Американские боги (пер. А.А.Комаринец) - Neil Gaiman
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она снова кивнула и стала ждать продолжения.
– Он сказал, все они мои. Мои старые черепа. Сотни тысяч моих черепов.
Белая перевела взгляд на Среду.
– Похоже, у нас завелся хранитель.
Улыбнувшись солнечно и похлопав Тень по руке, она повернулась и ушла. Тень глядел, как она идет по тротуару, пытаясь – безуспешно – не думать о бедрах, трущихся друг о друга при ходьбе.
В такси по дороге в аэропорт Среда повернулся к Тени.
– Что это, черт побери, за история с десятью долларами?
– Ты ей недоплатил. При недостаче деньги вычтут из ее жалованья.
– А тебе-то какое дело? – Среда был, похоже, неподдельно разъярен.
Тень на минуту задумался.
– Ну, мне бы не хотелось, чтобы со мной кто-нибудь так поступил. Она не сделала ничего дурного.
– Не сделала? – Среда ненадолго уставился перед собой, потом сказал: – Когда ей было семь лет, она заперла в шкафу котенка. Несколько дней слушала его мяуканье. А когда он перестал мяукать, достала его, положила в коробку из-под обуви и закопала на заднем дворе. Ей хотелось что-нибудь похоронить. Она постоянно ворует, где бы ни работала. По мелочи, в основном. В прошлом году она навестила бабушку в доме престарелых, в котором та заключена. С прикроватного столика бабушки она взяла антикварные золотые часы, а потом прошлась еще по нескольким комнатам, везде выкрадывая небольшие суммы денег и личные вещи у стариков в сумеречном состоянии преклонных лет. Вернувшись домой, она не знала, что делать с добычей, слишком боялась, что за ней придут, поэтому все, кроме наличных, выбросила.
– Идею понял, – пробормотал Тень.
– А еще у нее бессимптомная гонорея, – продолжал Среда. – Она подозревает, что ее заразили, но ничего не предпринимает. Когда ее последний парень обвинил ее в том, что она его заразила, она обиделась, оскорбилась и отказалась с ним встречаться.
– В этом нет нужды, – сказал Тень. – Я уже сказал, что смысл понял. Ты такое можешь проделать с кем угодно, да? Нарассказывать мне о них гадостей?
– Разумеется, – согласился Среда. – Все делают одно и то же. Все они думают, что их грехи единственные и неповторимые, но по большей части их расхожие грешки так мелки…
– И поэтому можно украсть у них десять долларов?
Среда заплатил за такси, и они неспешно прошли через зал аэропорта к терминалу. Посадка еще не начиналась.
– А что еще, черт побери, мне делать? – сказал наконец Среда. – Быков и баранов мне не жертвуют. Не посылают мне душ убийц и рабов, повешенных и обклеванных воронами. Они сами меня сотворили. Они же меня и забыли. А теперь я понемногу беру свое. Скажешь, это нечестно?
– Моя мама часто говорила: «Жизнь – вообще штука нечестная».
– Разумеется, говорила, – отозвался Среда. – Как и все то, что говорят мамы, вроде: «Если все твои друзья спрыгнут со скалы, ты тоже прыгнешь?»
– Ты надул девушку на десять долларов, я дал ей десять на чай, – упрямо сказал Тень. – Это было правильно.
Объявили посадку на их рейс. Среда встал.
– Да будет всегда твой выбор столь же ясен и прост, – сказал он.
К тому времени, когда задолго до рассвета Среда высадил Тень возле его дома, лютый холод начал спадать. В Приозерье было все еще непристойно холодно, однако уже не лютая стужа. На световом табло банка «M&I» мигали, сменяясь, 3:30 утра и минус пять по Фаренгейту.
Была половина десятого, когда в дверь квартиры постучал шеф полиции Чад Муллиган и спросил Тень, не знает ли он девочку по имени Элисон Макговерн.
– Думаю, нет, – сонно пробормотал Тень.
– Вот ее фотография, – настаивал Муллиган, протягивая ему снимок из школьного альбома. Тень сразу узнал изображенное на нем лицо: девчонка с синими пластинками на зубах, та, что узнала от подруги все об оральном применении «алка-зельтцер».
– Ах да. Конечно. Она ехала в автобусе тем же рейсом, на котором я приехал в город.
– Где ты был вчера, Майк Айнсель?
Тени показалось, будто земля уходит у него из-под ног. Он знал, что вины за ним нет никакой. («Если не считать нарушения условного срока, ведь ты живешь под чужим именем, – прошептал спокойный голос у него в голове. – Или тебе этого недостаточно?»)
– В Сан-Франциско, – ответил он. – В Калифорнии. Помогал дяде перевозить двуспальную кровать.
– У тебя корешки билетов есть? Или еще что-нибудь?
