Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

Мы – линейцы – мыслили, следовательно, обновленную Россию федеративной демократической республикой, а Кубань – ее частью, как отдельный штат, или образующий таковой совместно с другими областями юго-востока России: Доном, Тереком, Ставропольем и др. С нашей точки зрения нужно было считать естественным и благоприятным, что именно к нам, в наши края – на Кубань, на Дон и Терек и соседствующие с нами области – Ставрополье и пр. – пришли добровольцы противобольшевистского фронта и в особенности их высококвалифицированное добровольческое командование.

Определенность заявления генерала Алексеева на открытом (народном) собрании в станице Успенской (см. выше) о верности добровольцев своей Родине и готовности их во имя ее на всякую жертву, а также определенность их декларации, объявленной на том же собрании генералом Деникиным о непредрешении ими – добровольческим командованием – будущего государственного строя России и о признании ими полноты права на это только у всероссийского Учредительного собрания нового свободного созыва, – это заявление вождей добровольчества мы принимали как достойными доверия и совпадающими с нашими чаяниями. Правда, мы уже видели, слышали и знали, что добровольческая среда, как всякая человеческая среда, совсем не монолитна и далеко не единодушна в своих чаяниях и умонастроениях даже в отношении будущего государственного строя России, но к обязательным лозунгам таких лиц, как генерал М. В. Алексеев и генерал А. И. Деникин, нужно было относиться с доверием.

В дальнейшем выйдет так, что и извне, из кругов российской общественности, будут оказывать черноморцам моральную поддержку политически более левые общественные течения, к линейцам же станут проявлять благоприятное отношение круги умеренные. Впрочем, большевизанствуюшие лишь будут стремиться использовать запас оппозиционной энергии черноморскоукраинской группы. Но к ней самой по существу будут относиться враждебно и презрительно. Приблизительно то же будет у русских правых к линейцам. Для братьев Сувориных, Чебышева, Шульгина и др. линейцы были почти в равной степени неприемлемы, как и черноморцы: «младшие родственники», «туземцы», «парламентарии в черкесках» и пр.

Первое, что должна была сделать рада, это выбрать своего председателя. Черноморцы выставили кандидатуру Н. Ст. Рябовола, для линейцев малоприемлемую не только по соображениям политическим, но и в силу определившихся ранее свойств Рябовола как председателя, который не прочь иногда воспользоваться к неугодному оратору лишними придирками и прочими председательскими «скорпионами». Но за Рябоволом уже была традиция и отмеченная уже выше казачья склонность действовать «по привычке», и «как, мол, обидеть человека…». Выставлявшие его кандидатуру теперь учитывали это.

Группа линейцев в противовес Рябоволу выставила своего постоянного кандидата на первые роли – Ф. С. Сушкова. Он не был тем, кого обычно называют лидером группы, проявлялся в повседневной жизни ее самым незначительным образом, но это была фигура безукоризненная по своей общей порядочности и воспитанности, вообще же он держался демократических взглядов, высоко ценил казачество и был верным поборником общероссийской идеи. Отсутствие красочности в нашей линейской фигуре ставило ее в невыгодное положение по сравнению с Рябоволом. К тому же в последний момент наши «друзья» из добровольцев выдвинули свою особую новую кандидатуру – Литовкина, кубанца-казака, но прошедшего в раду по городу Екатеринодару, по партийной принадлежности, – одного из немногих казаков – «кадетов»; успеха эта кандидатура иметь не могла, но голоса от кандидатуры Сушкова отобрать должна была.

«Со стороны добровольцев тактически было ошибочно с первого шага в раде подчеркивать свою особенность, свою «фракционность…»

Таким образом, баллотировались в председатели трое. При данном положении больше всех шансов иметь должен был, конечно, Н. Ст. Рябовол, он и был избран. Избрание других членов президиума обычно происходило без споров.

До 1 ноября рада успела произвести необходимую организационную работу, избрала комиссии по управлению и самоуправлению, земельную, по ведомству «продовольствия и снабжения» и пр. Н. Ст. Рябовол успел порадеть и о своих людях; среди других «вермишельных» вопросов он успел провести решение рады – допустить на ее заседания с правом «совещательного» голоса всех бывших членов Законодательной рады, участников «Ледяных походов», но не избранных теперь в раду, а фактически это были: П. Л. Макаренко, Ст. Ф. Манжула и др., – все видные члены «черноморской» группы.

В эти же дни еще до прибытия главнокомандующего из-под Ставрополя, ему, генералу Деникину, была послана благодарственно-поздравительная телеграмма: «…Вы до конца довели решение освободить Кубань… Ваше твердое и непоколебимое стремление к намеченной цели… внушает полную веру в Вас и беспредельную надежду на доблестную армию…»

1 ноября сначала был отслужен молебен в войсковом соборе и затем совершилось торжественное шествие от собора к зданию заседаний рады всех ее членов во главе с войсковым атаманом, президиумом рады, правительством и пр. Как было выше отмечено, большинство депутатов были оторваны от своих хозяйств, не могли долго оставаться в городе, но в раде тем не менее установилась торжественная обстановка, начались сладкозвучные речи. Велеречивостью и именно сладкозвучием своих приветствий раде отличались гости с Украины, к тому же их было несколько выпусков: от правительства (тогда еще гетманского) и от различных систем объединений – кооперации и пр. В этот раз в качестве правительственного посла Украины появился некий «барон» Боржинский в небывало пестром обмундировании: верхняя одежда – чекмень и бешмет – кубанские, но холодное оружие при этом времен еще старозапорожских. Впоследствии, между прочим, обнаружилось, что этот «барон» прибыл на Кубань в качестве посланца двойной ипостаси украинской того времени власти: легально от гетмана Скоропадского, а нелегально от Петлюры. Секретарем «миссии» был некто Поливан.

В обращении украинских представителей к раде проскальзывали ноты, не соответствующие действительности. Даже в речи старого и почтенного «отца украинской кооперации» Левицкого проскользнула двойственность. Он приветствовал Кубань как любимую «дочку» «ненькi» (матери) Украины. Быч в ответной речи принужден был внести поправку: не «ненька и дочка» (не мать и дочь), а обе – две «сестры». Мало того, он принужден был перед всей радой подчеркнуть нашу общекубанскую официальную точку зрения на свою краевую сущность, выразил уверенность, что Украина и Кубань «побачут свiт соньця, спокiй и щасте пiд великою всероссийскою хведератiвною крышею». Рябовол в своем ответе украинским гостям пошел даже дальше Быча. Он первую половину речи произнес по-русски, и лишь для второй части своей речи попросил у нас («братьев кубанцев-линейцев») разрешения произнести ее на «мове»… «Ми ще дибоемо та спинаемось, хочемо навчiтся ходити» – и поспросил послов «державной Украины» посмотреть и учесть обстановку и «оценить успеваемость в преподаваемых уроках».