Время перемен - Александр Мазин

— Да я верю, — сказал я. — Здоровые такие парни, умные… Но почему они вымерли, а наши с тобой предки выжили?

— А бог их знает, — ответил батя. — У них, кстати, и кости были другой структуры, существенно крепче наших. Все теории происхождения кроманьонцев от неандертальцев основаны на нескольких найденных на местах неандертальских стоянок черепах, в которых присутствуют черты обоих подвидов хомо сапиенс. Но, на мой взгляд, эти черепа свидетельствуют лишь о том, что кроманьонцы и неандертальцы были способны производить жизнеспособное потомство. И не факт, что это потомство, в свою очередь, было способно к воспроизводству.

— То есть?

— Лошади и ослы тоже способны давать потомство. Но это потомство бесплодно. Кстати, наш с тобой вид, появившийся примерно сто тысяч лет назад, больше половины срока своего существования был значительно менее распространен, чем человек неандертальский. Кроманьонец стал явно доминировать примерно сорок тысяч лет назад, а до этого перебивался на вторых ролях, когда неандертальцы начали внезапно и стремительно исчезать с лица Земли. Возможно, их сгубила эпидемия. Или наши предки, объединившись, принялись последовательно уничтожать конкурентов.

— Но их же было меньше, — заметил я.

— В масштабах планеты — меньше. Но существует мнение, что человек неандертальский не был способен объединяться в большие сообщества. У него, в целом, был более развитый мозг, но менее развиты лобные доли, которые, как предполагается, отвечают за социальную коммуникацию. В общем, сын, когда гипотез много, значит, о предмете толком ничего не известно. Но для тебя это не важно. Тебе следует знать, что оба вида находились примерно на одном уровне, если можно так выразиться, технического развития. Каменный век, так сказать.

— А насколько хорошо они умели пользоваться своими каменными орудиями, ты не мог бы мне сказать?

— Зверей они убивали, — ответил батя. — И довольно крупных. Друг друга — тоже. Бывало — не только убивали, но и кушали. Впрочем, в Африке это и сейчас в порядке вещей, как ты знаешь. А что касается возможностей неолитического оружия, то копья с каменными наконечниками вполне успешно пробивали доспехи испанских конкистадоров. Об этом есть письменные свидетельства, и я склонен полагать, что кроманьонцы умели ими пользоваться не хуже индейцев Центральной Америки. Еще хочу обратить твое внимание на то, что большинство первобытных племен, контактирующих с другими племенами, к чужакам относились крайне недоброжелательно.

— Подбодрил! — засмеялся я. — Ничего, бать, я тоже не лыком шит. Прорвемся! А вот и коньяк! Давай, пап, за мое благополучное отбытие!

— Лучше — за твое благополучное возвращение! Давай, сын! Чтобы через пару лет мы с тобой выпили коньяку в этом же ресторанчике!

Хрусталь зазвенел, и я увидел, что батина рука дрожит. Я посмотрел ему в глаза — и всё понял. И мне ужасно захотелось сказать: «Не надо, батя! Не надо. Всё в порядке. Я остаюсь!»

Но это было невозможно.

Батя выпил коллекционный коньяк одним глотком, как водку, сразу налил еще и спросил:

— Когда?

— Через семнадцать дней.

Должно быть, голос мой всё-таки дрогнул, потому что батя поставил бутылку, накрыл мою руку своей, сухой и жесткой, такой же сильной, как тридцать лет назад, и улыбнулся той же знакомой улыбкой, уверенной и доброй:

— Всё нормально, Тёмка, всё путем!

Эх, батя, батя… Хоть и совсем разные мы с тобой и видимся в год неделю, а нет у меня никого ближе тебя…

Глава тридцать шестая

ПРЫЖОК В ПУСТОТУ

Развалившись в кресле, Артём бездумно разглядывал абстрактные рисунки на потолке. От кондиционера струилась прохлада. Приятная прохлада. Вообще-то Артём неплохо переносил жару, но мысль о том, что ему придется год провести в сауне (это — при благоприятном раскладе), не радовала.

Справа бубнил по-английски доктор Праччимо:

— Благоприятные параметры… Фазовый резонанс… Гиперболическая зависимость… Точки разрыва… Точки сборки… Точки…

Артём знал речь доктора Праччимо наизусть. Большинство членов комиссии — тоже.