– Конечно. – Посадочные талоны на оба рейса лежали у него в кармане, откуда он их и достал. – А что случилось?
Чад Муллиган внимательно изучил посадочные талоны.
– Элисон Макговерн исчезла. Она помогала в Гуманитарном обществе Приозерья. Кормила животных, выгуливала собак. Приезжала туда на пару часов после школы. Так вот. Долли Нопф, которая заправляет обществом, всегда подвозила ее домой, когда они закрывались на ночь. А вчера Элисон вообще там не появлялась.
– Она исчезла.
– Ага. Ее родители позвонили вчера вечером. Глупая девчонка обычно ездила до Гуманитарного общества автостопом. Оно – на окружном шоссе В, места там глухие. Родители говорили ей так не делать, но у нас не тот городок, где что-то случается… знаешь, здесь даже в домах дверей не запирают. Детям не объяснишь. Посмотри еще раз на фотографию.
Элисон Макговерн улыбалась. На снимке резиновые пластинки были красные, а не синие.
– Ты можешь сказать честно, что не украл ее, не изнасиловал и не убил? Ничего такого?
– Я был в Сан-Франциско. И вообще я такого бы не сделал.
– Так я и думал, приятель. Хочешь помочь нам ее искать?
– Я?
– Ты. Утром приехали ребята из службы поиска с собаками – пока без результатов. – Он вздохнул. – Черт, Майк. Так хочется надеяться, что она объявится в Миннеаполисе с каким-нибудь приятелем-наркоманом!
– Ты думаешь, такое вероятно?
– Я думаю, такое возможно. Так присоединишься к поисковой партии?
Тень вспомнил, как видел девчушку в «Товарах для дома и фермы Хеннигса», вспышку робкой улыбки, открывшей пластинки, как он еще подумал, какой красивой она со временем станет.
– Еду.
В вестибюле пожарной станции ждали две дюжины мужчин и женщин. Тень узнал Хинцельмана, и еще несколько лиц показались ему знакомыми. Тут были офицеры полиции и несколько мужчин и женщин в коричневой форме департамента шерифа округа Ламбер.
Чад Муллиган рассказал, во что была одета перед исчезновением Элис (алый зимний комбинезон, зеленые варежки, синяя вязаная шапка под капюшоном комбинезона), и разделил добровольцев на группы по трое. В одной из групп оказались Тень, Хинцельман и человек по фамилии Броген. Им напомнили, что, если, упаси Господи, они найдут тело Элисон, ни в коем случае, повторяю, ни в коем случае ничего трогать, только вызвать по радио помощь, а если она будет жива, постараться обогреть ее до прихода подмоги.
Потом их высадили на окружной трассе В.
Хинцельман, Тень и Броген двинулись вдоль берега замерзшего ручья. Каждой троице перед выездом выдали небольшую переносную рацию.
Тучи висели низко, и мир кругом был сер. В последние тридцать часов снега не было. Все следы четко выделялись блестящей корке хрусткого наста.
Благодаря тоненьким усикам и седым вискам Броген походил на полковника в отставке. По дороге он рассказал Тени, что на самом деле – директор средней школы на пенсии.
– Годы шли, а я не становился моложе. Я и сейчас немного учительствую, иногда ставлю школьные спектакли – они все равно кульминация учебного года, – а теперь я понемногу охочусь, у меня коттедж на Пайк-лейк, и слишком много времени я провожу там. – А когда они выходили из машины, Броген добавил: – С одной стороны, я очень надеюсь, что мы ее найдем. А с другой стороны, если ее все же найдут, я был бы очень благодарен небу, если бы это сделали другие, а не мы. Понимаете, что я имею в виду?
Тень в точности знал, о чем он говорит.
Идя вдоль ручья, троица почти не разговаривала. Они все шли и шли, высматривая красный комбинезон или зеленые варежки, синюю шапочку или белое тело. Время от времени Броген, несший рацию, связывался для проверки с Чадом Муллиганом.
Во время перерыва на ленч они встретились с остальными в реквизированном для поисков школьном автобусе, ели хот-доги, запивая их горячим супом быстрого приготовления. Кто-то указал на краснохвостого ястреба на голом дереве, а кто-то другой сказал, что он больше похож на сокола, но тут птица улетела, и спор угас сам собой.
Хинцельман поведал им историю о трубе своего дедушки и о том, как помогал играть на ней во время резких похолоданий, а однажды за стенами сарая было так холодно, что, когда дедуля пошел практиковаться, ни одной ноты из трубы вообще не вышло.
– А войдя в дом, он положил трубу у печурки оттаивать. Ну, так вот, все уже улеглись спать, и внезапно размерзшиеся мелодии стали разом рваться из трубы. Так напугали мою бабулю, что с ней едва родимчик не случился.