Танцы на минном поле - Владимир Свержин

Так думал старший лейтенант Ривейрас, вполуха слушая выступление Папы Римского Иоанна-Павла второго на сабантуе, посвященном католическому Рождеству. Владимир с детства любил этот праздник. С тех пор минуло много лет, поставивших под сомнение Деда Мороза и Санта Клауса. Сейчас, лежа с полузакрытыми глазами, Владимир ждал появление призрака, совсем не похожего на бородатого деда в меховой шубе с мешком подарков за плечами.

На соседней койке тихо стонал Родион Бейбутов. Большую часть времени он молчал, иногда вдруг начинал бормотать что-то себе под нос, потом бормотание переходило в стон. В палату вошла молоденькая медсестра, заступившая на вечернюю смену.

— Ну что? Как дела, болящие? — улыбнулась она Ривейрасу.

Тот приоткрыл глаза и с затаенной мукой посмотрел на девушку:

— Болеем.

— Ну, хорошо, отдыхайте, — кивнула девушка, делая пометку в тетради обхода и разворачиваясь уходить. — Процедуры через час, если вдруг понадоблюсь, — кнопка вызова возле вашей кровати.

И потянулся вечер, тягучий, как жевательная резинка, потому что, как тут заснешь, когда энергии в тебе хоть отбавляй, а целый день ты провалялся на больничной койке, изображая больного.

Понять, который час было сложно. Давно стихли голоса в коридоре, притомился нести пасторское слово в массы его святейшество Иоанн Павел II. Из маленького динамика радиоприемника что-то негромко мурлыкала радиостанция, передающая музыку для тех, кому не спится, когда дверь палаты тихо отворилась и в нее, подобно самому настоящему призраку, тихо вошел некто, весь облаченный в белое: белый халат, белая шапочка, белая маска-намордник. Ни дать, ни взять, приведение замка Склиф. Чуть осмотревшись в темной палате, неизвестный прикрыл за собой дверь, и достал из кармана халата маленький фонарик. Тихо щелкнул выключатель, незванный пришелец обвел лучиком палату, словно выискивая опасность, притаившуюся за шторой или под больничной койкой. Убедившись, что ничего, крупнее испуганного внезапным светом таракана, ему не угрожает, он подошел сначала к койке Ривейраса, постоял над ней, вслушиваясь в мерное дыхание Владимира, и, удостоверившись в полной индифферентности одного спящего, повернулся лицом к другому. Постояв немного над ним, он вытащил из кармана шприц и, положив фонарик на тумбочку, приготовился к инъекции…

Больничное одеяло, взвившись, словно плащ тореро, опустилось на голову самозванного лекаря. Сомнений в том, что медик — самозванный, не было ни на грош. Медбрат, пришедший провести внезапно назначенные процедуры, не постеснялся бы включить свет и, уж тем более, не стал бы подсвечивать объект диверсионным фонариком. Как когда-то, в годы срочной службы, когда по команде: “Рота, подъем!”, одеяло должно было вылететь на быльца кровати еще до того, как отзвучали слова команды, а боец уже должен стоять на земле, готовый к боевым действиям, Владимир стартовал, надеясь подобным маневром ошеломить своего противника. Но не тут-то было. Стоило одеялу коснуться головы призрака, как он, резко скручиваясь, осел вниз и влево, стараясь освободиться от неожиданного плена. Ривейрас попытался кольцом охватить шею противника, но лишь скользнул по его плечу, рефлекторно удерживая скомканное одеяло.

И тут же ногу Ривейраса пронзила острая боль. Он взвыл и рухнул на пол. Стараясь оторваться от напавшего на него пациента интенсивной терапии, “медбрат” попытался ткнуть нападающего пяткой в колено, но в суматохе не попал. Точнее, попал, но немного ниже, туда, куда неделей раньше ударила автоматная пуля. В ту секунду, когда радужные спирали, как ярмарочные карусели, кружились перед глазами Ривейраса, неизвестный поспешил ретироваться, предпочитая, видимо, гарантированное сохранение головы сомнительному исходу схватки с неожиданным противником. Выхватывая из кобуры скрытого ношения пистолет, Владимир, ковыляя, выскочил в коридор. Там было пусто. И только со стороны распахнутой двери пожарного выхода тянуло холодом.

