Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение - Бен Кейв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом деле есть злая ирония, потому что доктор Болсин в течение шести лет говорил, что тут всё делают неправильно, но никто его не слушал. К 1995 году он объявил всем коллегам, что возникла проблема. Но наткнулся на бетонную стену безразличия. Никто не хотел признавать, что что-то не так.
К СОЖАЛЕНИЮ, ИНОГДА ТОЛЬКО КРИЗИС МЕНЯЕТ СИТУАЦИЮ К ЛУЧШЕМУ, А В МЕДИЦИНЕ КРИЗИС – ЭТО ОБЫЧНО СМЕРТЬ ПАЦИЕНТА.
В данном случае умер Джошуа Лавдей, полуторагодовалый ребенок, которому сделали операцию на сердце. Затем последовало общественное расследование. Я хорошо помню, как читал отчет и с каждой перевернутой страницей все больше тревожился: плохая организация, патернализм, отсутствие лидерства, неправильное общение и клубная культура. Проще говоря, операции были опасны, и самое тревожное заключалось в том, что врачи этого не заметили.
Меня назначили в больницу Святого Иуды за год до выхода отчета. Это было мое первое собеседование на должность консультанта, и я не знал, есть ли у меня шанс. У больницы Святого Иуды безупречная репутация, и я беспокоился, что меня могут счесть «неподходящим» для нее. Честно говоря, я на подсознательном уровне почувствовал так называемую клубную культуру и патернализм организации, но еще не знал, как это назвать.
Стоит отметить, что собеседование – это довольно важная вещь. В больнице Святого Иуды комиссия состояла из двух профессоров, представителя главного исполнительного директора, медицинского директора, двух консультантов, представителя Королевского колледжа и еще одного члена совета без медицинского образования.
Мы провели целый ряд бесед. На последнем собеседовании рядом со мной сидел пациент. На самом деле он пользовался услугами больницы и был опытным экспертом, и лучше всего было то, что ему платили за его время, как и мне. Будучи до сих пор только младшим врачом (в больнице, если вы не консультант, то по определению – младший врач), я по понятным причинам нервничал из-за предстоящего испытания. И вот тогда зазвонил телефон – в 9:30 вечера накануне моего собеседования.
Звонил один из профессоров, который должен был присутствовать на собеседовании на следующий день. Мы обменялись любезностями, насколько можно ими обмениваться с тем, кто держит ваше будущее в своих руках, и я ждал от него напутствия «Удачи!», сказанного желательно не гестаповским тоном. Но вместо этого собеседник сказал мне, что мое резюме «довольно среднее», мои исследования – «некачественные», а мои публикации – «малочисленные».
– Вы, наверное, хотели сказать что-нибудь хорошее? – спросил я, пошатываясь от этих словесных пощечин.
Последовала короткая пауза.
– Нет, – сказал профессор и повесил трубку.
Я решил позвонить Энтони, которому удалось выжить в больнице Святого Иуды и проработать там в качестве консультанта целых пятнадцать лет. Он слушал меня – мне хочется верить, что он слушал меня, но я почти уверен, что фоном слышал тихий звон льда, брошенного в граненый стакан, и звук отпиваемого из стакана глотка (мне кажется, это было односолодовое виски). Думаю, именно так ведут себя все врачи спустя полтора десятка лет трудовой практики.
– Звучит как обычная пятничная учебная сессия, – прямо сказал он. – Добро пожаловать в больницу Святого Иуды.
– Но профессор только что сказал, что я полное ничтожество.
После короткой и вдумчивой паузы он сказал:
– Бен, по моему опыту, скажу тебе, что, если только ты не вступишь в сексуальную связь с членом совета прямо на глазах у всей комиссии, работа, скорее всего, будет твоей.
На следующий день все шло вроде хорошо, профессор за ночь либо стал другим человеком, либо на собеседование пришел его двойник. Ближе к концу прослушивания медицинский директор представил члена совета без медицинского образования. Она выглядела милой и очень обаятельной. И тут она задала свой первый вопрос.
– Доктор Кейв, мне было бы интересно узнать ваше мнение о супружеских свиданиях для пациентов судебно-медицинской службы, находящихся на длительном лечении.
Я старался все не запороть.
Но она пошла еще дальше.
– Я просто думаю, что мы бываем ужасно консервативными, когда дело касается секса.
Я на мгновение задумался, не было ли какого-то грандиозного заговора в больнице Святого Иуды, но никто не улыбался, к этому моменту группа выглядела уже слегка скучающей. Я промямлил что-то более-менее разумное о праве на семейную жизнь, соображениях риска, защите… и подумал почему-то, не будет ли слишком ли рано, если мы пойдем в паб сразу после собеседования.
Я получил эту работу. Я прошел испытание и с этого момента оставил позади годы работы младшим врачом. Какие бы ошибки я ни совершил теперь, они будут отныне моими собственными. Я не смог бы теперь сослаться на свою неопытность или сказать, что мне никто ничего не сказал, не подсказал и не проследил за мной. Вообще, честно говоря, все это было довольно приятно. Мне казалось, что я уже прибыл в пункт назначения, но на самом деле путешествие только начиналось.
Несколько лет спустя я набрался смелости и напомнил профессору о телефонном звонке накануне того моего собеседования – мы оба выступали на одной конференции. Он помнил, что звонил мне, но, похоже, напоминание об этом его смутило.
– Я пытался быть полезным, – сказала он.
Из уст психиатра это может прозвучать немного странно, но люди имеют право быть какими угодно.
Мир, в который я только что вступил, стоял на пороге перемен, что было правильно, и трудно описать, насколько масштабными оказались последствия расследования в Бристоле. В последующие пять лет произошли настолько грандиозные организационные изменения, каких Национальная служба здравоохранения, пожалуй, никогда и не знала. Благодаря реформе, пациентов и их безопасность поставили на первое место. В обязательном порядке требовалось тут же сообщать, если что-то шло не так.
Возможно, вам интересно, что случилось с врачами, оказавшимися в центре скандала. Генеральный медицинский совет (ГМС) провел самое продолжительное слушание в своей истории и признал всех их виновными в серьезных профессиональных проступках. В 1998 году уволили заведующего отделением, главного исполнительного директора (он тоже оказался врачом, поэтому врачи имели право это сделать), а хирурга, который
