Ересь - С. Пэррис

— Вы ходите на мессу? На исповедь?

— Это допрос? Вы — отец инквизитор?

Он молча продолжал гипнотизировать меня взглядом, лишь уголок рта кривился в презрительной усмешке.

Я вздохнул и ответил:

— Да, я хожу к мессе.

— Однако сюда вы приехали с сэром Филипом Сидни, любимчиком этого ублюдка Елизаветы, известного своей борьбой с католиками.

— А также вместе с пфальцграфом Ласким. Его религия тоже вызывает у вас сомнения?

— Лаский — вельможа, — нетерпеливо отмел мое возражение Дженкс. — А вы — беглый монах, безработный философ, хотя, судя по этому кошельку, плату вы получаете неплохую. В городе поговаривают о ваших денежках. — Взгляд его вновь уставился на мой пояс. — Как вы оказались в компании Сидни?

— Я познакомился с ним в Падуе. Он тоже поэт. Вы, кажется, пытаетесь в чем-то обвинить меня, Дженкс?

Мне уже надоела эта игра, но я продолжал ее, лишь надеясь, что Дженксу известна судьба книг, собранных деканом Флемингом, и он поможет мне найти пропавшее сокровище — герметическое сочинение на греческом языке.

— Ни в чем я вас не обвиняю, — ответил он, успокоительно похлопывая меня по плечу. Манеры его вдруг резко изменились. — Я думал, вы лучше других понимаете, как важно знать, с кем имеешь дело, прежде чем откровенничать. Не так часто в «Колесо Катерины» забредают чужаки, а уж тем более такие, которые путешествуют в свите высокопоставленного гостя да еще скрывают свое подлинное имя. Понятно, что мы заинтересовались. Вот почему я еще раз спрашиваю: что привело вас сюда?

Я все еще колебался. С одной стороны, если бы удалось убедить Дженкса в моей искренности, с его помощью я, возможно, сумел бы проникнуть в католическое подполье Оксфорда, а его связи с семинариями на континенте и засылаемыми в Англию миссионерами Уолсингем оценил бы дороже золота. Но, с другой стороны, если бы Дженкс заподозрил во мне соглядатая, он бы избавился от меня без ухищрений, на какие пускался убийца в колледже Линкольна.

— Мне сообщили, что там встречаются… единомышленники, — осторожно ответил я.

Дженкс поощрительно кивнул.

— Кто сообщил?

— Мой осведомитель.

— В Лондоне или в Оксфорде? Или еще прежде, за границей?

— В Оксфорде, — уже не колеблясь, ответил я.

— Его имя? Или ее?

— Предпочитаю не называть его.

— Как же проверить, что вы не лжете, Бруно? — Его лицо вплотную приблизилось к моему, шрамы от оспы проступили, как под увеличительным стеклом.

— Он сдружился с молодым Алленом, сегодня утром их видели вдвоем в «Цветке лилии», как я вам говорил, — вставил Бернард, не покидая своего места.

Дженкс прищурился, оценивая информацию.

— Значит, Томас Аллен доверяет вам, так? Боюсь, из-за него у вас сложится превратное впечатление о нашей маленькой дружной компании. Так это он навел вас, Бруно?

Понимая, что, если они заподозрят Томаса, парню будет грозить серьезная опасность, я решил избавить его от подозрений, хотя понимал, что мои слова могут быть опасны и для меня самого.

— Не Томас посоветовал мне наведаться в «Колесо Катерины», — сказал я. — Это был Роджер Мерсер.

Дженкс нахмурился, выпустил мое плечо. Похоже, мне удалось-таки запутать его.

— Мерсер?

— Я видел, как они беседовали с Мерсером во дворе накануне убийства Роджера, — подтвердил Бернард. — Я следил за ними из окна.

— С какой стати вы с ним заговорили о «Колесе Катерины»? — Палец Дженкса почти уперся мне в лицо.

Прежде чем ответить, я осторожно отвел этот палец от моих глаз.

— Я спросил у него, есть ли в Оксфорде место, где я могу послушать мессу.

— Взяли и спросили? И он вот так запросто направил вас в «Колесо Катерины»? — Видно было, что его раздирают сомнения, и от этого он злился.

— Он сказал, что там я найду друзей, но рекомендовал соблюдать осторожность, — добавил я.

— Осторожность! Как будто для него это слово хоть что-то значило! Проклятый глупец! Его длинный язык погубил бы вскоре всех нас. Разболтать тайну чужаку! Поверить не могу! — Дженкс помолчал. — Разумеется, я был огорчен его страшной гибелью…

— Теперь это уже не имеет значения, — успокоил товарища Бернард, присовокупив благочестиво: — Упокой Господь его душу.

Дженкс еще раз окинул меня пристальным взглядом и решил поверить.

— Что ж, доктор Бруно, пусть хоть в чем-то бедняга Мерсер будет прав. Вы здесь действительно среди друзей. Приходите сегодня после полуночи. Войдите в таверну через заднюю дверь во дворе, не с улицы. Хамфри будет там, скажете пароль, и он вас пропустит. Наденьте плащ с капюшоном, закройте лицо. Главное, убедитесь, что никто за вами не следит.