“Блин-н!” — выругался Ривейрас и, придерживаясь рукой за стену, двинулся вслед убегающему. Когда Ривейрас добрался до пожарной лестницы, внизу хищно взрыкнул мотор, хороня последнюю надежду настичь ночного визитера. Ривейрас еще раз выругался и постоял несколько минут, дыша холодным ночным воздухом. Развернувшись, он зашкандыбал по коридору. Вахта дежурной медсестры была пуста. Владимир прислушался: из-за дверей манипуляционной доносилось сдавленное мычание. Он покрутил ручку двери, замок был заперт. Конечно, препятствие это было весьма условное. Его можно было выбить хорошим ударом кулака, отдавить язычок замка металлической пластинкой, той самой: “Откройте рот, скажите а-а-а”, можно было просто навалиться плечом на дверь с размаху, вкладывая в это движение весь свой полутяжелый вес. Что, собственно говоря, и сделал Ривейрас. Первый натиск дверь, жалобно затрещав, выдержала, но после второго сдалась, оставив сиротливо висеть закрытый замок с вырванными из гнезд шурупами. На стуле рядом с белым тонконогим столом, ошеломленно хлопая глазами, сидела давешняя медсестра, намертво приклеенная лейкопластырем к стулу, словно мумия жены фараона в ожидании вызова к солнцеликому супругу. Ривейрас поискал глазами конец лейкопластыря и, не особо церемонясь, отодрал кусок, закрывающий рот.

— Милиция! — Прохрипела медсестра, все еще находясь в состоянии постшокового бреда.

— При чем тут милиция?! — Досадливо поморщился Владимир. — Контрразведка! Не шуми, сейчас я тебя размотаю.

Приведя подобным образом медсестру в некое подобие чувства, он размотал ей руки, предоставляя возможность самой довершить процесс освобождения.

— Где телефон? — Рыкнул он, понимая, что лучше всего девушка сейчас воспринимает короткие команды.

— На вахте, — пролепетала сестричка.

— Там трубка срезана. Еще где?

— В кабинете главврача.

— Отлично, — кивнул Ривейрас. — Ключи!

— У него, — пискнула девица.

Владимир не стал допытываться, кого, собственно говоря, имеет в виду собеседница: врача, или же позднего посетителя, и отправился искать работающий телефон.

Войтовский и Полковников появились в больнице минут через двадцать — двадцать пять, возбужденные, будто весь путь от дома до больницы проделали бегом, когда нахмуренный, раздосадованный собственной неудачей Ривейрас записывал на первом подвернувшемся листе горестную повесть дежурной медсестры.

— …Я прилегла вздремнуть… знаете, так, вполглаза… Это было где-то часа в два ночи. Все было тихо. Потом я услышала в коридоре шаги. Я сначала подумала, что, может быть, кто-то из больных встал. Выскочила в коридор. Смотрю, этот идет. Ну, я сначала не поняла. Думала, может кто из практикантов. Спросила, что ему здесь надо? А он спокойно так подошел, как ни в чем не бывало, и кулаком меня прямо в висок, шварк! У меня искры из глаз, в голове звон. Ну, а этот меня в манипуляцию затащил. Я, было, подумала, что это маньяк какой-то, когда он меня к стулу начал приматывать. Я сижу, не дышу. Как говорится, ни жива, ни мертва, а он меня лейкопластырем примотал, вышел и дверь запер. Потом я услышала, как он убегал, а этот товарищ, — она обвела взглядом всех присутствующих и кивнула на Ривейраса, — вроде бы, его догонял. Вот я и начала как-то пытаться шуметь, чтобы меня освободили.

— Хорошо, — задумчиво кивнул Полковников, глядя на перепуганную сестру. — Лица нападавшего вы, конечно, не запомнили?

— Он был в медицинской маске и шапочке, — словно оправдываясь, начала она. — Я видела только лоб и глаза.

— Ладно, описывайте то, что видели, — Полковников взял на себя роль следователя.

— Глаза у него такие серые, холодные, довольно широко посаженные. Брови прямые, — медсестра на некоторое время задумалась. — Ну, что еще… Лоб высокий. Да так, вроде, и все…

— Рост не приметили?

— Ну, где-то, вот с него, — она указала рукой на Ривейраса.

— Понятно, выше среднего, — прокомментировал Алексей. — Еще что-нибудь можете вспомнить?

Медсестра задумалась.

— А, вот еще! Он меня, когда к стулу примотал, по щеке похлопал и сказал с такой издевкой: “Буэнос ночес, крошка!

— Так прямо и сказал? — Полковников посмотрел на Войтовского. — Да, вроде, — пожала плечами девушка.

— Скорее всего, наш, — усмехнулся Войтовский. — Вот ведь какое кино получается. М-да… Ладно, вы тут разбирайтесь, а я отвезу шприц в лабораторию. Посмотрим, чем наш старый знакомый собирался Бейбутова потчевать.

— Захвати с собой лейкопластырь. Глядишь, еще и пальчики всплывут. — Напутствовал его Полковников.

— Простите, сестричка, вас как зовут? — Подсаживаясь к столу, спросил Алексей, когда Войтовский вышел из кабинета главврача.

— Алена, — вздохнула девушка.

— Алена, — медленно повторил Алексей, словно пробуя на вкус каждый звук. — Красивое имя. Вот что, Алена, принесите-ка нам историю болезни Родиона Бейбутова. Посмотрим, что там у него значится в графе: “ближайшие родственники”.