, если он такой молодец? – добавил Одинцов, подзуживая Мунина.
– Потому и распускали, что молодец, – поддался Мунин. – Если хотите, я вам потом ещё много чего расскажу… А как, по-вашему, должны были на него из-за границы смотреть? Он же из князей стал царём, то есть вровень с европейскими монархами! И главное, создал государство с территорией больше, чем все остальные страны Европы, вместе взятые… Придворным его тоже особенно не за что было любить. Знаете, как Иван говорил?
Мунин на мгновение зажмурился, вспоминая текст:
«Верую, яко о всех своих согрешениях, вольных и невольных, суд прияти ми яко рабу, и не токмо о своих, но и о подвластных мне дать ответ, аще моим несмотрением согрешают».
– Я почти ничего не поняла, – призналась Ева.
– В отличие от других государей, прошлых и нынешних, царь Иван считал себя подсудным, – сказал Мунин, открыв глаза. – Если он правит страной – значит, отвечает и за себя, и за своих подданных. Если они согрешили – значит, он виноват. Много мы знаем в России руководителей любого уровня, которые не на подчинённых кивают, а сами держат ответ по всей строгости?
– Что-то вы снова не о том, – Салтаханов занервничал.
– Я могу о своём впечатлении сказать, – предложил Одинцов. – Я эту папку насчёт царей пролистал и тоже заметил: нас учили, что Пётр по определению великий, а Иван и Павел – уроды. Но, судя по тому, что я успел вычитать, – великими были все трое. Систему государственного управления изменили? Изменили. Церковную систему изменили? Изменили. Военную систему изменили? Ещё как! И каждый создал лучшую в мире артиллерию – вот этого я вообще не понимаю, это приказами не делается. Говорю как военный: тут знания нужны колоссальные, техника нужна, работа с личным составом…
– Ещё не понимаю, почему они так упорно воевали на бессмысленных направлениях, – добавил он. – То есть их современники считали здешние болота бессмысленными. Зачем всем троим они были так нужны? И зачем было перед смертью неожиданно посылать войска далеко на юг? Тут явно просматривается какая-то общая стратегия. Только хрен поймёшь какая.
Арцишев внимательно смотрел на Одинцова.
– Зря вы на себя наговаривали, – сказал он. – Про то, что в школе не учились. Я работу нашего молодого коллеги пока не читал, но скажу, что менять систему государственного управления и структуру церкви ещё сложнее, чем артиллерию создавать. И вдобавок намного опаснее. Это тем более простыми приказами не делается.