Повелитель мух. Наследники. Воришка Мартин (сборник) - Уильям Голдинг

Старик вдруг выпрямился и казался теперь очень высоким.

Лок зевнул. То, что он видел, не укладывалось в голове. Веки его закрылись, дрогнули, раскрылись опять. Старик воздел кверху обе руки. Он повернулся к людям, и голос его прозвучал так грозно, что они задрожали от страха. Потом попятились. Сытая женщина сразу улизнула в пещеру. Туами куда-то исчез. Голос старика загремел, оборвался, руки упали. Теперь всюду водворилось молчание и витал страх и запах кислятины от дохлого зверя.

Сперва люди молчали, чуть присев и отшатнувшись. Вдруг одна из женщин выбежала вперед. Она завизжала на старика, потерла себе живот, нацелила на него сморщенные груди, выставив их напоказ, и плюнула в его сторону. Люди опять зашевелились. Они кивали и кричали. Но старик перекричал их, заставил молчать и указал на голову оленя. Наступила тишина. Глаза людей устремились вперед и вниз, на оленя, который все разглядывал Лока маленьким глазом через дырку в листве вьюнка.

В лесу за прогалиной раздался шум. И люди тоже постепенно этот шум услышали. Там кто-то завывал. Кусты терновника колыхнулись, раздвинулись; Каштан, у которого левая нога поблескивала от кровавых потеков, появился в просвете, он прыгал на одной ноге, держась за Куста. Увидав костер, он лег на землю, и одна из женщин подбежала к нему. Куст подошел к людям.

Веки Лока тяжело опустились и сразу же распахнулись опять. На какой-то миг, словно в дремоте, он увидал внутри головы, как он рассказывает Лику про все это, а она понимает ничуть не больше, чем он сам.

Сытая женщина показалась возле пещеры, и при ней был новый человечек, который сосал ее грудь. Куст что-то спросил. В ответ раздался крик. Та женщина, которая выставляла напоказ свою дряблую грудь, теперь указывала на старика, на мертвое дерево и на людей. Каштан плюнул на оленью голову, а люди опять закричали и двинулись вперед. Старик воздел руки и заговорил пронзительно, угрожающе, но люди только фыркали и хохотали. Каштан стоял подле самой оленьей головы. Глаза его поблескивали при свете костра, как два прозрачных камня. Он стал вытаскивать прут из-под своей шкуры, а в другой руке держал гнутую палку. Он и старик пристально глядели друг на друга.

Старик сделал шаг в сторону и быстро заговорил. Он подошел к сытой женщине, протянул руки и хотел отнять у нее нового человечка. Она живо нагнулась и цапнула его за руку острыми зубами, как сделала бы на ее месте всякая женщина, отчего старик взвыл и заплясал. Каштан положил прут поперек согнутой палки и оттянул назад рыжие перья. Старик перестал плясать и пошел прямо на него, вытянув вперед руки и прикрываясь ладонями от прута. Когда старик уже почти мог дотянуться до головы Каштана, он остановился и сжал все пальцы на правой руке, кроме указательного. Потом повел этим пальцем в воздухе и наставил его на одну из пещер. Люди молчали, затаив дыхание. Сытая женщина издала короткий пронзительный смех и опять притихла. Туами не отрываясь глядел старику в спину. Старик окинул взглядом прогалину, всмотрелся в густую тьму под деревьями, потом опять поглядел на людей. Все они ждали молча.

Лок зевнул и отодвинулся к дуплу под верхушкой дерева, откуда не было видно этих людей и все их стойбище представлялось лишь мерцающими отраженными бликами костра на листве деревьев. Он поднял голову и поглядел на Фа, предлагая ей устроиться рядом и поспать вволю, но она этого даже не заметила. Он видел ее лицо и глаза, которые пристально всматривались сквозь вьюнок, широко открытые, немигающие. Она была так поглощена, что, даже когда он притронулся к ее ноге, не шевельнулась и все глядела. Он увидал, как рот ее открылся, дыхание участилось. Она так отчаянно сжимала гнилой сук, что дерево хрустело и крошилось в сырую труху. Несмотря на всю усталость, это вызвало у Лока любопытство и даже испуг. Он увидал внутри головы, как один из новых людей лезет на дерево, отшатнулся и стал раздвигать вьюнок. Фа быстро глянула в сторону, и лицо у нее было как у спящего, которому снится кошмарный сон. Она стиснула руку Лока и принудила его спуститься ниже. Там она схватила его за плечи и спрятала голову у него на груди. Лок обнял ее одной рукой, и при этом прикосновении Лок-внешний ощутил теплую радость. Но Фа испытывала совсем другие чувства. Она опять встала на колени, привлекла Лока к себе, прижала его голову к своей груди, а сама все глядела вниз сквозь листву, и сердце ее тревожно билось где-то у самой его щеки. Он захотел увидать, что ее так напугало, но при первой же попытке высвободиться она еще сильней прижала его к себе, так что он видел только ее угловатую челюсть и глаза, широко открытые, открытые всегда, глядящие пристально.

