Мертвый час - Валерий Введенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Актрису, о которой пишут газеты? Нет.
– Но ваш сын бегал по ее поручению, относил письмо на дачу Волобуевых.
– Так то была Красовская? Знал бы, попросил расписаться в книге почетных покупателей. Помню ее отлично. Зашла в пятницу около двух пополудни. Такая бледная, что я сразу достал нашатырь, решил, что вот-вот упадет в обморок. Но она стала расспрашивать про дигиталин… Не знаю зачем… Затем уточнила адрес Четыркиных и ушла. Однако через час вернулась с вопросом, где найти рассыльного? Я позвал Изю, мальчик постоянно клянчит на мороженое, так пусть заработает. Дама попросила его сходить на дачу Волобуевых и отдать письмо лично его сиятельству…
Домой Дмитрий Данилович шел как на казнь. Никаких иных объяснений Лизиным поступкам, кроме обмана и мошенничества, он так и не придумал. Настраивал себя, подыскивал слова, репетировал предстоящую сцену…
Подчиненные шумно его поприветствовали. За два дня его вынужденного отсутствия Лиза с Выговским нашли общий язык, больше не глядели друг на друга букой, наоборот, хвалили один другого.
– Лиза – просто чудо, – воскликнул Выговский, докладывая шефу о проделанной работе. – Не понимаю, как мы без нее обходились.
– Завтра поймете, – со значением произнес князь.
– Мы куда-то с вами завтра поедем, Дмитрий Данилович? – водя пальчиком по столу, спросила Лиза и вскинула глазки на князя.
Тот поспешно отвел свои:
– Нет, графиня. Просто вы здесь больше не служите.
– Кто графиня? – удивился Выговский.
– Позвольте представить вам, Антон Семенович, – с издевательским пафосом произнес Тарусов, – графиню Волобуеву, супругу младшего сына Андрея Петровича и Марии Дмитриевны.
– Как вы узнали? – искренне удивилась Лиза.
– Это неважно, прощайте.
– Я все объясню. Я не решилась сказать про супруга, потому что замужних на службу не берут…
– А про то, что вы родственница моего подзащитного, почему не упомянули? – спросил с издевкой князь.
– Знать этого не знала. С родственниками мужа не знакома. Мало ли на свете Волобуевых, – Лиза пыталась извернуться, хотя отлично понимала – бесполезно.
Ах, как же быстро все открылось. Еще пара недель – и она объявила бы князю, что беременна. Тарусову пришлось бы разъезжаться с женой… Как раз и осень бы наступила. А с ней балы, маскарады, спектакли, Лиза завела бы так нужные ей знакомства. Зря она так рано бросила Николя. Верно, с горя поехал в Ораниенбаум плакаться папочке с мамочкой…
– Вы ведь знали, что Урушадзе не виновен, – продолжал обличать князь, – знали, что графа Андрея Волобуева ограбил ваш муж.
– Что вы такое говорите? – схватилась за сердце Лиза.
Выговский вскочил, чтобы броситься к ней на помощь, но Тарусов не позволил:
– Не извольте беспокоиться, Антон Семенович. Это всего лишь театр.
Князь ненавидел себя в эту минуту. Он наотмашь бил женщину, которой всего пару дней назад клялся в любви. Да, она порочна, глубоко порочна. Но не это ли его влекло?
– Я не успела вам рассказать, Дмитрий Данилович, – потупила глаза Лиза, – мужа я бросила. По известным вам причинам.
– Понятия не имею, о чем вы. Повторяю: вы уволены. Убирайтесь.
Лизино лицо изменилось: исчезла манившая Тарусова доверчивая распахнутость глаз и ласковость взгляда, взамен появились презрительная усмешка и досада.
Девица пошла к двери. Выговский знаками пытался показать князю, что надо бы с ней рассчитаться за отработанные дни.
– Постойте, – окликнул Лизу Тарусов. – Должен вам за службу. Вот десять рублей.
Лиза обернулась:
– Что вы, князь? Разве я гулящая? Ласкать ваше сиятельство было для меня честью. Не вы – я вам должна. И будьте уверены, рассчитаюсь.
У князя сжались кулаки. Он крикнул камердинеру:
– Тертий! Проводи. И больше не пускать.
Когда дверь на лестницу захлопнулась, Тарусов принялся мерить ногами кабинет. На втором или третьем круге Антон Семенович кашлянул:
– Мне, пожалуй, пора…
– Что? Нет! То есть конечно. Но сперва выпьем. Заодно расскажу про мой арест…
От дома Тарусова Лиза пошла на Фурштатскую, зашла в меблирашки, где случилась их с Тарусовым любовное свидание, отыскала коридорного, что открывал им комнату, и спросила:
– Красненькую хочешь? – и для убедительности показала ассигнацию.
Коридорный в ответ облизнулся.
