НФ: Альманах научной фантастики 35 (1991) - Евгений Войскунский

«Но ведь ты самозванец. У тебя нет никаких шансов», — сказал чей-то знакомый голос в его голове. А другой голос — вожака — пришел снаружи:

— Что касается тебя, Саша, то это твой шанс. Саша уже собирался открыть пасть и во всем признаться, но вдруг его лапы сами собой шагнули вперед, и он услышал хриплый от волнения лай:

— Я готов.

И сразу успокоился.

Стая одобрительно зарычала. Николай поднял на Сашу тусклые желтые глаза.

— Только учти, дружок, очень маленький шанс, — сказал он. — Я думаю, что это твоя последняя ночь.

Саша промолчал. Николай по-прежнему лежал на земле.

— Тебя ждут, Николай, — мягко сказал вожак.

Николай лениво и длинно зевнул и вдруг взлетел вверх: распрямленные лапы подбросили его в воздух, как пружины, и когда он приземлился, уже ничего в нем не напоминало о большой измотанном собаке — это был настоящий волк, полный ярости и спокойствия; его шея была напряжена, а глаза глядели сквозь Сашу.

Опять прошел одобрительный рык. Волки обсудили что-то шепотом; один подбежал к вожаку и ткнул пасть в его ухо.

— Да, — сказал вожак, — без сомнения. Он повернулся к Саше.

— Перед дракой положена перебранка, — сказал он. — Стая настаивает.

Саша сглотнул и поглядел на Николая. Тот пошел вдоль границы круга, не отрывая глаз от чего-то, расположенного за Сашиной спиной. Несколько раз они обошли круг, потом остановились.

— Вы, Николай Петрович, мне не симпатичны, — выдавил из себя Саша.

— О том, что тебе симпатично, щенок, — с готовностью ответил Николай, — будешь рассказывать своему папаше. Саша почувствовал, что напряжение спало,

— Во всяком случае, — сказал он, — я-то знаю, кто он. Фраза из старого, кажется, французского романа была бы

уместней, возвышайся где-нибудь слева залитый луной Нотр-Дам.

«Проще надо», — подумал Саша и спросил:

— А что это у вас на хвосте такое мокрое?

— Да это я какому-то Саше мозги вышиб, — ответил Николай,

Они медленно сходились к центру круга по спирали, держась друг против друга.

— На помойках, наверно, и не такое бывает, — сказал Саша. — Вас там не раздражают запахи?

— Меня твой запах раздражает.

— Потерпите, — сказал Саша, — осталось совсем чуть-чуть. Он начинал входить во вкус разговора. Николай остановился.

Саша тоже остановился и прищурился — свет фонаря неприятно

резал глаза.

— Твое чучело, — сказал Николай, — будет стоять в местной средней школе, и под ним будут принимать в пионеры. А рядом будет глобус.

— Ладно, давайте на «ты», — сказал Саша. — Ты любишь Есенина, Коля?

Николай ответил неприличной переделкой фамилии покойного поэта,

— Зря. Я из него замечательную цитату вспомнил, — продолжал Саша. — «Ты скулишь, как сука при луне…». Не правда ли, скупыми и емкими…

Николай Петрович прыгнул.

Саша не представлял себе, что такое драка двух волков-оборотней. Когда ходили по кругу и переругивались, он вдруг понял, что это делается по традиции, чтобы развлечь стаю и, присмотревшись друг к другу, выбрать подходящий момент для начала драки. Саша допустил оплошность — слишком увлекся перепалкой. Волк прыгнул на него из скрадывающей движения полутьмы, когда Сашу слепил свет фонаря.

Но как только передние лапы и оскаленная пасть Николая высоко поднялись над землей, что-то изменилось: продолжение прыжка Саша видел уже замедленно, и за то время, пока задние лапы Николая еще касались земли, он успел обдумать несколько вариантов своих действий, причем думалось тоже необычно — спокойно и ясно. Саша отскочил в сторону — он просто дал телу команду, а потом наблюдал, как оно ее выполняет: тело медленно пришло в движение, постепенно оторвалось от земли и взлетело в плотный темный воздух, пропуская мимо падающую сверху тяжелую серую тушу.

Саша знал свое преимущество — он легче, и движения его быстрее. Зато противник опытней и сильней и наверняка знал тайные приемы.

Приземлившись, Саша увидел, что Николай стоит боком, присев, и поворачивает к нему морду. Показалось, что бок Николая открыт, и Саша метнулся к нему, целясь пастью в светлое пятно на шерсти, — почему-то он знал, что это уязвимое место. Николай тоже прыгнул, но как-то странно, боком, закрутив свое тело. Задняя часть Николая открылась: он словно подставлял свою плоть под клыки, медленно поворачиваясь в воздухе. Но тут жесткий, как стальная плетка, хвост хлестнул Сашу по глазам и носу, ослепив и, главное, лишив обоняния. Боль была невыносимой, но Саша знал, что никаких серьезных ранений не получил. Но секундного его ослепления могло хватить Николаю для нового — последнего — прыжка.

Приземлившись на вытянутые лапы и уже считая себя погибшим, Саша вдруг понял, что сейчас перед ним должен находиться бок или шея врага, и вместо того чтобы отпрыгнуть в сторону, как подсказывали боль и инстинкт, он рванулся вперед… Некоторое время он парил в пустоте, а потом онемевший нос врезался во что-то теплое и податливое; тогда Саша с силой сомкнул челюсти.

В следующую секунду они уже стояли друг против друга, как в самом начале драки. Время опять разогналось до обычной скорости. Саша помотал мордой, чтобы прийти в себя после ужасного удара хвостом. Он ждал нового прыжка врага, но вдруг заметил, что передние лапы у того дрожат, и язык вывешивается из пасти. Так прошло несколько мгновений, а потом Николай повалился набок, и возле его горла стало расплываться темное пятно. Саша сделал было шаг вперед, но поймал взгляд вожака и остановился.

Он стал глядеть на умирающего волка-оборотня. Тот несколько раз дернулся и затих, глаза закрылись, А потом по его телу прошла дрожь, но не такая, как раньше. Саша чувствовал, что дрожит уже мертвое тело, и это было непонятно. Потом контур лежащей фигуры стал размываться, пятно возле горла исчезло, и на покрытой следами от лап земле возник толстый человек в трусах и майке — он громко храпел, лежа на животе. Вдруг его храп прервался, он повернулся на бок и сделал такое движение рукой, будто поправлял подушку. Но его рука схватила пустоту, и видимо, от этой неожиданности он проснулся. Открыв глаза, он поглядел вокруг и опять закрыл их. Через секунду он открыл их снова и немедленно завопил на такой пронзительной ноте, что по ней, как подумал Саша, вполне можно было бы настраивать самую душераздирающую из всех милицейских сирен. С этим криком он вскочил на ноги, нелепым и невозможным движением перепрыгнул через ближайшего волка из круга и помчался по темной улице, издавая все тот же неменяющийся звук. Наконец, он исчез за поворотом, и там же его стон стих, сменившись какими-то осмысленными воплями, — слов, однако, нельзя было разобрать.