Черный лебедь. Романы - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго сидел он, размышляя над неисповедимыми дорогами Судьбы, ибо теперь он был твердо уверен, что именно Судьба послала ему этот шанс в тот миг, когда, казалось, удача совсем отвернулась от Криспина.
В памяти всплыла сцена их встречи во дворе замка Перт месяц назад. Что-то в поведении юноши, в его манере держаться привлекло внимание Криспина. Он оглядел его, а затем подошел и напрямую спросил, как его зовут и с какой целью он сюда прибыл. Тот вежливо ответил, что его зовут Кеннет Стюарт из Бейлиночи, и что он прибыл с намерением предложить свой меч королю. Еще больше проникнувшись к юноше какой-то таинственной симпатией, Криспин предложил ему службу под своим началом, Мысль о том, почему он принял такое горячее участие в судьбе юноши, которого раньше и в глаза не видел, впоследствии часто занимала Криспина. И только теперь он был уверен, что нашел разумное объяснение. Это было предопределено свыше!
Этого мальчика ему послало небо, чтобы вознаградить наконец за все страдания и несправедливости, которые он перенес; оно послало ему ключ, с помощью которого он в случае нужды мог открыть ворота замка Марлей.
Длинными шагами он мерил комнату, вновь и вновь возвращаясь к этой мысли. Когда он наконец лег в постель, уже рассвело, но он еще долго лежал с открытыми глазами, думая о необходимости смягчить свое отношение к мальчику с тем, чтобы завоевать его расположение, которое скоро может ему понадобиться. Солнце стояло высоко, когда он наконец забылся беспокойным сном.
Позже, возвращая Кеннету его бумаги и объясняя, для каких целей он употребил его плащ, Криспин воздержался от вопросов о Грегори Ашберне. Его сдержанный тон удивил Кеннета, который объяснил перемену в поведении Геллиарда единственно желанием заставить его держать язык за зубами относительно бегства Хогана. Однако, что касалось данного вопроса, то Криспин спокойно и вежливо указал ему, что ставя в известность о случившемся королевских стражников, Кеннет сам попадает в исключительно сложное положение. Частично из страха, частично поверив доводам Криспина, юноша решил умолчать об этом происшествии.
Впоследствии ему не пришлось жалеть об этом, потому что на протяжении всего изнурительного похода его грубый спутник резко изменился, став более мягким и добродушным. Он превратился совсем в другого человека. Его грубая манера разговаривать, перемежая речь крепкими ругательствами, исчезла, он меньше пил, играл и буйствовал, чем в прежние времена в Пенрите. Вместо этого он стал спокойным и задумчивым, как ярый пуританин.
Кеннет начал находить его компанию вполне приемлемой, принимая Криспина за кающегося грешника, осознавшего наконец всю глубину своих заблуждений. Так - продолжалось до 23 августа, когда они торжественно вступили в город Ворчестер.
4. ПОД ВЫВЕСКОЙ «МИТРА»
В течение недели после прибытия короля в Ворчестер отношения между Криспином и Кеннетом заметно улучшились. К несчастью, это произошло накануне драки, которая с новой силой всколыхнула ту ненависть, которую юноша питал к сэру Криспину и которую почти преодолел за последнее время.
Поводом к этому послужило одно событие, которое произошло в кабачке «Митра» на Хай Стрит.
Однажды в общей зале кабачка собралась довольно веселая компания кирасиров. Молоденькие корнеты из «Лесли Скотиш Хорс», которые ни в грош не ставили ни «Солемн Лиг», ни Ковенант, сидели плечом к плечу с прославленными кавалерами из отряда лорда Талбота. Молодые, веселые шотландцы из «Питтискоти Хайлэндерз», позабыв наставления своих святых отцов о трезвости, теснились рядом с распутными повесами из бригады Дэлзелла и пили за здоровье короля и гибель «корноухих» крепкое канарское и мартовский эль.
Настроение было веселое, и в комнате звучал смех. За одним из столов сидел джентльмен по имени Фаверсхем, который вернулся прошлой ночью после неудачной вылазки, целью которой было пленение Кромвеля, и которая из-за предательства – когда только Стюарта не предавали и не продавали? - провалилась. В этот момент он делился с окружившей его группой слушателей деталями поражения.
- Клянусь жизнью, господа, если бы не этот рыкающий пес сэр Криспин Геллиард, весь Мидлтонский полк был бы изрублен на куски. Мы стояли на Красном холме, подобно рыбе, угодившей в сеть, а со всех сторон как из-под земли вырастали отряды Лилбурна, окружая нас, чтобы уничтожить одним ударом. На нас двигалась живая стена стали, и в каждой руке был призыв сдаваться. Мое сердце дрогнуло, как дрогнули сердца многих из нас, и я уверен, что еще немного, и мы бы побросали на землю свое оружие, так мы были напуганы движущейся на нас армией. И тут внезапно, перекрывая лязганье стали и вопли пуритан, послышался громкий чистый голос: «Вперед, Кавалеры!» Я обернулся и увидел этого безумца Геллиарда, который размахивал мечом, собирая вокруг себя солдат, воодушевляя их силой своей воли, мужества и голоса. Его вид взбудоражил нашу кровь, как глоток хорошего вина. «За мной, джентльмены! Бей их!» - пророкотал он. И затем, вознося молитвы к небесам, он обрушился со своим отрядом на пиконосцев. Его удар был неотразим, и над шумом битвы вновь зазвучал его голос: «Вперед, Кавалеры! Руби их к чертям!» «Корноухие» попятились, и как река, прорвавшая запруду, мы хлынули сквозь их ряды и двинулись обратно в Ворчестер.
Его рассказ был встречен криками одобрения и тостами во славу Рыцаря Таверны.
Между тем, за соседним столом полдюжины весельчаков осыпали насмешками молодого человека с бледным лицом, который явно оказался здесь случайно и не к месту.
Поводом для насмешек послужило письмо, написанное женским почерком, которое Кеннет случайно обронил и которое поднял и вернул ему Тайлер. Шутки сыпались как из ведра, пока шутники в своем усердии не преступили грань приличий. Кипя от ярости и не в силах сдерживать себя более, Кеннет вскочил на ноги.
- Черт меня побери! - вскричал он, ударяя кулаком по столу. - Еще одна шутка, и тот, кто ее вымолвит, ответит мне за оскорбление!
Внезапный порыв и неподдельная ярость, прозвучавшая в его голосе и жестах - ярость, столь комично гармонирующая с его щуплой фигурой и строгим костюмом - на мгновение повергла всю компанию в молчаливое изумление. Затем грянул высокий голос Тайлера. Он держался за бока от смеха, и по его щекам катились две крупные слезы.
- Ай-я-яй, мастер Стюарт! - проговорил он, - Что бы сказал преподобный отец, глядя на вашу воинственность и слушая столь богохульные речи?
- Я знаю, что может ответить джентльмен пьяному трусу! - последовал необдуманный ответ. - Я повторяю - трусу! - добавил он, обводя компанию взглядом.