Красная тетрадь - Дария Беляева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фира сказала:
– Как будто у меня сегодня день рожденья.
Максим Сергеевич сказал:
– Рад, что ты так думаешь, Кац. Кстати говоря, не хотите послушать идею моей новой книги?
Думаю, не ошибусь, если скажу, что никто из нас не хотел.
Но все мы стали слушать.
– Значит так, – сказал Максим Сергеевич. – Это история очень одинокого лося. Он был единственным в лесу. То есть в лесу жили лисы, волки, олени, медведи, куницы, но других лосей не было. Не знаю, как он там оказался, но факт, ему было совершенно не с кем поговорить о своих лосиных делах.
Я сказал:
– Значит, его родственники умерли?
– Не уверен. Может, его перевозили в зоопарк, и он сбежал. Сосредоточься на том, что это прежде всего очень одинокий лось. Ему совершенно не с кем было дружить, и он крайне от этого страдал. От этого у него развивались большие лосиные психологические проблемы.
– Звучит круто, – сказал Боря. – Это вы о себе?
– Нет, это не я. Лось был очень добрый, совсем не как я. Вышло так, что он стал дружить с маленькими утятами. Утята не то чтобы его понимали, да и он не понимал утят, но он часто приходил на водопой, а утята там плавали.
Я сказал:
– Для лося логичнее пить не стоячую воду, а проточную.
Андрюша сказал:
– Иначе он чем-нибудь заразится.
– Ну, это был не самый умный лось на свете. Может, озеро было чистое, а может, лось уже заразился. Но и это не важно. Важно, что он очень привязался к утятам, хотя и не понимал их язык. А потом лето прошло, утята выросли и улетели.
– А лось?
– Остался одиноким лосем.
– Было бы лучше, – сказал Андрюша. – Если бы он хотя бы умер. Это бы придало истории завершенность.
– Но он не умер, – сказал Максим Сергеевич.
Валя спросила:
– Это история о вас?
– Да, – сказал Максим Сергеевич.
– И о нас?
– Нет, обо мне и об утятах.
– А мне кажется, – сказал я. – Это была бы хорошая история.
– Спасибо на добром слове, Жданов.
– Я обычно критикую такие сентиментальные вещи, – сказал я. – Потому что сентиментализм – проявление безвольного индивидуализма. Однако эта история учит нас тому, что непохожие люди могут дружить, несмотря ни на что.
– Здорово, что ты нашел в ней мораль. Еще лимонад будете?
Все сказали:
– Да.
Только я беспокоился об отбое.
Вернулись мы поздно, но я этого не чувствовал, потому что лег спать рано утром, и мой режим несколько сбился.
Нет, вот еще замечательно мы шли по ночной дороге.
Боря говорил:
– На нашей лажовой заштатной планетке никаких развлечений!
– Да ладно? – сказал Володя.
– Ну, разве что клей в строительном магазине, – сказал Боря.
– А как же книги? – сказал я. – Кино? Театр? Все зависит от твоего кругозора.
Боря засмеялся, толкнул Андрюшу в бок.
– Еще дрочить можно, да, Андрюшенька? Андрюшенька, а Андрюшенька, ты когда понял, что рука нужна не только для того, чтобы пушку держать?
– Рано, – сказал Андрюша своим грустным, скучным голосом.
Я сказал:
– Отстань ты от него!
– Могу на тебя переключиться!
Так мы шли и ругались, а над нами низкое небо все было в звездах, и шуршали кроны деревьев. Мы прошлись бульваром, под прекрасными чинарами.
Максим Сергеевич шел с девочками далеко позади нас, и я вдруг обернулся и увидел Валю. Она поднялась на цыпочки, чтобы сорвать колючий плод чинары.
Очень красивая девочка, подумал я, такая бледная, такая светящаяся.
И она меня поцеловала. Это очень приятное чувство.
Когда мы пришли в номер, я почувствовал себя очень уставшим. Казалось, я могу заснуть стоя. Однако всю эту усталость согнал с меня девичий крик. Я сразу испугался за Фиру и Валю, мы все испугались.
Побежали к ним в палату, а оказалось, что на занавеске у них сидит огромная саранча.
Никогда прежде я не видел саранчу. Но у меня имелось некое имплицитное знание о саранче, некое представление о том, как она должна выглядеть.
Я пишу эти строки из библиотеки, где я нашел один единственный справочник о насекомых. С полной уверенностью говорю вам, что вчера мы действительно видели саранчу.
Наши девочки стояли у двери и верещали.
Я вдруг подумал: женюсь на Вале, когда мы вырастем.
Пусть она и не Маргарита, но зато она верный товарищ и большая умница. Наверняка мы станем достойной ячейкой общества.
Как только я так решил, мне сразу захотелось спасти девочек от этого огромного зловещего насекомого.
К сожалению, я не отличаюсь быстротой реакций. К тому моменту, как я только решил поймать саранчу, Боря уже рванулся вперед, такой стремительный и бесстрашный, такой почти неестественно ловкий.
Он схватил саранчу, развернулся, словно конферансье, готовый начать представление, и быстро затараторил:
– Маленькие девочки и маленькие мальчики, только сегодня, только у нас, никогда и нигде больше, представляю вам номер: дрессировщик Борис и его поистине ручная саранча! Тихо, тихо, «сука», я тебе сказал!
Саранча была длиной почти с палец. Боря держал ее за ноги, так что зеленовато-желтое брюшко с огромным жалом на конце сильно выпятилось вперед.
Я сказал:
– Не балуйся, просто убей ее. Это – сельскохозяйственный вредитель.
Боря засмеялся, крутанулся на месте, девочки отшатнулись, будто он сейчас эту саранчу в них бросит.
В один прыжок Боря оказался рядом со мной, а саранча почти коснулась жалом моего носа.
– Посмотри-ка в глаза этой малышке! Разве ты сможешь убить ее, поглядев в ее добрые глазенки?
И правда, у саранчи оказались блестящие глаза-бусинки и по-своему очень даже умильная мордочка. Однако ее жало, пульсирующее брюшко и попытки вырваться вызвали у меня ужасное отвращение.
Я сказал:
– Убери это от моего лица.
– Хорошо, что ты такой эпилептоидный, что еще не осознал своего собственного ужаса.
– У меня нет ужаса.
– Контейнирование эмоций!
– Что ты несешь?
– Что я несу? Саранчу! Красивую! Сочную саранчу! Азиаты таких жрут!
– Это неправда!
– Правда-правда! Съешь такую ради наших красных собратьев?
– Нет!
– Вот такой ты им товарищ! А говорил: пролетарии всех планет объединяйтесь!
Боря развернулся к Володе.
– А ты что, братец, молчишь?
– Тут и сказать-то нечего, – ответил Володя. И я вдруг понял, что ему почти так же неприятно, как девочкам. А я и не знал, что Володя боится насекомых.
Боря тоже это понял, резко подскочил к нему, показал саранчу поближе.
– Похожа на дядю Сережу, – сказал он.
– Ну, немного.
– Как ее назовем?
– Дядя Сережа?
– Давай
