300 спартанцев. Битва при Фермопилах - Виктор Поротников

Время шло, истекая капля за каплей в клепсидре, стоявшей в углу на подставке.

Агафон монотонно и неторопливо, с присущей ему дотошностью, продолжал перечислять азиатские племена, собравшиеся под знаменами персидского царя. Иногда, кроме численности того или иного отряда, в памяти Агафона всплывало имя какого-нибудь варварского военачальника, с которым ему удалось перекинуться несколькими фразами, или название местности, откуда прибыли какие-нибудь азиаты, поразившие его своим внешним видом. Время от времени Агафон делал паузу, припоминая какую-нибудь подробность или важную деталь. В такие минуты никто не произносил ни слова, как будто эфоры и старейшины все разом лишились дара речи.

Только когда Агафон упомянул о том, что во время перехода от Сард к Геллеспонту персидское войско, остановившись на ночлег, досуха выпило реку Скамандр, у кого-то из старейшин вырвался невольный возглас изумления.

А кто-то из эфоров недоверчиво воскликнул:

— Такого не может быть!

— Я видел это собственными глазами, — произнес Агафон, бросив холодный взгляд в сторону эфоров. — Могу поклясться чем угодно!

В конце своего долгого повествования Агафон подробно описал устройство мостов, соединяющих Азию с Европой. Два длинных моста через морской пролив персы соорудили из поставленных в два ряда палубных судов, соединенных друг с другом толстыми канатами. На эти канаты строители положили доски, насыпав сверху землю и смастерив высокие перила, тоже из канатов. По одному из этих мостов Агафону удалось перейти с азиатского берега на фракийский берег.

Рассказал Агафон и о персидском флоте:

— Финикийцы выставили триста триер, да египтяне привели двести кораблей, это самые большие суда во флоте Ксеркса. Киликийцы снарядили сто триер, а их соседи ликийцы — пятьдесят. Еще сто пятьдесят кораблей пришло с Кипра. Карийцы выставили семьдесят триер. Памфилы привели тридцать кораблей, столько же судов снарядили азиатские дорийцы. Ионийцы выставили около ста триер. Жители Троады снарядили восемьдесят кораблей. Эолийцы привели двадцать судов. Пятнадцать триер пришли к персам с острова Лесбос. С острова Лемнос прибыло десять триер. Пять триер выставил остров Фасос.

Когда Агафон умолк, то в герусии несколько долгих мгновений царила глубокая тишина. Все опасности, пережитые в прошлом, все беды, грозившие Лакедемону со стороны Аргоса, теперь казались сущим пустяком по сравнению с тем гигантским валом, который надвигался с Востока и грозил захлестнуть всю Элладу. Рассказанное Агафоном до такой степени потрясло старейшин и эфоров, что, когда царь Леонид заговорил о том, что сколь бы многочисленно ни было воинство Ксеркса, это воинство все равно состоит из обычных смертных людей, которых можно победить в сражении, на него воззрились, как на сумасшедшего.

— Победить Ксеркса невозможно! — удрученно промолвил кто-то из старейшин. — Спартанцам остается лишь доблестно пасть в битве всем до одного.

— За что же боги разгневались на нас? — печально воскликнул другой голос.

— Не о гневе богов надо думать, а о том, как отразить нашествие Ксеркса! — раздраженно бросил Леонид.

Однако Леонида никто не слушал. Старейшины, перебивая друг друга, обсуждали, куда отправить феоров: в Олимпию или в Дельфы. Запрос для оракула был один: есть ли спасение для Лакедемона от надвигающейся персидской угрозы?

Лишь двое из старейшин, соглашаясь с Леонидом, настаивали не на посылке феоров к оракулу, а на подготовке спартанского войска к походу. Это были Евриклид и Дионисодор. Но их голоса тонули в разноголосье тех, кто в отчаянии уповал лишь на милость богов.

Эфоры и вовсе покинули заседание, заявив, что любые обсуждения предстоящей войны с персами преждевременны. Сначала нужно дождаться возвращения из Коринфа Леотихида.

Вслед за эфорами герусию покинул и царь Леонид. Вечером в его доме состоялся своего рода тайный совет, на котором кроме царя присутствовали Агафон, Сперхий и Мегистий.

Агафон утаил от эфоров и старейшин свою встречу с Демаратом. Он сделал это намеренно, не желая бросать тень на Леонида. Через Агафона Демарат предлагал Леониду сделать все, чтобы спартанцы не поддержали афинян и прочих греков в их намерении воевать с персами. За это Демарат обещал Леониду милость Ксеркса и сохранение за ним трона Агиадов.

Все это Агафон передал Леониду у него дома в присутствии Сперхия и Мегистия.

— Демарат не скрывал своей уверенности в том, что в скором времени он опять станет царем в Лакедемоне, — сказал Агафон. — При этом я не заметил в нем злорадства.

— Я уверен, что Демарат искренне радеет о Спарте, желая отвести от нее гнев Ксеркса, — вздохнул Леонид. — Однако союзником Демарата в этом деле я не стану. В милости Ксеркса я не нуждаюсь. Я не верю в то, что персидское войско неодолимо.

Леонид посмотрел на Мегистия, словно ожидая от него поддержки.

— Я могу сказать с уверенностью, царь, — промолвил тот, глядя в глаза Леониду, — пробил твой час! Сбывается то давнее предвещание богов, о котором я поведал тебе когда-то в Дельфах. Враг, грозящий не только Лакедемону, но и всей Элладе, уже перешел Геллеспонт. Рок влечет Ксеркса навстречу его гибели. Скоро, совсем скоро над Спартой воссияют лучи славы! Твоей славы, Леонид!

Поднявшись со стула, Леонид порывисто обнял Мегистия, который тоже поднялся со скамьи.

— Наконец-то! — с волнением произнес царь. — Как я рад, друг мой, что встретил тебя на своем жизненном пути!

Вскоре в Спарту пришло известие о том, что по городам Пелопоннеса путешествуют персидские послы. Они уже побывали в Срединной Греции и на острове Эвбея. Всюду посланцы персидского царя требуют у греков землю и воду. Иными словами, персы предлагают греческим городам добровольно покориться Ксерксу. Первым городом на Пелопоннесе, изъявившим покорность персам, стал Аргос.

В Лакедемоне понимали, что для аргосцев нашествие Ксеркса на Элладу есть прекрасная возможность навсегда покончить со своим извечным врагом и вернуть утраченные земли. Заодно аргосцы могли бы с помощью персов восстановить свою гегемонию среди городов Арголиды.

Среди этих городов Мидея, Немея, Гисии и Клеоны по примеру Аргоса дали персам землю и воду.

Тиринф, Микены, Эпидавр, Трезен и Гермиона отказались подчиниться персидскому царю.

Вернувшийся из Коринфа Леотихид добавил тревоги эфорам и старейшинам, сообщив, что все ахейские города Пелопоннеса отозвали своих представителей из Эллинского союза. Это объяснялось тем, что ахейцы, живущие во Фтиотиде и родственные пелопонесским ахейцам, выразили покорность персидскому царю.