Разгадай Москву. Десять исторических экскурсий по российской столице - Александр Анатольевич Васькин

Сюда же водили иностранных гостей. Например, в 1947 году в СССР приехал Джон Стейнбек, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе. Он никак не мог взять в толк – как и зачем писатели в СССР превратились в государственных служащих. Дескать, у них там в Америке писатель занимает место между акробатом и моржом в цирке. И вообще живут они друг от друга отдельно, а не колониями, как в Москве, и никто им не диктует, как и что сочинять. В ответ Эренбург на банкете в «Арагви» удивил Стейнбека словами, что «указывать писателю, что писать, – оскорбление. Он сказал, что если у писателя репутация правдивого человека, то он не нуждается ни в каких советах. Эренбурга мгновенно поддержал Симонов». Драматург Всеволод Вишневский возразил: «Существует несколько видов правды, и что мы должны предложить такую правду, которая способствовала бы развитию добрых отношений между русским и американским народами», – отметил Стейнбек в дневнике. Да, правда бывает разной…

Когда-то в 1940–1950-е годы Стажадзе внушал своим официантам: «Каждый посетитель ресторана – ваш личный, дорогой гость!» Дружба с официантом из «Арагви» была почетной, один из них был широко известен посетителям. Из-за негритянской внешности звали его Поль Робсон (а вообще-то по паспорту он был Лешей). Как-то он отчитал сына композитора Шостаковича, Максима, решившего устроить в «Арагви» банкет и заказавшего пять бутылок водки: «Ты что, с ума сошел?! Ты хочешь здесь заказать водку, а не принести ее с собой?! Этого даже мы себе не позволяем!» Сам Дмитрий Дмитриевич предпочитал этот ресторан другим, в 1956 году у него на квартире на Кутузовском проспекте коллеги из Союза композиторов прослушивали оперу «Катерина Измайлова», в очередной раз признав ее развратной. Композитор с горя поехал в «Арагви» и напился вместе со своим другом Исааком Гликманом.

Любили «Арагви» и спортсмены. Футболисты обмывали в его стенах свои победы, нарушая спортивный режим. Это был любимый ресторан Всеволода Боброва. Директор «Арагви» был его горячим поклонником и уже на стадионе «Динамо» после успешной игры приглашал: «Столы накрыты, ребята! Всю команду жду у себя». А столы и правда ломились от выпивки, про закуску и говорить не приходится. Но что интересно: пили в меру, чтобы после обильного застолья остались силы сесть за руль собственной машины и доехать до дома. Тогда футболистов знали в лицо, и в случае чего сотрудник ГАИ мог просто пожурить пойманного спортсмена и отпускал его с миром. А на следующий день – в Сандуны, а после – тренировка. Святое дело! Особенно любил Всеволод Бобров шашлык, к тому же его супруга Любовь Гавриловна много лет работала в шашлычной у Никитских ворот. Захаживал спортсмен и в другую шашлычную, напротив гостиницы «Советская», прозванной в народе за это «Антисоветской». Приходили в «Арагви» и братья Старостины.

Слава «Арагви» и запах его шашлыков летели через границы, помогая раздвигать хотя бы на немножко железный занавес. В 1964 году кинооператор Роман Кармен работал в Великобритании над большим двухсерийным фильмом о Великой Отечественной войне. В Лондоне он встретился со своим давним другом, известным английским продюсером Графтоном Грином, ранее приезжавшим в СССР. С утра до вечера Кармен смотрел кинохронику. Однажды в один из вечеров Грин пришел и сказал: «Хватит! У вас в Союзе это, кажется, называется ”выполнить и перевыполнить”?» Затем он усадил Кармена в свою машину и привез его в какой-то ультрафешенебельный ресторан Лондона. Там стройный, подтянутый и седой метрдотель в черном фраке усадил их за заранее заказанный столик и замер с блокнотом и серебряным карандашиком в руке, в ожидании заказа. И тут, к удивлению Кармена, Грин признался: «Заранее должен предупредить вас, что бы я ни предложил в этом, в общем-то неплохом ресторане, не выдержит никакого сравнения с восхитительной едой в кавказском ресторане “Арагви”, куда вы меня затащили в Москве!»

Артист Евгений Стеблов вспоминал: «Как-то в “Арагви”, проходя по коридору второго этажа, я услышал торжественно-тревожный голос Левитана: “От Советского Информбюро. Сегодня, 22 июня, немецко-фашистские войска вероломно напали…” Заглянул в приоткрытую дверь отдельного кабинета. За столом сидели маршалы и генералы во главе с Юрием Борисовичем Левитаном. Они “проходили” с легендарным диктором всю войну. По всем фронтам. С сорок первого по сорок пятый. “С Победой вас, дорогие товарищи!” Полководцы слез не скрывали».

«Арагви» любили герои-космонавты и летчики. В 1969-м после одной из встреч известные летчики-испытатели на салфетке подписали обязательство ежегодно собираться здесь 5 ноября «Во славу советской авиации». В своеобразном договоре была и такая строка: «Память погибшего будет всегда хранить полная рюмка на нашем столе до окончания договора».

В 1970-е годы стихли спортивные трибуны, хотя в Москве, помимо «Динамо», появились и другие стадионы. Постепенно сошли с дистанции и писатели, рекордсмены по выпивке. Кому-то уже здоровье не позволяло не вылезать из-за стола по пять часов, а кто-то и вовсе ушел в мир иной. Но «Арагви» не пустовал. И если социальный состав посетителей ресторана в чем-то поменялся, то авторитет не померк. Посидеть в «Арагви» или справить в его стенах юбилей, а также свадьбу считалось престижным, что нашло свое отражение и в советском кинематографе. Вспомним популярную кинокомедию «Служебный роман» Эльдара Рязанова. Главная героиня товарищ Калугина, тридцатишестилетняя «наша мымра», желая произвести большое впечатление и выдать желаемое за действительное, рассказывает Новосельцеву, что ужинала в «Арагви»: «Мы поехали в “Арагви”. Мы там ели… что еще… угощались… цыплята табака, сациви, купаты, ша… ша… шлЫки… чебуреки… – ЧебурекИ. – ЧебурекИ». Пила товарищ Калугина «Хванчкару» и «Боржоми». А платил за все это ее знакомый крупный авиаконструктор, у которого денег куры не клюют. В этом коротком эпизоде воплощено значение «Арагви» как символа достатка и успеха в глазах обывателей, недостижимого для простого советского инженера-статистика, живущего от зарплаты до зарплаты. Да и сама Калугина, крупный номенклатурный работник и одинокая женщина, похоже, мечтает о романтическом ужине именно в «Арагви».

Гостиница «Дрезден» на Скобелевской площади (так она называлась после открытия в 1912 году памятника генералу Скобелеву – на первом плане)

В «Арагви» любил посидеть Владимир Высоцкий. Драка с его участием надолго запомнилась завсегдатаям. Он вступился тогда за свою жену Марину Влади. Дело было зимой, Марина уже надевала пальто, чтобы выйти из ресторана, как вдруг здоровенный амбал «подшофе» грубо взял ее за плечо и развернул к себе со словами: «Ну-ка покажись, Марина!» Высоцкий отреагировал мгновенно,