Океан. Выпуск седьмой - Виктор Фомин

Так перед Водяницким встала колоссальная, невероятной трудности задача: проверить природу моря и высчитать его биологическую продуктивность. Водяницкий составил пятнадцатилетний план работы севастопольской биологической станции.

Владимир Алексеевич засел за изучение материалов глубоководных экспедиций на Черном море. Читая все, что когда-либо было написано о его гидрологическом строении, он нашел статью, которая обрадовала. Инициатор и участник экспедиции 1891 года Н. И. Андрусов высказал мнение, что взгляд на этот бассейн как на обреченный на биологическую бедность не имеет основания, глубинные воды должны отдавать часть своей массы в поверхностный слой.

Водяницкий обрадовался Андрусову, как сильному союзнику, и задумался: почему никто не прислушался к этому здравому мнению? А к выводам Книповича разве прислушались? Беря пробы воды в разных районах моря, Николай Михайлович нащупал важное явление в зонах, где сходятся три границы: нижняя граница жизни, нижняя граница кислорода, верхняя граница сероводорода. Эти границы взаимосвязаны.

Вспоминая это, Водяницкий механически провел на чистом листе бумаги горизонтальную линию. Рука сама нарисовала выше ее кислород в виде человечков с огненными факелами. Еще выше он изобразил весело кувыркающихся каких-то рачков и червячков. А ниже ничейной зоны — черных худых воинов сероводорода со щитами и рапирами. А совсем внизу появились горы сокровищ, которые они охраняют. Это — органические вещества, упавшие «дождем трупов» на дно моря.

Но вот на границе возникает конфликт. Противники вступают в сражение. Где-то кислородные факелы запылали ниже заветной линии, где-то черные воины сероводорода вторглись во владения кислорода и взяли в плен морских жителей. А в третьем месте с глубины более двухсот метров, где доза сероводорода должна быть смертельна, батометр принес в пробе воды большое количество зоопланктона.

Да ведь это же зона перемешивания верхнего и нижнего слоев! Это то, о чем писал Андрусов! Недаром Книпович два года исследовал именно эти глубины!

Профессор Книпович установил, что вызванное вращением Земли морское течение южнее самой западной точки Крыма разбивается ка две струи: одна поворачивает на юг и замыкается в круг, охватывающий всю восточную часть моря. Вторая струя продолжает путь дальше и образует второе круговое течение в западной половине моря. Именно в руслах этих двух течений, получивших у студентов название «велосипеда», сероводород отступает глубже двухсот метров. И именно здесь происходит смешение трех границ. Зато в центрах кругов сжимаемый течением сероводородный слой поднимается до 125 метров от поверхности и как бы вспучивается куполом. Эти кривые линии границ Книпович назвал изоповерхностями.

Что происходит в этих течениях? И как? Водяницкий прикрыл глаза и задумался. Но вместо изоповерхностей ему почему-то вспомнился крутой берег Днепра у Киева, низкое разливистое Заднепровье, видные далеко-далеко луга и разбросанные по ним рощи. К чему это воспоминание? Крутой берег, крутой берег… Закон Бэра? Конечно же, закон Бэра… Вот оно что! Вращение Земли отклоняет течение рек, направленных на юг или на север. Вода подмывает один из берегов, разрушает его, и русло реки постепенно отходит вправо. Это явление заметил еще знаменитый географ и естествоиспытатель П. С. Паллас, а академик К. М. Бэр во время путешествия по Волге сумел объяснить его причину. Реки разрушают не только мягкие глинистые породы, но и крепкие скалистые берега.

Так сможет ли выстоять «берег» водяной, если воде самой природой дано растекаться? Ведь в морях действует тот же закон: если течение под влиянием ветров и вращения Земли идет против часовой стрелки, то есть вправо, то к берегу воды будут опускаться, а к центру — подниматься. Если течение пойдет по часовой стрелке, все будет наоборот.

В Черном море течение шло против часовой стрелки.

Кто сказал, что человек мыслит только словами?! Внутренним зрением Водяницкий увидел всю картину движения. Увидел ясно, до подробностей, охватывая сразу многие явления. Он видел характер течения.

