Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 5. Пьесы (1911–1921) - Николай Степанович Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В настоящем издании пьесы Гумилева расположены в хронологическом порядке независимо от жанра. Фрагменты незавершенных драматических произведений выделены в особый раздел. Комментарии к каждому произведению, обозначенные соответствующим номером, начинаются с библиографической справки, в которой перечислены в хронологическом порядке прижизненные публикации с указанием на наличие вариантов и других редакций. Шрифтовое выделение обозначает источник, по которому текст печатается в настоящем издании. Как правило, это последняя авторская публикация (отступления от этого принципа оговариваются специально). Затем дается свод посмертных публикаций в следующем порядке: отдельные издания; альманахи и сборники; журналы; газеты (с 1922 по 1998 гг.). Вслед за печатными источниками указывается наличие автографов (с приведением вариантов первоначального слоя автографа), обосновывается датировка и сообщаются сведения о переводах на иностранные языки. Далее освещается творческая история произведения, дается историко-литературный комментарий, а также пояснение (применительно к контексту) малоизвестных реалий.
1
ЧН
СС II, БП, Изб (Кр), ДП, СС II (Р-т), Соч II, СП (Ир).
Дат.: до 19 ноября 1911 г. — по дате заседания «Кружка Случевского», на котором пьеса была прочитана (Соч III. С. 372).
Первая опубликованная пьеса Гумилева — легкая, пародийно-гротесковая переделка одной из наиболее популярных тем европейской литературы — имела для интимного круга посвященных полушутливый автобиографический подтекст. Если в образе Дон-Жуана легко угадываются элементы авторского самораскрытия, то менее явно, что в образе юной американки, как впоследствии объяснял Л. Н. Гумилев, была показана Ахматова, а в образе Лепорелло — черты ученого ассиролога и поэта В. К. Шилейко (семь лет спустя, в 1918 г., ставшего, к удивлению Гумилева, вторым мужем Ахматовой) (см.: ДП. С. 374). Добавим, что прообразом американца был, по всей видимости, М. Л. Лозинский. Косвенную контекстуализацию гумилевской шифровки предоставляют позднейшие воспоминания Ахматовой. Ее дружба с Лозинским, как она пишет, «началась как-то сразу (в 1911 г. — Ред.) и продолжалась до его смерти. <...> Тогда же, т. е. в 10-х годах, составился некий триумвират: Лозинский, Гумилев и Шилейко. С Лозинским Гумилев играл в карты. Шилейко толковал Библию и Талмуд. <...> Оба, Лозинский и Гумилев, свято верили в гениальность третьего (Шилея) и, что уж совсем непростительно, — в его святость. Это они (да простит им Господь) внушили мне, что равного ему нет на свете» (Ахматова А. А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 5. М., 2001. С. 60–61, 62).
Миф о Дон Жуане развивался на протяжении нескольких столетий в разных художественных формах. В числе самых известных его воплощений — драма Тирсо де Молины «Севильский озорник, или Каменный гость» (1619), комедия Ж.-Б. Мольера «Дон Жуан» (1665; добавим, что ее знаменитая мейерхольдовская постановка пришлась на 1910 г.), опера В. А. Моцарта «Дон Жуан, или Наказанный распутник» (1787), незавершенная поэма Д. Г. Байрона «Дон Жуан» (1824), маленькая трагедия А. С. Пушкина «Каменный гость» (1830), новелла П. Мериме «Души чистилища» (1834), драматическая поэма А. К. Толстого «Дон Жуан» (1862) и др. Предыстория персонажа уходит в античные и Средние века.
Начиная уже с «Каменного гостя» (ок. 1640) А. Чиконьини (Cicognini) и исполнений драмы Тирсо де Молины в адаптациях commedia del’arte, писатели неоднократно обращались и к посмертной судьбе Дон Жуана. В XIX веке появилось немало «эпилогов» и продолжений классических вариантов легенды: так, например, Ж. Виард вернул героя Мольера на землю в своей «Старости Дон Жуана» (1853), а «Дон Джиованни в Лондоне» У. Монкрифа (1817) представляет собой бурлескное продолжение оперы Моцарта. Возможным источником гумилевской пьесы В. М. Сечкарев считал центральный эпизод «Дон Жуана в аду» из иронической комедии Бернарда Шоу «Человек и сверхчеловек» (1903). Тут оказывается, «что не Дон Жуан и вообще не мужчины соблазняют женщин, а наоборот, женщины соблазняют его и всех мужчин, как орудие к продолжению человеческого рода. Дон Жуан как раз этого не желает, он стремится к сверхчеловеку и хочет покинуть ад, где преклоняются перед романтической любовью и красотой, чтобы посвятить себя возможной эволюции к сверхчеловеку на небе» (СС III. С. V–VI). Однако более точных совпадений с пьесой Шоу в трактовке Гумилева как будто бы не существует.
Для «посмертного» перемещения Дон-Жуана именно в Египет Гумилев не имел прямых предшественников, хотя, по мнению Э. Русинко, тут есть некоторое сходство с «египетским» эпизодом пьесы Г. Ибсена «Пер Гюнт» (Rusinko E. Rewriting Ibsen in Russia: Gumilyov’s Dramatic Poem «Gondla» // The European Foundations of Russian Modernism. Ed. by P. I. Barta. — Lewiston, 1991. P. 199). Однако египетская тема была в то время весьма распространена и в России, начиная от таинственных видений в Египте В. С. Соловьева («Три свидания» и проч.) и работ В. В. Розанова («Русский Нил», «Восточные мотивы») до знаменитой «Встречи» В. Я. Брюсова («Близ медлительного Нила, где озеро Мерида...»), стихотворений Блока, М. А. Кузмина и многих других. Египетские мотивы проникали даже в бытовую культуру окружения Гумилева. Г. В. Адамович вспоминал, что Ахматова про одного смельчака, который при первой встрече с ней признался ей в любви, сказала: «Странно, он не упомянул о пирамидах! Обыкновенно в таких случаях говорят, что мы, мол, с вами встречались еще у пирамид, при Рамзесе Втором — неужели не помните?» (Адамович Г. В. Мои встречи с Анной Ахматовой // Об Анне Ахматовой: Стихи. Эссе. Воспоминания. Письма. Л., 1990. С. 93). Могли быть и более непосредственные бытовые причины для шутливой ассоциации женского прототипа гумилевской пьесы с Египтом. Сама Ахматова вспоминает: «В 1911 году я приехала в Слепнево прямо из Парижа, <...> а земский начальник Иван Яковлевич Дерин — <...> когда оказался моим соседом за обедом и умирал от смущенья, не нашел ничего лучшего, чем
