Призраки стекла - Бренна Лоурен

— Черт возьми, — процедил Эфраим и направился к вскрытой могиле.

Офицер Эванс заколебался, но отошел в сторону.

— Не заходите за желтую ленту. Вам будет достаточно хорошо видно.

Я последовала за ними, но Эфраим остановился, прервав мое продвижение.

— Я не хочу, чтобы ты увидела что-нибудь ужасное.

— Я буду в порядке, — сказала я, ненавидя дрожь в своем голосе. Настала моя очередь отмахнуться. — Я справлюсь.

Сердце у меня екнуло, когда Эванс провел нас за край белого брезента возле маленького надгробия Пенелопы.

Я затаила дыхание. Пенелопа была еще младенцем, когда умерла.

Может быть, я не смогу этого сделать. Я не хотела видеть.

— Нам потребуется официальное подтверждение, — сказал Эванс, — но, по мнению нашего специалиста, кости принадлежали мужчине в возрасте тридцати-сорока лет.

Я задохнулась и перевела взгляд на Эфраима, который выглядел не менее ошеломленным.

— Странное дело, — продолжал Эванс, — судя по надписи, это могила ребенка. Конечно, с годами всякое случается. Камни натыкаются и перемещаются. Но уверяю вас, мисс Уитни, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы установить личность вашего родственника и должным образом вернуть ему покой.

Я сглотнула, горло свело судорогой.

Что происходило? Я вспомнила о пятне крови на мраморном полу и о странной искре в глазах мистера Поттера. Знал ли он вчера вечером, кто похоронен здесь? Я задрожала.

Эфраим снова взял меня за руку, предложив свою поддержку, когда показались белые кости скелета.

— Есть еще кое-что, мисс Уитни, — сказал офицер Эванс, его тон смягчился. — Я понимаю, что это деликатная тема. Но не знаете ли вы в прошлом кого-нибудь из родственников, кто умер от выстрела в голову? Может быть, солдат?

Я задохнулась, увидев чистое круглое отверстие во лбу скелета. Внезапно я поняла, кто это.

Эфраим сжал мою руку, дав понять, чтобы я держала свои мысли при себе.

В голове у меня зашумело от возможных последствий увиденного.

— Боюсь, я не знаю. Возможно, мои тети или мама смогут помочь в этом. Мы их спросим.

Голоса за спиной на гравийной дорожке заставили нас всех обернуться. К нам приближалась небольшая группа журналистов, сверкая бейджами.

— Миссис Дарлинг, — указал на меня один из них, затем жестом пригласил подойти ближе. — У меня к вам несколько вопросов.

Другой обратился за комментарием.

Еще один сделал снимок на телефон, вспышка которого назойливо сверкала, несмотря на утренний солнечный свет.

— Отлично, — нахмурился Эфраим. — Это именно то, что нам нужно.

— Вы все свободны, — сказал офицер Эванс. — Мне нужен кто-то из семьи, чтобы проследить за ситуацией. Мы будем держать вас в курсе развития событий.

— Спасибо, — сказала я, когда Эфраим взял меня за руку и повел нас мимо все еще болтающих журналистов.

Мы молчали, когда сели в машину и поехали по гравийной дороге к воротам кладбища. Мы молчали, когда подъехали к острову, и когда Эфраим припарковался перед Дарлинг-Хаусом, даже когда мы вошли в холл.

Мы не разговаривали до тех пор, пока оба не поднялись по лестнице и не вошли в спальню Уильяма Дарлинга, нашу спальню, и не закрыли за собой дверь.

— Я забираю тебя в Нью-Йорк. Сейчас же. — Голос Эфраима был стальным.

— Ни в коем случае.

— Уитни, мы уезжаем. Пока не поймают того, кто стоит за всем этим.

Я опустилась на край кровати.

— Эфраим, нет. Я не могу уехать. Не могу. Торжество через три дня. И если ты думаешь, что я сяду с тобой в самолет…

— Черт возьми, Уитни, я не боюсь дурацкого проклятия! — глаза Эфраима вспыхнули гневом. — Я сделаю все, что угодно. Я полечу куда угодно, лишь бы ты была в безопасности. Кто бы это ни был, он сумел обойти все наши меры предосторожности.

— Эфраим.

— Достаточно. Торжество может подождать.

— О, правда? Эфраим, это значит, что те, кто это делает, выиграют.

— Пусть выиграют. Пусть они победят, перед тем как попасть в тюрьму. А мы тем временем будем в Нью-Йорке.

— И почему ты думаешь, что кто бы это ни был, он не последует за нами туда?

— То, что ему нужно, не может быть найдено в Нью-Йорке.

Я вздохнула. Он был прав.

— Три дня. Дай мне три дня. Мы проведем гала-вечер, и потом уедем.

Он скрестил руки.

— У тебя весь остров под охраной. С тех пор как Адель упала, ничего странного не происходило.

Он вскинул бровь, и я поняла, что он думает о моей встрече в комнате у подножия лестницы в зимнем саду.

— С тех пор как Адель упала, здесь не происходило ничего, связанного с призраками, — поправила я сама себя. — Давай устроим торжество, а потом, обещаю, я поеду с тобой в Нью-Йорк.

Он поднял подбородок.

— А мы будем обсуждать, как ко всему этому относится скелет, брошенный на вскрытой могиле Пенелопы?

Я прищурилась.

— Очевидно, кто-то искал бриллиант. Предположим, что они его не нашли, поскольку призрак Горация, похоже, все еще одержим тем, что он пропал.

— Нет, — покачал головой Эфраим. — Я имею в виду, как Гораций туда попал? Как ты думаешь, почему Гораций Леру лежит на участке захоронения Дарлингов с пулевым отверстием в черепе?

Я посмотрела вниз на свои ноги. Ужас, который я сдерживала с тех пор, как мы покинули кладбище, быстро поднимался на поверхность. Я уже знала, что скажет Эфраим.

Часы тикали дважды. Три раза. Четыре.

— Кто-то из твоей семьи убил его, Уитни. И этот кто-то забрал его египетский бриллиант.

— Я знаю это, — сказала я, подумав о последствиях. Об Уильяме и Джулии. Обо всех Дарлингах. Обо мне. Я встретила взгляд Эфраима. — Должно быть, у них была веская причина.

Я вздохнула, вспомнив найденное письмо. Письмо с извинениями от Уильяма к Джулии. О том, что они потеряли, и о том, что он все возместит.

— Письмо Уильяма, — прошептала я.

Эфраим кивнул.

— Я думал об этом. Сейчас важно то, что, очевидно, мы не единственные, кто знает об этом. И это увеличивает опасность в геометрической прогрессии.

— Эфраим, мы не можем отменить торжество. Если об этом каким-то образом станет известно, отмена мероприятия только усугубит ситуацию. Мы должны продолжать, как будто ничего не случилось.

Он долго смотрел на меня, в его глазах вспыхнул гнев.

— Ладно. Мы останемся на гала-вечер, а потом уедем отсюда к черту.

Я бросила на него взгляд.

— Не будь такой задницей.

Он нахмурился, мышцы на его челюсти ритмично сокращались.

— Ты моя жена, Уитни. Моя ответственность. Как и этот дом, и эта проклятая стеклянная студия с волшебной сказочной пылью, и все остальное. Я должен тебя