Летучая стая вернулась в голову, а от тела Фа исходило тепло. Лок покорился, зная, что Фа его разбудит, когда новые люди уснут, и они смогут убежать вместе с детьми. Он приник к ней, обхватил ее обеими руками, положил голову поближе к бьющемуся сердцу, а руки Фа крепко обнимали его, и стая, которая теперь опять кружила, стала претворяться в далекий мир сна, наступившего от изнеможения.

Девять

Он проснулся, пытаясь вырваться из рук, которые пригнетали его книзу, чьи-то локти лежали у него на плечах, а ладонь гладила по лицу. Он заговорил, залопотал глухо под пальцами, почти готовый их укусить, охваченный привычным уже, хотя вместе с тем новым для себя, страхом. Лицо Фа было совсем близко, она не давала ему вырваться, а он колотил кулаками по листве и гнилому, заплесневелому дереву.

– Молчи!

Она сказала это почти громко, сказала таким простым, обыденным голосом, будто новых людей вокруг уже и в помине не было. Он перестал вырываться, проснулся окончательно и увидал, что на темной листве дрожит и играет свет, блики его местами освещают окружающую темноту и беспрестанно мечутся из стороны в сторону. Над деревом во множестве горели звезды, они были совсем крошечные и едва светились по сравнению с ярким костром. Пот струился по лицу Фа, и ее мохнатое тело, Лок это чувствовал, тоже было мокрым. Увидав ее, он сразу же услыхал и новых людей, которые расшумелись, как целая стая волков. Они кричали, смеялись, пели, гомонили на своем птичьем языке, а огонь в костре неистово метался вместе с ними. Лок повернулся и запустил пальцы в листву, чтоб проделать отверстие и увидать, что происходит.

Вся прогалина была залита светом костра. Новые люди выволокли на берег огромные бревна, которые переправил через реку Хвощ, и поставили их наклонно вокруг костра, так что верхними концами они упирались друг в друга. Костер не давал ни тепла, ни успокоения – он был страшен, как водопад, как большой злобный кот. Лок видел кусок того бревна, которое убило Мала, его прислонили к груде, и твердые, похожие на уши грибы, казалось, были раскалены докрасна. Из груды дров извергались огненные языки, будто их выдавливали снизу, они были красные, и желтые, и белые, а вокруг сыпались, исчезая из виду, мелкие искорки. Концы огненных языков там, где они тускнели, вздымались до той высоты, где сидел Лок, и окутывавший их синий дым был едва видим. Вокруг груды, из которой выбивалось пламя, свет затоплял всю прогалину, но свет не теплый, а враждебный, красный, даже раскаленный добела, ослепительно яркий. Свет этот трепетал, как сердце, так что деревья, обступавшие поляну, с их скопищами кудрявой листвы, будто прыгали из стороны в сторону и отверстия в листве вьюнка тоже.

Да и сами новые люди походили на огонь, они были желтые и белые, потому что сбросили с себя меховые шкуры и остались нагими, только полосы кожи были обмотаны вокруг чресел. Они прыгали из стороны в сторону наравне с деревьями, и волосы их ниспадали и разметались, так что Локу нелегко было отличить мужчин. Сытая женщина привалилась к одному из долбленых бревен, обхватив себя обеими руками, обнаженная до пояса, тело у нее было белое с желтым отливом. Голову она запрокинула, шею изогнула, рот был разинут, она хохотала, а ее спутанные волосы свисали до самого дна долбленого бревна. Туами присел на земле подле нее, припав лицом к ее левой руке; при этом он двигался, не просто покачиваясь то взад, то вперед, как пламя костра, он тянулся кверху, скользя губами, перебирая пальцами, всползая все выше, будто пожирал ее плоть, и тихонько подбирался к обнаженному плечу. Старик валялся в другом полом бревне, и ноги его торчали над боковинами. В руке он сжимал округлый камень, то и дело поднося его ко рту, а в промежутках пел. Другие мужчины и женщины как попало расселись на прогалине. Они держали в руках такие же округлые камни, и теперь Лок увидал, что новые люди пьют из них. Он учуял острый запах напитка. Этот напиток был слаще и крепче прежнего, он был могуществен, как огонь и водопад. Это была пчелиная вода, она пахла медом, и воском, и прелью, она одновременно притягивала и отталкивала, пугала и будоражила, как и сами новые люди. У костра лежало еще много таких камней с дырками наверху, и особенно сильный запах исходил именно оттуда. Лок увидал, что люди, когда кончали пить, подходили к этим камням, подбирали их и пили опять. Девочка Танакиль лежала навзничь перед одной из пещер совсем как мертвая. Рядом мужчина и женщина дрались и целовались, хрипло вскрикивая, а другой мужчина беспрерывно ползал вокруг костра, как бабочка с обожженными крыльями. Он все ползал на четвереньках, но остальные не обращали на него ни малейшего внимания и лишь шумели вовсю.