— Разве у ворот Оксфорда ночью нет стражи? Меня же спросят, куда я иду в такой час.

— Дадите грош, и всем будет плевать, куда и зачем вы идете! — Опять этот выразительный взгляд на мой злосчастный кошелек. — Хотя разгуливать в темноте при деньгах опасно. У вас есть оружие?

Я ответил, что оружия с собой не ношу. Дженкс взял с верстака тот самый серебряный ножик и вручил его мне.

— Одолжу вам на сегодня. Хоть маленький, а острый. Если на вас нападут, пригодится. Все лучше, чем ничего.

— Спасибо, но зачем мне сегодня кошелек?

— Нет-нет, кошелек приносите непременно. — Дженкс вдруг сделался озабоченным, однако, заметив на лице у меня сомнение, с хитрой улыбкой сказал: — Я же не раздаю книги даром, мастер Бруно, даже братьям католикам.

Сердце у меня забилось.

— Книги?

— Ведь вас интересуют книги, не так ли? И даже вполне конкретная книга, та, которую декан Флеминг привез из Флоренции примерно сто лет тому назад. Он завещал ее колледжу Линкольна, а наш друг Бернард вынужден был изъять ее из библиотеки во время большой чистки шестьдесят девятого года. Все правильно?

— Эта книга у вас? — прошептал я, чувствуя, как пресекается дыхание.

Он отвечал все той же, сводившей меня с ума усмешкой.

— Не здесь, нет. Но я держал эту книгу в руках и могу подсказать вам, где ее найти. Полагаю, мы сумеем договориться, доктор Бруно. Главное, не забудьте кошелек.

— А вы говорили, книги не существует! — с торжеством обернулся я к Бернарду.

— Говорил перед глупцами за столом у ректора, — отмахнулся он. — Слишком много возникло бы вопросов. Андерхилл — марионетка канцлера и Тайного совета, он и понятия не имеет о ценности таких книг. Дай ему волю, он бы чистил библиотеку до тех пор, пока там осталась бы только Епископальная Библия да сочинения мастера Фокса.

Он чуть было не плюнул на пол в негодовании, однако вспомнил о приличиях и сдержался. Кстати, подумал я, кого имел в виду Дженкс, когда говорил, что язык Мерсера чуть было не сгубил «их всех»?

— Не смеем больше задерживать вас, доктор Бруно, — произнес Дженкс, возвращаясь в помещение магазина и позвякивая ключами. — Попытайтесь нагнать вашего друга Флорио. Но, само собой разумеется, о нашем разговоре ни слова. Только я могу подсказать вам, кому в этом городе можно доверять в таких вопросах. Вы же понимаете, насколько это опасно, не правда ли?

Я кивнул. Хозяин отпер дверь, и я с облегчением увидел, что дождь стихает. Когда я обернулся, он так и стоял в дверях, сложив руки на груди, и вид у него был довольный.

— А что же книга?

— Я расскажу вам все об этой книге при следующей встрече.

— Вы кое-что забыли, — тихо напомнил я. — Пароль.

Остренькое личико Дженкса растянулось в усмешке.

— Да ведь вы его уже знаете, доктор Бруно, — шепнул он. — Ora pro nobis.

Глава 15

Пронизывающий ветер рвал в клочья темные грозовые тучи и гнал их по небу. Дождь наконец прекратился вовсе. По грязным улицам я шлепал обратно в Линкольн, даже не замечая, как липнет к телу промокшая одежда. Голова кругом шла от мыслей.

Когда я проходил под башенной аркой, раздался унылый колокольный звон, призывавший к вечерне. Но этот тоскливый звук вовсе не соответствовал тому зрелищу, что предстало передо мной, едва я ступил на квадратный двор. Студенты и члены колледжа столпились у входа на лестницу, которая вела в библиотеку и часовню, кое-кто поглядывал вверх, на освещенные окна. Все были явно чем-то напуганы и помалкивали; если и обменивались двумя-тремя словами, то шепотом; большинство как-то оцепенело смотрели друг на друга. Я направился к ближайшей группе студентов, чтобы выяснить, что происходит, но тут Ричард Годвин протолкался ко мне через толпу.

— Доктор Бруно, ректор вас спрашивал, — тихо сообщил он мне. — Идемте.

Он подхватил меня под локоть и повлек ко входу в библиотеку и часовню. Там, у лестницы, стоял уже знакомый мне мужик из кухни — тот самый, которого приставили сторожить вход в комнату Ковердейла. Годвин подвел меня к часовне, тихонько постучал в дверь. Дверь немедленно отворилась; Слайхерст, нахмурившись, уставился на меня, однако отступил в сторону и дал мне войти. Запах крови сразу же ударил в нос. Ректор Андерхилл поднялся с деревянной скамьи у двери и обеими руками вцепился в меня, с надеждой заглядывая мне в глаза. Щеки его ввалились, глаза покраснели.