Германские канцлеры от Бисмарка до Меркель - Александр Патрушев

После этого канцлер совместно с недалеким министром внутренних дел бароном Вильгельмом фон Гайлом выработал удивительный по дерзости и политической наивности план изменения конституции президентским указом. Суть поправок сводилась к превращению демократической республики в авторитарно-сословное государство, в котором небольшая элита консерваторов управляла бы лишенными всех прав массами. Сознавая, что этот план нарушает конституцию, Папен все же надеялся убедить Гинденбурга принять его как единственный выход из политического лабиринта.

12 сентября коммунисты внесли в рейхстаге предложение выразить Папену вотум недоверия. Однако Папен, который однажды уже забыл папку с важными документами, и на сей раз явился в рейхстаг без папки с указом о роспуске парламента. Но нацисты, желая помочь ему, внесли предложение о получасовом перерыве в дебатах, надеясь, что за это время документы будут доставлены из имперской канцелярии.

Получив указ, Папен попросил слова, чтобы зачитать его. Однако председатель рейхстага Геринг ухитрился не заметить канцлера, хотя тот с покрасневшим лицом размахивал листом бумаги на виду у депутатов. Это видели все, кроме Геринга, который с усмешкой, глядя в другую сторону, предложил немедленно приступить к голосованию по вотуму недоверия. Негодующий Папен подошел к председателю и бросил лист бумаги ему на стол. Но Геринг, не глядя на него, снова предложил голосовать. Тогда Папен в сопровождении министров демонстративно покинул зал. В результате голосования 513 голосов было против правительства, 32 — за. Лишь после этого Геринг соизволил заметить лежавший перед ним лист. Он огласил текст и объявил указ, на котором стояла виза уже смещенного конституционным большинством канцлера, недействительным.

Папен, вошедший в историю как единственный за весь веймарский период канцлер, голос которого так ни разу и не прозвучал в рейхстаге, поспешил на радио и произнес бойкую речь, о которой «Дойче цайтунг» заметила, что канцлер «занят теперь тем, чтобы твердой рукой расчистить последний мусор, мешающий строительству нового рейха».

Рейхстаг все же признал декрет о роспуске парламента действительным, и на 6 ноября были назначены новые выборы. Нацистам они сулили определенные трудности. Крупные промышленники и финансисты стали поворачиваться в сторону Папена, сделавшего им ряд уступок. Их возрастающее недоверие вызывали и отказ Гитлера от сотрудничества с Гинденбургом, и его усиливающийся, как им казалось, крен в сторону крайностей в политике, и его стремление, как показал эпизод в рейхстаге, действовать заодно даже с коммунистами.

За несколько дней до выборов нацисты примкнули к коммунистам при проведении забастовки транспортных рабочих в Берлине, не поддержанной профсоюзами и социал-демократами. Это повлекло за собой дальнейшее сокращение притока финансовых средств в нацистскую партию со стороны деловых кругов как раз в тот момент, когда она больше всего нуждалась в деньгах для успешного проведения кампании.

6 ноября 1932 г. избиратели решили ряд вопросов, но не настолько основательно, чтобы определить будущее агонизирующей республики. Хотя нацисты и продолжали оставаться крупнейшей партией, потеря ими двух миллионов голосов была весьма ощутимой. Впервые мощное движение нацизма пошло на убыль. Легенда о его непобедимости рассеялась как дым. Позиции Гитлера ослабели, что не позволяло ему торговаться за власть.

Понимая это, Папен отбросил, как он выразился, «личную неприязнь» к Гитлеру и 13 ноября послал ему письмо, приглашая обсудить обстановку. Но Гитлер выдвинул в своем ответе такие условия, что Папен потерял всякую надежду на взаимопонимание с ним. Непримиримость нацистского лидера не удивила недалекого канцлера, но его озадачил новый курс его наставника Шлейхера, который решил, что Папен больше ему не нужен. В деятельном мозгу генерала родились новые планы: его протеже Папен должен уйти; надо развязать президенту руки, чтобы он мог вести дело с политическими партиями, особенно с крупнейшими. По настоянию Гинденбурга 17 ноября Папен и его министры подали в отставку, и президент немедленно послал за Гитлером.