В «Европе» Лизе нравилось, но жить там постоянно было не по карману. Потому она сняла на Кирочной двухкомнатную квартирку (вчера они с Выговским отпраздновали там новоселье). Поужинав наскоро в кухмистерской, Лиза пришла домой и от отчаяния завалилась спать. Около полуночи ее разбудил настойчивый звонок. Кутаясь в шаль, она подошла к двери и спросила:
– Кто?
– Тоня, – ответили заплетающимся языком.
Лиза открыла. Выговский едва держался на ногах.
– Доброй ночи, ваша светлость.
– Где ты так надрался?
– С Тарусовым. Заливали его горе.
– Это горюшко не горе. Горе у него случится завтра. Заходи.
К обеду некстати явился Данила Петрович. И всю трапезу мешал Дмитрию Даниловичу думать над сложным оборотом в исковом заявлении. Покончив с десертом, младший Тарусов поднялся из-за стола и невежливо намекнул:
– Прости, отец, но мне надо работать.
– Но ты даже не выслушал меня.
– В другой раз.
– А где милая мадемуазель, твоя помощница?
– Она оставила службу.
– Как жаль. Такой цветочек. Счастье тому, кто его срежет, – Данила Петрович подмигнул сыну, тот отвернулся. – Ба! А я ведь ей пять рублей должен. Точно. Надо вернуть. Говори адрес.
– Знать не знаю.
– Бедная девочка! Наверняка та пятерка была у ней последней. Иначе зачем бы ей служить? Надо разыскать ее и вернуть.
– Вот и займись.
– Непременно. Но сперва дай пять рублей, иначе что я ей верну? Ты ведь знаешь мои стесненные обстоятельства…
Дмитрий Данилович со вздохом полез за портмоне.
– И красненькую прибавь. Придется ехать в адресный стол…
– Помилуй, справка стоит копейки.
– А извозчик туда-сюда? А вдруг несчастное дитя живет в каких-нибудь Тайцах? Так что не торгуйся.
Выговский взялся проводить старика до двери и в коридоре шепнул ему адрес – ведь Лиза лишь вчера сдала паспорт старшему дворнику, вряд ли ее данные добрались до адресного стола. Тарусов-старший в благодарность пожал ему руку.
Вечером, когда Антон Семенович ушел, принесли два письма. В первом Тарусов обнаружил копейку и крохотный листок с надписью: «Оцени себя и пришли сдачу».
Сразу отлегло от души. Считал Лизу умной, тонкой, а она… Обычная провинциальная мещанка с пошлыми шуточками.
Во втором… Сперва Тарусов прочитал исписанный неграмотными каракулями листок, подписанный коридорным меблированных комнат, что на улице Фурштатской, Иваном Нестеровым. Тот сообщал «дарагой книгине» о визите в их заведение влюбленной парочки, случившемся в среду. Несмотря на вопиющую орфографию, было понятно, что письмо диктовал человек грамотный и не чуждый стилю. Парочка была превосходно описана и легко узнавалась. Далее Нестеров сообщал, что «галупки» пробыли в заведении два часа и, судя по следам на простыне, занимались… Вероятно, предложенное Нестеровым крепкое словцо настолько понравилось Лизе, что было вставлено в письмо. Однако здесь его не приводим, так как в сочинениях, дозволенных цензурой, оно недопустимо.
У князя задрожали не только руки, задергались и заходили ходуном все части тела. Отложив письмо Нестерова, князь из того же конверта вытащил второй листок. Там было одно слово, написанное рукой Сашеньки: «Прощай!»
Глава двадцать вторая
Наступил сентябрь, и природа перед долгим морозным сном затеяла обычный свой карнавал: набивший за лето оскомину зеленый цвет словно в калейдоскопе сменился на желто-красный, рябины надели алые сережки, а боярышник – пурпурные, крепыши-боровики затеяли прятки с грибниками, а легкий ветерок – танцы с шуршащими листьями, на ветках озабоченно обсуждали путь на юг птицы, а солнышко, будто застенчивая невеста, то и дело скрывалось за тучи.
Дачников в Ораниенбауме поубавилось. Поубавились и цены: что на продукты, что на жилье. Карл Густавович Мейнард, обрадовавшись, что Сашенька остается на сентябрь, скинул ей аренду вдвое.
С развитием железных дорог жители европейских столиц сменили городские квартиры на дома в предместьях – возросшие скорости позволяли теперь главам семейств каждый день ездить на службу и обратно. Но в Петербурге подобному переселению воспрепятствовал климат: суровые снежные зимы требовали разорительных расходов на отопление, а из-за постоянных заносов поезда то и дело отменяли: так и в присутствие, неровен час, опоздаешь, да и простудиться на продуваемых всеми ветрами деревянных станциях немудрено.
К началу занятий Евгений и Татьяна вернулись в петербургскую квартиру к отцу. Наталья Ивановна тоже уехала в столицу, взяв перед предстоящей свадьбой расчет. В Рамбове остались лишь Сашенька с Володей, Обормот да кухарка.