Волшебный дар - Джейн Кренц

Уитби поднял глаза от горшка с овсянкой, которую как раз помешивал. Даже в фартуке, с кухонным полотенцем через плечо, он ухитрялся выглядеть настоящим денди. Тобиас невольно ощутил некоторую зависть. Кроме того, он отвесил Лавинии поклон, который сделал бы честь даже Красавчику Браммелу.

— Доброе утро, мадам, — приветствовал он и, выпрямившись, добавил:

— Сэр.

— Уитби, как ваш пациент сегодня? — осведомился Тобиас.

— Думаю, обеими ногами стоит на дороге к выздоровлению, хотя, несомненно, будет некоторое время страдать головными болями.

Уитби отставил горшок, вытер руки о полотенце и повел гостей в спальню.

— Но предупреждаю, он не слишком ясно помнит все, что с ним случилось. Боюсь, после такого удара по голове это вполне естественно.

Тредлоу, одетый в старую, пожелтевшую от бесчисленных стирок ночную рубашку, распростерся на кровати. Лица почти не было видно из-под широкого белого бинта. Завидев вновь прибывших, он отставил в сторону чашку с шоколадом и уставился на Лавинию сквозь очки.

— Как поживаете после вчерашнего, миссис Лейк? Уитби рассказал мне о ваших неприятностях.

— Вы пострадали куда больше, — вздохнула Лавиния, подходя к кровати. — Как ваша голова?

— Ноет, но меня заверили в полном выздоровлении. Мистер Марч, с вашей стороны было крайне любезно одолжить мне на ночь своего камердинера.

— Был рад помочь, — откликнулся Тобиас с порога. — Однако он утверждает, что вы почти ничего не запомнили. Означает ли это, что вы не можете дать описание преступника?

— Да я, кажется, и не видел его, — объяснил Тредлоу. — Припоминаю, как, послав записку миссис Лейк, я покинул лавку и отправился в кофейню поужинать, в расчете вернуться до ее прихода. Скорее всего я оставил дверь открытой.

— Неизвестный, должно быть, посчитал, что вы ушли совсем, вломился в лавку и был все еще там, когда вы снова появились, — заметил Тобиас.

— Я вроде бы услышал шум в задней комнате, — пробормотал антиквар, — и пошел посмотреть, в чем дело. А очнулся в постели и увидел стоявшего надо мной Уитби.

Лавиния задумчиво прикусила губу.

— Знаете, это даже к лучшему, что вы не пришли в себя в саркофаге. Представить не могу ничего страшнее, чем открыть глаза и понять, что лежишь в гробу.

— Да, ощущение малоприятное, — с готовностью согласился Тредлоу.

— Вы не можете сказать, по какому поводу послали мне записку с приглашением прийти? — осведомилась Лавиния. Тредлоу сокрушенно вздохнул:

— Собирался уведомить вас, что слышал, будто за последние два дня кто-то обшарил лавки двух моих конкурентов. Говорят, что этот кто-то ищет Голубую Медузу.

Лавиния переглянулась с Тобиасом и вновь обратилась к Тредлоу:

— Может, они видели или слышали что-то, что помогло бы нам опознать преступника?

— Об этом мне ничего не известно, — покачал головой антиквар.

Глава 23

Гипнотизер сам открыл дверь и не выказал особенной радости при виде Тобиаса.

— Марч? Вот это сюрприз. Что вы здесь делаете? — проворчал он, пристально всматриваясь в лицо гостя. — Какие-нибудь новости насчет убийства?

— Я хотел поговорить с вами.

Тобиас шагнул вперед, не оставляя Хадсону иного выбора, кроме как посторониться.

— Не возражаете, если я войду?

— Но ведь вы уже вошли, — негостеприимно ответствовал хозяин. — Прошу.

Он запер дверь и повел Тобиаса в конец короткого коридора. По пути тот разглядывал обстановку. Дверь гостиной была распахнута. Он заметил, что внутри совсем темно: шторы на окнах спущены. Да и мебели почти не было: стол и единственный стул. Очевидно, Хадсоны не позаботились обставить снятый дом. Либо Селесту убили, прежде чем она выбрала обивку и мебель, либо Хадсоны вообще не намеревались долго оставаться в Лондоне.

Хадсон остановился перед маленьким, почти голым кабинетом.

— Садитесь, если хотите. Я бы предложил вам чаю, но экономка взяла выходной.

Тобиас, проигнорировав приглашение, встал у окна, спиной к затянутому тучами небу, и наскоро осмотрел комнату. На полках стояло всего несколько книг, причем, похоже, очень старых. Кожаные переплеты истерлись и потрескались. На стенах ни картин, ни рисунков. На письменном столе ни одной личной вещи.

— Можно предположить, что вы собираетесь вскоре покинуть Лондон? — осведомился он. Если Хадсону и не понравился вопрос, он ничем этого не показал и, случайно или нарочно, поспешил зайти в тот угол, где стоял стол, — единственное место, куда не падал свет из окна.

— Вы обратили внимание на отсутствие мебели, — кивнул он, небрежным жестом вынимая из кармана часы. Золотые брелоки заплясали. — Дом взят в аренду. Мы с Селестой даже не успели как следует разложить вещи, не говоря уже о покупке диванов, столов и гардин. А потом ее убили, и я, естественно, потерял всякий интерес к подобного рода вещам.

— Естественно.

— Могу я спросить, что все это значит, Марч? — чуть нараспев спросил Хадсон. Цепочка с брелоками продолжала раскачиваться. — Вы, разумеется, явились не для того, чтобы обсуждать интерьер моего дома.

— И тут вы правы. Я хотел потолковать о Ганнинге и Нортхемптоне.

Брелоки едва слышно зазвенели, но лицо Хадсона не выразило ничего, кроме вежливого недоумения. И глаз он не отвел.

— А при чем тут они?

Брелоки продолжали ритмично описывать крохотные дуги.

— Насколько я знаю, они были вашими пациентами в Бате.

— Да. Ганнинг страдал бессонницей. У Нортхемптона были проблемы в постели с женщинами.

Голос Говарда стал еще более звучным. Колебания брелоков все убыстрялись.

— Довольно обычные жалобы для людей их возраста. Не пойму, при чем тут эти люди.

Тобиас посчитал, что мерные движения брелоков становятся все более раздражающими.

— Оба они стали жертвами вора, и лишились фамильных ценностей, после того как лечились у вас, — пояснил он.

— Не понимаю. Не хотите же вы сказать, что моя Селеста имеет отношение к их несчастью? Да как вы смеете, сэр?!

Однако в голосе Говарда не прозвучало ни возмущения, ни негодования. Он, скорее, стал громче и отчетливее.

— Говорю вам, она была прелестной, импульсивной женщиной, но ни в коем случае не воровкой.

— Возможно. А возможно, и нет. Сейчас это не имеет значения.

— Прелестная, импульсивная женщина, — мягко повторил Говард. Сверкающие брелоки раскачивались, подобно маятникам. — Но не воровка. Глаза ее блестели ярче золота. Такие же золотистые, как отсветы от этих маленьких шариков, свисающих с моих часов. Глядите на шарики, Марч. Золотистые, яркие, чудесные. Так легко смотреть на них. Так трудно отвернуться.

— Приберегите вашу энергию для дураков, Хадсон, — сухо усмехнулся Тобиас. — Тех, кого вы вводите в транс. Со мной это не пройдет.