Их встреча 19 ноября проходила в более теплой атмосфере, чем та, которая состоялась 13 августа. На этот раз президент предложил Гитлеру кресло и провел с ним более часа. Гинденбург предоставил ему выбор: либо пост канцлера, если он сможет склонить реальное большинство депутатов рейхстага в пользу определенной программы; либо пост вице-канцлера в новом президентском кабинете под руководством Папена, который будет управлять посредством чрезвычайных декретов. 21 ноября Гитлер встретился с президентом еще раз, но к согласию они не пришли. Гитлер заявил, что не сможет обеспечить реального большинства в парламенте. Правда, партия Центр согласилась поддержать его при условии, что он не будет домогаться диктаторских полномочий, но от лидера националистов Гутенберга таких заверений не поступило. Гитлер потребовал поста главы президентского кабинета на прежних условиях. Гинденбург не пошел на это. Уж если кабинету министров и дальше придется править посредством чрезвычайных декретов, то президент предпочтет видеть на посту канцлера своего верного Папена.

Такого исхода и ожидал Папен. Направляясь вечером 1 декабря вместе со Шлейхером на прием к Гинденбургу, он был уверен, что его вновь назначат канцлером, не догадываясь об интриге, которую плел за его спиной Шлейхер. В начале совещания у президента он бодро изложил свои планы на будущее, полагая, что останется на посту канцлера и будет править с помощью чрезвычайных декретов, а рейхстаг пусть остается, пока он, Папен, «не исправит конституцию». Суть поправок, которые он хотел внести в конституцию, сводилась к тому, чтобы вернуть страну к временам империи и восстановить власть консервативных кругов. Папен заверил Гинденбурга, что «его совесть будет чиста, поскольку он ставит благополучие нации выше клятвы верности конституции».

К удивлению Папена, Шлейхер прервал его и стал возражать. Играя на явном нежелании президента нарушать клятву верности конституции, если этого можно избежать, он заявил, что поверит в реальность существования правительства, способного привлечь на свою сторону большинство депутатов рейхстага, если во главе этого правительства поставят его, Шлейхера. Он убежден, что ему удастся «отколоть» от Гитлера по крайней мере 60 нацистских депутатов. К этой группе нацистов он сможет добавить представителей мелкобуржуазных партий, а также социал-демократов. Он даже считает, что его поддержат и профсоюзы.

Возмущенный такой идеей, Гинденбург предложил Папену приступить к формированию кабинета. «Шлейхер, — свидетельствовал потом Папен, — был явно ошеломлен». После ухода от президента они долго спорили, но ни до чего так и не договорились. Расставаясь с Папеном, Шлейхер повторил знаменитые слова, которыми саксонский курфюрст Фридрих Мудрый напутствовал когда-то Лютера, отправлявшегося в Вормс: «Маленький инок, ты избрал тяжелый путь».

Насколько этот путь тяжел, Папен убедился уже на следующий день, когда на заседании кабинета Шлейхер объявил, что нет никакой возможности выполнить директиву президента, поскольку всякая попытка выполнить ее ввергнет страну в хаос.

Вслед за тем генерал пригласил в зал майора Отта и попросил его представить доклад. Если сказанное Шлейхером потрясло Папена, то появление Отта с таким докладом повергло в ужас. Отто сказал, что защита границ и поддержание порядка, нарушаемого нацистами и коммунистами, не под силу военным частям, которыми располагают федеральный и земельные кабинеты. В связи с этим канцлеру рекомендуется воздержаться от объявления чрезвычайного положения.

К огорчению Папена, армия, некогда бросившая кайзера, а совсем недавно устранившая канцлера Брюнинга, избавлялась теперь от него. Он немедленно отправился к Гинденбургу, надеясь, что президент, вняв его совету, сместит Шлейхера с должности министра обороны и утвердит его, Папена, на посту канцлера.

«Мой дорогой Папен, — отвечал президент, — вы плохого обо мне мнения, если полагаете, что я изменю свое решение. Я слишком стар и слишком много пережил, чтобы брать на себя ответственность за гражданскую войну. Наша единственная надежда — Шлейхер. Пусть он попытает счастья».

«По щекам Гинденбурга скатились две крупные слезы», — вспоминал Папен. Через несколько часов, когда уволенный канцлер собирал со своего письменного стола бумаги, ему принесли фотографию президента с надписью: «Ich hatt’einen Kameraden!» («Был у меня товарищ» — слова из старой немецкой солдатской песни). На следующий день Гинденбург прислал ему записку, написанную собственной рукой, в которой извещал, что с тяжелым сердцем освобождает его от должности, и еще раз заверил в «неизменном доверии» к нему.