«Путешествие на Запад» китайской женщины, или Феминизм в Китае - Эльвира Андреевна Синецкая

юге страны) был «мужским миром», ныне «женщины-солдаты наравне с мужчинами… исполняют славную миссию охраны и строительства архипелага” среди этих женщин 20 искусных стрелков и около 10 победителей спортивных турниров»[713].

Что касается сельской местности, то, вообще-то, и по настоящее время общий разрыв между городом и деревней настолько велик (а, представляется, он не сокращается, а скорее увеличивается), что применительно к нему некоторые китайские учёные стали использовать известную формулу «одна страна 一 две системы» (ранее используемую в международных вопросах)[714]. Статус женщины в сельской местности и в первой половине XX века был отличен от городского: в силу экономического положения бедноты женщины получали право голоса – и даже решающего – у себя в семье. В период возникновения крестьянского движения женщины во многих местах создавали сельские союзы женщин, и «власть мужа расшатывалась с каждым днём, то есть оказывались поколебленными и сама феодально-патриархальная идеология, и присущие ей порядки»[715]. И тем не менее сама система взаимоотношений в семье, между мужем и женой, между домочадцами сохраняла элементы традиционализма. (И в первой половине XX века в деревне «китайской компартии пришлось провести большую работу, чтобы побороть средневековую точку зрения на женщину как на низшее существо. Весьма часто отмечались случаи, когда крестьяне-мужчины, становясь активными работниками крестьянских союзов, противились включению в эти союзы женщин[716]).

А посему ситуация и поныне «в деревнях – там, где проживает большинство китаянок, – весьма далека от идеальной». Есть мнения, что «традиционная культура уходит из города в деревню подальше от супермаркетов и автострад», китайская же «деревня до сих пор живёт в истории, подстраивая под традиционную систему ценностей высокие партийные указания и новшества двадцатого века». Большая семья, разрушенная городом «с его квартирными клетками и однотипными домами», всё ещё очень сильна в сельском мире. 70 % неграмотных, % занятых тяжёлым физическим трудом в сельской местности 一 женщины. «Мало в чём изменилось на селе и отношение к новорождённым девочкам – крестьянскому семейству нужны сильные мужские руки и продолжение рода, а потому на дочь традиционно смотрят, как на обузу» (этим объясняется, что в сельской местности официально дозволяется иметь второго ребёнка, если первенец – девочка). «Нередки случаи жестокого обращения с женщинами в семье. Кое-где в китайских деревнях по сей день не изжит дикий обычай торговли женщинами». Положение женщины изменилось, пожалуй, лишь в одну сторону: «раньше она была товаром, теперь – дефицитным товаром». В деревнях, как и в городах, женщин «катастрофически не хватает», что породило особый вид преступности: кража женщин для продажи их в жёны. (К тому же «бедному крестьянину дешевле купить жену из далёкой деревни у перекупщика, нежели тратиться на дорогостоящую свадьбу и подарки родителям невесты»). Причём в общественном мнении как самих крестьян, так и местных административных и правоохранительных органов власти такая практика достаточно часто не встречает осуждения, вследствие господства традиционных воззрений на брак и семью. Скорее можно встретить сочувствие к мужчине, чем женщине. «Мужчина имеет право и обязан оставить наследника, продолжателя рода, и общество готово простить ему небольшие нарушения законности, если он действует во имя этой великой цели»[717]. Только в период 1991–1992 годов по всей стране раскрыто более 50 тысяч дел, касающихся преступных группировок, занимающихся торговлей женщинами и детьми. Хотя имеются и случаи продажи девушек в семью мужа её родителями[718].

Не может не настораживать, что в настоящее время государство уделяет достаточное, думается, внимание определённым «вливаниям традиционализма в массы». Это неплохо подтверждается, к примеру, исследованиями «культурной роли традиционной драмы» в деревне[719]. Вослед изменениям социальной среды китайской деревни, происходящим «стремительно в последние три десятилетия» с появлением «новых форм развлечений, которые проникают даже в самые отдалённые деревни благодаря СМИ и новым информационным технологиям», «государство оказывает поддержку местным жанрам драмы», которые, пришедши, в сущности, из глубины веков, в современных условиях уже составляют комбинацию ритуального и развлекательного театра, «нередко становятся продуктом рыночного потребления» 一 адаптируются к новым экономическим условиям. Функционирование традиционного театра искони было средством (и весьма эффективным) донесения до масс элементов традиционной культуры. Конечно, условия существования и функционирования традиционного театра претерпевают изменения. Но в новых условиях он по-прежнему способствует «распространению общиной среди своих членов сведений (информации) о различных событиях с оценочными морально-этическими компонентами, тем самым направляя и контролируя их поведение, формулируя их мнение». Традиционная драма и ныне – «важнейшая форма досуга, часть праздничных мероприятий в сельской местности. Но, что более важно, она входит в систему ритуальной практики, сформировавшейся ещё в глубокой древности». Деревня и так рассматривается как хранилище традиции, где традиционные нормы поведения, организации повседневной жизни и морально-этические ценности сохранены наиболее полно, это – наиболее консервативная часть общества, что общеизвестно и что не устают повторять политологи, социологи и экономисты. И весьма развитая здесь самоорганизация ныне по-прежнему строится на старом, довольно часто клановом, принципе.

«Традиционное народное искусство Китая, куда входит и местный театр, считается полностью вписывающимся в базовую модель, изложенную в классических трактатах, в частности И цзине, Дао-дэ цзине. Искусство фактически материализует эти модели». А посему государство не только не запрещает народные культовые празднества, но в определённой степени стимулирует их функционирование, ибо считает, что развлекательный компонент этих мероприятий «обеспечивает эмоциональное вовлечение крестьян в ритуальную практику и укрепляет конфуцианские ценности» [720] (выделено мною. – Э.С.). Конечно, информацию о внешнем мире крестьяне получают и из телевизора и других СМИ, но информация так или иначе проходит через фильтр морально-этических установок личности ли, сообщества ли. Да, пьесы на исторические темы по-прежнему способствуют укреплению национального самосознания у зрителей. Но эти же пьесы – об отношениях в традиционном обществе – подчёркивают значимость морально-этических принципов конфуцианства, прежде всего – почитания родителей и правителей[721].

И другими средствами государство стремится возрождать и укреплять конфуцианские традиции: в воспитании молодёжи в духе национальных культурных ценностей. В стране ведётся дискуссия о необходимости внедрения в средних школах программы заучивания конфуцианских текстов. В обществе функционируют частные школы и краткосрочные курсы по изучению конфуцианства. На местах проводятся конкурсы на выдвижение самого почтительного сына или дочери[722].

Но в век информационной революции, постепенно завоёвывая сельскую аудиторию, средства массовой информации, художественная литература и фильмы показывают «роскошную» городскую жизнь и романтические отношения героев фильмов. Это способствует в новом веке широкому распространению концепции любви («в традиционной культуре массовое сознание не связывало любовь с семьёй и браком»). Новые представления о семье, об отношениях между супругами, о взаимоотношениях полов, представителей разных поколений, целях брака вступают в конфликт с