«Вот и всё, — думал он. — Вот и всё…»

Такое ощущение возникает, когда поднимаются стенки десантной капсулы. Несколько секунд. Потом железная «птичка» уронит «яйцо», мир закрутится взбесившейся центрифугой, и уже никаких чувств. Только кипящий в крови адреналин… Но эти несколько секунд беспомощности и неизвестности, когда от тебя ровным счетом ничего не зависит, и неизвестно, что там, внизу… Не страх, нет. Есть такой термин — предстартовый мандраж. Но это слово Артёму не нравилось. Не мандраж — предвкушение: неизвестно, что будет, но будет оч-чень круто!

Прямо напротив, в большом зеркальном окне, Артём видел собственное отражение: мускулистого парня в шортах, загорелого до черноты. Какой милый контраст с официальными костюмами «больших шишек» из «Алладина» и «базовой структуры», Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции. Хотя не исключено, что кое у кого из них под отутюженными пиджаками — плоские фляжки индивидуальных кондиционеров.

— Тождественность хромосомных матриц…. Когерентный…

Артёму вдруг вспомнилась тетка-колдунья с «говорящей» тыквой. Еще он подумал: может, зря они с Ирландцем замяли тот эпизод. Может, стоило взять красотку в оборот и вытрясти из нее, что там еще наболтали бабушкины косточки? Пристегнуть к делу еще один, как выразился батя, «магический алгоритм». Если уж шаманить, так шаманить по-настоящему.

— Эмпирический метод… Существенные отклонения статистических…

Магия магией, а железа вокруг — на гектар. Здоровенная пирамида, а внутри «бублик» метров в сто диаметром. И на управление этим сооружением уйдет сорок восемь процентов мощности «Головастого». Очень внушительно, если знать, что на контроль и управление всеми космическими спутниками «Алладина» хватает двух процентов.

— …А почему саванна? — спросил кто-то из членов комиссии.

— Свободное место, — ответил доктор Праччимо.

Надо полагать, первые человеческие слова, которые он произнес за последние полчаса. Почтенные члены комиссии слегка оживились.

— Чтобы избежать пространственного совмещения резидента с объектом достаточно плотной массы… — тут же поправился докладчик.

— С деревом, вы имеете в виду? — осведомился иронический голос.

— Именно. По этим же причинам вертикальная составляющая определена в двенадцать футов, что составляет около четырех метров.

— Иными словами, наш друг может материализоваться в двенадцати футах над землей?

— Да.

Члены комиссии поглядели на «резидента» с уважением.

— Точность определения вертикальной составляющей плюс-минус шесть футов, — сказал доктор Праччимо. — И место выбиралось с высокой точностью. К сожалению, нам пришлось выбирать между точностью пространственной и точностью временной. И поскольку первая в нашем случае приоритетна, то временная погрешность составляет около шести процентов.

— И сколько же это лет? — уточнил кто-то.

— Порядка трех тысяч.

Кто-то присвистнул. Даже самым большим шишкам международной политики трудно представить себе погрешность в тридцать веков.

Доктор Праччимо врал. Весь этот доклад — чистая «деза». Из тридцати шести «шишек» лишь немногие знали о «пессимисте». Для остальных грандиозное сооружение вокруг было этакой «машиной времени». Никакой, извините, магии. Великие умы, высокие технологии и еще более высокие расходы. Обычная история. В России тоже никто не станет без необходимости информировать премьер-министра и господ депутатов. Зачем? У этих людей другая профессия — политика. И политиканство. Управление — это другая специальность.

Активировался дисплей справа от докладчика. На дисплее — один из умников доктора Праччимо.

— Оптимум, — сообщил он, покосившись на «генералов».

Праччимо остановил поток красноречия.

— Господа! — заявил он. — В нашем распоряжении шесть минут.

Члены комиссии дружно поднялись на ноги. Один за другим они подходили к Гриве, пожимали руку, желали удачи по-русски, по-испански, по-английски. Артём в свою очередь обещал оправдать доверие и так далее.

Последним подошел доктор Праччимо.

— Надеемся на тебя, — произнес он с достоинством.

— Постараюсь оправдать, — ухмыльнулся Артём. — Не забудьте вытащить меня через год.

— Не забудем. Постарайся также, чтобы это был ты, а не куча старого львиного дерьма.

— Постараюсь, док.

— До свиданья…

Двери закрылись, отделив меня от просторного конференц-зала. Но это была еще не «капсула» — «прихожая».