В море текли реки. Круговые реки в водных берегах. И поскольку течения были круговыми, поток в них не мог идти прямо, как в реке. Внутренние струи, стремясь выпрямиться, поднимались и переливались на внешнюю сторону, поток завихрялся, вращался вокруг собственной оси и, как гигантский механизм, лопастями струй выгрызал внутренний высокий берег купола, уносил с собой насыщенные питательными веществами воды, сбрасывая их от центра наружу. А снизу им на смену поднимались новые слои глубинных вод. Он видел, как это вращение, постепенно слабея с глубиной, захватывает всю толщу вод до самого дна.

Вот почему так весело блестели глаза Книповича, таким острым был взгляд, когда он рассказывал о смешении на трех границах. Вот почему советовал заняться ихтиопланктоном. Он видел, что природа водоема не такова, какой ее себе представляют другие ученые.

В мире науки поколебать утвердившееся мнение не так-то просто. Оно укореняется в умах, на его основании строятся логически стройные системы представлений о явлениях и предмете изучения. И попробуй изъять этот краеугольный камень, на котором зиждится построенная система!

По привычному пути, ничего не ломая, идти легче. Но этот путь не для Водяницкого. У него перед глазами стояли мощные морские течения, выгрызающие берега сероводородного слоя и выносящие их наружу, в кислородный слой.

Водяницкий не доверяет себе, проверяет все снова и снова. Наконец при встрече он решается высказать эту мысль геофизику академику В. В. Шулейнину. И тот неожиданно для Водяницкого отвечает:

— Ну что ж, теоретически все правильно. А практически это еще надо проверить… И доказать!

Огромный размах предстоящих исследований Водяницкого не пугает. Он все продумал. Людей, кто вместе с ним трудится над этой проблемой на биологической станции, явно недостаточно. Надо привлечь коллективы всех научных организаций, занимающихся Черным морем, объединить усилия и организовать работу совместно. Он выступил инициатором и организатором созыва первой конференции по координации исследований на Черном море.

Водяницкий не мог не говорить на ней о своих выводах. Сто пятьдесят ученых из разных городов, представляющие десятки научно-исследовательских институтов, университетов, биологических станций, рыбоводов и рыбаков, слушали доклад, и Владимир Алексеевич видел на многих лицах недоумение, недоверие и даже гнев: как он смеет сомневаться в том, что уже вошло во все учебники мира!

Доклад вызвал жаркие споры. Но голос сторонников укоренившегося взгляда на природу Черного моря был слышен громче.

В. К. Солдатов, один из крупнейших ихтиологов, изучавший возможности рыбного промысла, заявил с трибуны конференции, что не доверяет результатам исследований Водяницкого вообще.

Примерно так же реагировали гидрохимики, гидробиологи, планктонологи. Старая теория настолько прочно укоренилась в мозгах людей, что расстаться с нею был не в силах даже В. Н. Никитин, предшественник Водяницкого на Севастопольской биологической станции, который во время экспедиции при изучении зоопланктона в открытых водах получил данные, явно противоречащие утвердившемуся мнению о бедности жизни в море.

И все же высказанная Водяницким мысль существовала и действовала. В 1937—1938 годах А. П. Голенченко и В. А. Кротов с самолетов наблюдали перемещение больших скоплений дельфинов и косяков рыб на всем пространстве Черного моря. Семен Михайлович Малятский возглавил небольшую экспедицию АзЧерНИРО. Его работы по исследованию питания дельфинов подтвердили предположения Водяницкого: дельфины в открытых водах питаются шпротом. Рыба водится в открытом море далеко от берегов на глубине 40—80 метров.

Рыбаки заговорили о том, что укоренившийся взгляд на Черное море не соответствует действительному положению. В «Известиях» 25 января 1941 года появилась подвальная статья А. Морозова «Изучение моря», которую автор начал так:

«Про Черное море сочинили унылую легенду, что оно бедно рыбой, что сероводородная «зона смерти», отравив своим вонючим дыханием глубины черноморского бассейна, сделала его малопродуктивным.

Научные работники Карадагской биологической станции не считали рыб в Черном море, не исследовали кривых ежегодных уловов хамсы и кефали. Они реабилитируют его при помощи планктонной сети, сделанной из шелка…»

Дальше замалчивать мнение Водяницкого стало невозможным.

В 1941 году Владимиру Алексеевичу было присвоено звание профессора.